Ознакомительная версия.
31
Сентябрь. Самоубийца. Дима
Какая-то веревка, толстая, крученая, с петлей на конце. Дима бросил ее обратно. И снова фотографии, только на этот раз цветные. Цветные снимки покойника в петле. Дима сначала разглядывал их отстраненно, с интересом журналиста. Потом увидел знакомую балку и плитку на стене. Изнутри накатила горячая волна страха. Он понесся вниз, споткнувшись и покатившись кубарем с лестницы, влетел на кухню. Так и есть! Вот балка под потолком, плитка как за спиной мертвеца. Его снова затрясло с ног до, головы. «Неужели мне уготовано такое же будущее?» Диму накрыла настоящая паника. На вопрос «Что делать?» он ответить не мог. Снова захотелось выпить. Он обшарил кухню. Потом бар. Пустота. Вспомнил про коробочку с травой, которую выкинул на улицу. Фотография прилипла глянцем к потным ладоням. Он положил ее на стол в гостиной и встал над ней, опершись на руки и размышляя, подняться сначала на чердак и замести следы на случай приезда этой ведьмы-маньячки или сразу пойти в сад. Ада не должна знать, что ему все известно. «Редактор, блин, глянцевых изданий». Дима подумал, что ни разу еще не выходил в сад за эти дни. Часы показывали около семи. Темнеет здесь рано. Но лучше в сад успеть до темноты. Надо как-то успокоиться, а самому сделать это ему было не под силу. Он зашел за дом, и там, в густых деревьях, оказалось уже достаточно темно. Он посмотрел на окно и попытался вычислить траекторию полета коробки. Ему не давала покоя мысль, что Ада может вернуться в любой момент, и он этого не услышит. А она зайдет в дом, все увидит и потом убьет его. Она настоящая ведьма. В этом нет сомнения. Ни к кому она его фотографию не носила, приворожила сама. Крутила нитки, пропитывала кровью. Интересно чьей? Неужели своей? Страх опутывал его, как разрастающийся плющ. Завладевал мозгом все сильнее и сильнее. Надо быстрее найти травку, она поможет ему немного расслабиться. Он вспомнил, что не курил со вчерашней ночи. Ну и хорошо, а то сигарет и так мало. Ползал на коленях под деревьями, под кустами. Прошаривал каждый сантиметр, прощупывал ладонями высокую траву. Стремительно темнело. В голове крутилась одна мысль: «Ну давай же, давай же, находись». Так было легче не думать о том парне на фотографии, не создавать в своем воображении жуткие картины, не фантазировать, зачем Ада фотографировала труп и что ждет его, Диму.
«Есть! – Он схватил коробок и вскочил, ударившись о толстую ветку дерева. – Далеко же ты залетел». Потирая голову, он заметил среди зелени фрагмент небольшой постройки голубого цвета. И решил посмотреть, что это, пока не совсем стемнело. Продрался сквозь заросли и увидел огромный старый дуб, зацепленные за его ветку и вросшие в нее ржавые цепи и изъеденную жучками и ливнями перекладину качелей, на которых каталась маленькая Ада на фотографии. Рядом стояла голубая беседка, краска на ней сильно облупилась. Сначала Дима заглянул в небольшие продолговатые оконца, такие грязные, что ничего сквозь них не было видно. Дверь оказалась закрыта на палочку, вставленную в петли вместо замка. Он выдернул ее. Внутри был садовый инвентарь. Лопаты, грабли. Задвинул палочку обратно и пошел к дому. Чем ближе он подходил, тем страшнее ему становилось. На улице уже стемнело, и вдали раздавались недружелюбные звуки ночного леса. «Интересно, я когда-нибудь обойду этот сад весь целиком? – Он прибавил шагу. – Если бы Ада приехала, в доме загорелся бы свет». Такая мысль немного его успокоила. Дима быстро захлопнул и запер за собой дверь. Включил свет. Он пробыл в саду почти два часа. Поднялся наверх за папиросной бумагой. Сделал самокрутку, стоя на балконе второго этажа, и с