Если в итоге с поваром ничего не случилось, то что бы там ни писала Лана, все ее разоблачения выеденного яйца не стоят.
Однако ведь кто-то же убил ее. Кто? Что двигало этим человеком? И есть ли здесь связь со статьей?
Я уже начинала сомневаться. Неужели Киря окажется прав? Но, с другой стороны, всегда, когда я в очередной раз пыталась ответить на вопрос, стоит ли отрабатывать статью (а в связи с особенностями этого дела я пыталась ответить на него уже раз сто), где-то в глубинах моего подсознания начинал шевелиться инстинкт ищейки, который снова и снова заставлял меня идти именно в этом направлении.
Причем вся подлость заключалась в том, что, лишь только я хотела отказаться от версии со статьей, инстинкт моментально просыпался, а когда я снова возвращалась к ее разработке, он тут же вновь засыпал богатырским сном. Такое странное поведение подсознания вносило еще больше путаницы в это и без того запутанное дело.
Я очень долго коротала время, наблюдая за входом в ресторан. Уже разъехалась большая часть машин, припаркованных в одном ряду со мной, уже спустился вечер, уже стала подтягиваться к ресторану толпа завсегдатаев… А повара все не было.
И лишь когда зажглись на улицах все фонари и почти прекратилось движение, когда количество выходивших из ресторана стало заметно преобладать над количеством входивших в него, только тогда на улице перед входом в «Прагу» появился интересующий меня человек.
Как я и предполагала, он вышел с заднего хода, и сделал это настолько тихо и незаметно, что успел смешаться с небольшой группой посетителей, выходивших с главного входа. Я чуть было не пропустила его.
Поспешно выскочив из машины, я направилась за ним. На улице, несмотря на фонари, было довольно темно, и мне не приходилось соблюдать такую же осторожность, как днем.
Но повар особенно не смотрел по сторонам. По всей видимости, он устал после трудной смены и теперь спешил домой.
Я сразу отметила про себя, что он не пошел в сторону остановки общественного транспорта. Машины у него тоже, очевидно, не было, иначе она была бы припаркована на стоянке ресторана и он давно бы уже воспользовался ею. «Значит, живет недалеко», — подумала я.
Мы действительно пришли очень быстро. Пройдя всего лишь два квартала, повар свернул в какую-то подворотню, где, по всей видимости, и находился его подъезд. Я повернула вслед за ним, совсем некстати вспомнив свой визит в другую подворотню и то, как этот визит закончился. Поборов чувство страха, я двинулась за поваром и только тут поняла, в чем заключается главная слабость моей стратегии.
Конечно, мне не составило особого труда дождаться повара и проследить за ним. Но как я узнаю, в какой квартире он живет?
Поздним вечером в безлюдной подворотне, а потом и в пустом подъезде практически невозможно проследить за человеком так, чтобы он этого не заметил.
Я была в отчаянии. Сидеть в машине почти двенадцать часов, изнывать от жары и скуки, а главное, от полного бездействия, — и в результате не узнать даже номер квартиры. Нет, это было бы слишком жестоко. Судьба не может быть так несправедлива ко мне.
Осторожно продвинувшись еще на несколько шагов в глубь подворотни, я заметила, в каком подъезде скрылся повар, и попыталась хотя бы на слух определить, где хлопнет дверь.
Дома в этой части города были старые, трех— и четырехэтажные, поэтому некоторые шансы на успех у меня были. Четыре этажа — это вам не небоскреб. В ночной тишине, когда все звуки становятся слышнее, я наверняка смогла бы извлечь хоть какую-то информацию из звуков отворяющейся и потом закрываемой двери. Но на сей раз судьба, похоже, и впрямь решила смилостивиться надо мной.
Едва лишь послышались лязгающие звуки открываемого замка, которые в ночной тиши были даже более громкими, чем я ожидала, как темная подворотня тут же осветилась. Зажегся свет в окне третьего этажа, что позволило мне безошибочно определить, где располагается интересующая меня квартира, а также с удовольствием констатировать, что я не теряю формы. Ведь услышав лязганье замка, я тоже отметила для себя, что звук, скорее всего, доносится с третьего этажа.
Итак, необходимая мне информация была получена, и я могла ехать домой.
Я села в машину и с усилием надавила на газ. Мне очень хотелось отдохнуть, ведь мне пришлось просидеть в машине почти без движения полдня, а ни от чего в жизни я не уставала больше, чем от безделья.