наслаждением затянулся. Голову повело. «Надо подумать, как себя вести дальше. Придется же объяснять как-то взломанные двери и снятую со стены картину. Но если Ада намеревается меня убить, она сделает это в любом случае, даже увидев свежесрезанные цветы у бабушкиного портрета. – Он перевернул его. – Не так ли, старая ведьма? Вы ведь с ней заодно? Две страшные суки. Вот, Дима, до чего доводит жадность и гипертрофированное честолюбие. Ты остаешься один в полнейшем дерьме и в плену у ненормальной бабы», – сказал он уже сам себе. И пошел на чердак. Нашел выключатель. Одинокая лампочка без абажура освещала только его середину, и вещи, стоявшие по стенам, напоминали сгорбленных темных карликов. Он прошел к сундукам, не глядя в сторону зеркала и патефона, сложил платья, убрал фотографии, вышел, закрутил проволоку и вернулся в спальню. «Накурюсь до потери сознания, чтобы заснуть». На всякий случай он заглянул в бутылки, но они, конечно, были пусты. После второго косяка его затошнило, лоб покрылся испариной, и Дима едва успел добежать до ванной, где его стошнило прямо в раковину. Убирать за собой сил не было. С трудом он добрался до кровати и отрубился.
Ада приехала поздно. Ее каблуки простучали по мраморному полу гостиной и затихли у стола. Дима забыл убрать свою фотографию. «Любопытный идиот. Интересно, какие выводы он сделал?» Она сняла туфли и, тихо ступая, поднялась наверх. Снятый бабушкин портрет, прислоненный к стене, и разломанный замок двери кабинета мгновенно привели ее в бешенство. Саквояж был раскрыт. Она посмотрела на Димину фотографию. «Если ты не сдохнешь здесь естественным способом, например, как Антонио, – она зло усмехнулась, – то уж повредить рассудок я тебе точно смогу». Заглянула в спальню, где стоял стойкий запах перегара и травы. Дима крепко спал в одежде, грязный, заросший и изможденный. Кругом валялись пустые бутылки, а окурки грозились вывалиться из блюдца. Она внесла в комнату бабушкин портрет и поставила его так, чтобы Дима, проснувшись, сразу увидел его. Его фотографию опять обмотала нитками и заткнула за раму картины. А рядом вставила снимок повешенного Антонио. «Вполне достаточно для первого раза. Скромненько и со вкусом. – Она удовлетворенно оглядела свою композицию. – Мальчик любит стимуляторы, этим надо воспользоваться».
Она очень устала и, выйдя из дома, доехала по шоссе до ближайшего маленького городка, чтобы переночевать там в гостинице и все обдумать.
Начало знакомства с Антонио было прекрасным. А потом он стал ей изменять, причем с какой-то шарлатанкой, приписывающей себя к их кругу. Ада сперва хотела просто отправить его куда подальше, но внутри нее клокотало уязвленное самолюбие, будто черная смола в раскаленном над огнем котле. Как этот бастард мог поступить так с Ней?! Она ничего не могла с собой поделать. Он тоже жил на ее вилле, а потом его нашли в петле. Причем нашла Ада. Когда она увидела Антонио, болтающегося на веревке, и поняла, что все это произошло из-за ее морального воздействия, по ее желанию, она осознала, какую власть может иметь над людьми, практически не напрягаясь и даже не растрачивая магические силы, и не удержалась, чтобы не оставить себе несколько фотографий. Она расценивала смерть Антонио как свой триумф и даже выпила шампанского, чокнувшись с вывернутыми губами бывшего любовника. А потом вызвала знакомых полицейских и, преисполненная особого цинизма, плача попросила их оставить ей веревку, как память о любимом. На похороны она не поехала. Зачем привлекать к себе лишнее внимание? Да и глупые кладбищенские речи и ритуалы, которые устраивают эти смешные людишки, ей неприятны. «Ведь ничего в смерти не понимают, а туда же!»