* * *
На следующее утро около десяти часов я уже была в знакомом переулке. Я не стала мудрить с легендой и представилась не журналисткой, изучающей проблемы распределения земельных участков, а журналисткой, которая пытается уличить зарвавшегося чиновника. И если в беседе с Яковлевым я представляла поступок повара как вопиющий, то теперь, в беседе с женой повара, намеревалась представить вопиющими действия Яковлева.
На всякий случай я снова захватила с собой карточку и диктофон, а оделась весьма скромно. Джинсы мои на сей раз были без разрезов, и блузка была самая обыкновенная, рубашечного покроя.
Поднявшись на третий этаж, я нажала кнопку звонка, и почти сразу же мне открыли. Передо мной стояла средних лет женщина, с таким же изможденным лицом, как у секретарши Яковлева.
— Вам кого? — спросила женщина.
— Наверное, вас, — ответила я. — Ведь это ваш муж работает в ресторане? В ресторане «Прага»?
— А что? Что-то случилось? — встревоженно спросила женщина.
— Ну… случилось-то уже давно… Видите ли, у меня к вам довольно деликатное дело. Может быть, вы позволите мне войти, и я все объясню.
Женщина немного посторонилась, пропуская меня в квартиру, и закрыла входную дверь.
— Видите ли… э-э-э… извините, не знаю вашего имени-отчества…
— Мария Ивановна.
— Очень приятно. Меня зовут Татьяна. Так вот, видите ли, Мария Ивановна, я — журналистка, работаю в газете… пожалуйста, вот моя карточка. Сейчас я работаю над одной разоблачительной статьей, в которой раскрываются некоторые факты чиновничьего произвола. В частности, речь там пойдет о некоем Борисе Степановиче Яковлеве, который, я полагаю, вам неизвестен.
Женщина еще больше разволновалась.
— Ого! Я вижу, этот негодяй не на шутку запугал вас, — сказала я. — Но вы не должны ничего бояться. Мне стал известен случай, когда Яковлев фактически осуществил репрессии в отношении вашего мужа. Такие действия не могут остаться безнаказанными. Общественность обязательно вмешается. В сущности, основные моменты дела мне известны, но если бы вы согласились сообщить некоторые подробности, мы легко смогли бы привлечь к ответственности этого негодяя.
— Не надо! — воскликнула Мария Ивановна.
— То есть… что не надо?
— Ничего не надо! Ни к ответственности, ни прочего всего. Ничего! Достаточно мы уже хлебнули горя…
Хотя эмоциональная реакция жены повара пока еще не была мне полностью понятна, но уже было ясно, что я пришла сюда не зря и мне еще раз предстоит узнать что-то новое в том деле. Оставалось заставить женщину обо всем рассказать.
— Вы боитесь, что Яковлев будет мстить? — спросила я.
— Мстить? — переспросила жена повара. И с горькой усмешкой добавила: — Ну, что вы. Уверяю вас, он не будет мстить…
Но вместо удовольствия по этому поводу лицо женщины выразило такое горькое чувство, что я совсем запуталась.
— Но… если вы так уверены, что со стороны Яковлева вам опасаться нечего, почему же вы не хотите… рассказать все?
— Ах, милая девушка, — снова горько усмехнулась Мария Ивановна. — Рассказать все… Ну, хорошо, я расскажу вам. Только умоляю, ни единого слова никому. Особенно моему мужу. Если он узнает… Я вас просто по-человечески прошу не копаться больше в этой истории. Вы сказали, что хотите наказать Яковлева… Но уверяю вас, никого, кроме нас, вы не накажете, если захотите дать этому делу огласку. А мы и так уже…
Увидев, что я вытаскиваю диктофон, женщина снова переполошилась.
— Нет-нет, что вы! — замахала она руками. — Ни в коем случае! Если я и решаюсь рассказать это вам, то только для того, чтобы вы поняли — эта история вовсе не для посторонних ушей, и чем быстрее все забудут о ней, тем лучше. Если вы действительно хотите действовать в интересах нашей семьи, то самое лучшее, что вы можете сделать, — приложить все усилия к тому, чтобы история никогда не попала на страницы газет.
«Странно, почему она не хочет рассказать? — подумала я. — Может, действительно здесь скрывается какая-то нелицеприятная тайна. И тайна касается не Яковлева, а самого повара или его семьи? Может, Яковлев получал услуги интимного характера от жены повара? Но эта измученная женщина совсем не похожа на соблазнительницу и вряд ли могла вызвать интерес у Яковлева».
— Ну, хорошо, — сказала я, — не буду записывать ваш рассказ. Но вы уверены, что огласка вам повредит?