«Очень не люблю, когда меня не уважают. Антонио лишь изменил, а этот выродок позволил себе трогать бабушкин портрет, вламываться в мои комнаты, узнал мои секреты. И заслужил самое изощренное наказание. – Она ненавидела Диму и одновременно хотела завладеть им полностью, черпая из этого двоякого чувства энергию. – Что же там говорила бабушка?» – подумала, засыпая и вдыхая запах свежевыстиранного белья под пение цикад за распахнутым окном, готовая завтра продолжить свой путь.
Утром, находясь в самом благостном настроении, потому что наконец разобралась в себе и поняла – в какой-то степени благодаря русскому парню! (при этой мысли она иронично усмехнулась), – что ей на самом деле нравится эта односторонняя игра на выживание, а не тупое сношение с самцами (сколько времени потратила зря!) Ада заказала завтрак в номер и, впервые за много дней наслаждаясь кофе и круассаном с волшебным тягучим бри в бархатной корочке, позвонила по номеру, который постоянно менялся, не входил в список телефонной книжки, и его знали только посвященные, и сказала:
– Мне нужно самое лучшее, что есть.
Трубку положили, но она была уверена, что ответ не заставит себя ждать. Понежилась в ванне, долго красила лицо и поехала в Рим. Зашла в зоомагазин рядом с домом, вышла оттуда довольная, с пластиковым контейнером. Из дома позвонила тем, кому отменила встречи, и назначила их вновь. Она знала, что сможет узнать и сделать все, о чем попросят ее клиенты.
Сторона кровати, на которой спал Дима, находилась так близко к стене, что достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до стоявшего рядом портрета. Длинное темное платье сливалось с фоном картины цвета темного шоколада, и когда он проснулся, то увидел, что напротив неподвижно стоит старуха и смотрит на него неотрывно. Он даже не испугался: привык к потрясениям за последние дни, и просто подумал, что медленно сходит с ума. Но глаза все же сразу закрыл: «Если старухи в этом доме сходят с картин, то почему бы и кровати не подняться в воздух и не отнести меня в Москву. Можно и к Юле. Клянусь, я не брошу ее никогда и даже заведу с ней парочку прелестных ребятишек». Он не желал открывать глаза и все время ждал, что старуха потрясет его за плечо своей костлявой рукой и по-матерински спросит, зачем он так плохо вел себя с ее внучкой: «Она ведьма, сынок. Ты не знал, что с ней надо быть очень, очень хорошим? Нет? Ай-ай-ай, какая незадача. Но теперь уж поздно. Разве тебя не учили в школе, что надо получше узнать человека, прежде чем делать какие-то выводы». Но ничего подобного не происходило. Адина бабка к беседе его не приглашала и не заваривала заботливо чай в английском фарфоровом чайнике из семейного сервиза. Лежать с закрытыми глазами сил уже не было, и он снова увидел перед собой портрет. Липкий холодок порхнул по позвоночнику вниз. «Я же оставил его в коридоре, неужели я так накурился, что ничего не помню». Еще страшнее ему стало от двух фотографий, воткнутых за раму. «Ну этого-то я точно не делал. Что это вообще значит? Что я следующий? Кто это мог сделать?» Он быстро вскочил, голову слегка прихватило тисками после вчерашнего, но Дима не обратил внимания (это мелочь по сравнению с тем, что происходит в его жизни) и спустился вниз проверить, нет ли следов пребывания Ады. Вышел в сад, заглянул за запертые ворота – трава не примята. Невыносимо захотелось есть. Пошел на кухню. Пара йогуртов в холодильнике, кофе. Он съел все, что нашел. Подумал, что вчера, кажется, не ел вообще. А может, и ел? Ему вдруг так сильно захотелось кофе, что он ждал его приготовления с таким же чувством, как гурман ждет свою первую в сезоне устрицу. Потом покурил. В пачке оставалось всего несколько сигарет. «Интересно, когда же появится эта дура?»
Ознакомительная версия.
