Ознакомительная версия.
Маша быстро замесила тесто для блинчиков, Глаша вызвалась их печь, я смазывать маслом, а Еремы все не было. Спросить хозяйку в лоб, куда она подевала мужика, я не смогла, постеснялась. Подумает еще, что я ревную.
— А брат ваш на рыбалку с утра ушел, — сама, словно вспомнив, сказала Маша, заваривая чай. — Взял мужнины снасти, что остались, у него много, целый сарай, и ушел. Я ему показала, где речка, сапоги высокие дала, у Володьки их целых четыре пары, две остались еще от моего отца. Так что ждите, принесет вам на ушицу.
— Вообще-то нам пора в город, — проговорила я.
— Так он ушел часа в четыре!
— Постойте, Маша, но сейчас же февраль, какая рыбалка?
— У нас тут, в заливе, в камышах, в такое время мужики щуку ловят. Так-то вот.
Ерема появился к самому завтраку, в полиэтиленовом пакете у него действительно бились две небольшие щучки. Никогда я еще не видела его таким счастливым. Вот только представить себе не могла, чем вся эта любовная история может закончиться. Маша-то замужем! У нее дом, своя жизнь, какие-то обязательства перед близкими людьми.
Неужели все это останется для него лишь эпизодом, романтической и ни к чему не обязывающей встречей?
Ерема ел с аппетитом, молча, с задумчивым видом. Что происходило в его голове? Строил планы на будущее или уже переключился на наши с ним проблемы, связанные с Сережей и убийством моей родственницы мадам Коблер?
В машине я снова напомнила Глафире, что подошедший ко мне на банкете в честь первого концерта Сережи Федор Горкин, увидев меня, обратился ко мне «Мадам Соль».
— Да-да, я помню, вы рассказывали нам об этом, — произнесла Глафира. — Но это же было несколько месяцев назад, когда вы только вернулись в С., сразу после первого концерта. Этот Горкин тоже оказался в ресторане, хотя вы с Сергеем его не приглашали, я так понимаю, и он появился там как бы автоматически, как это делают завсегдатаи подобных тусовок, типа журналисты, фотографы. И что было потом?
— Он подхватил меня, весело так, как если бы мы с ним были друг с другом знакомы сто лет, и умыкнул куда-то к столику, где стоял поднос с шампанским. Он спросил меня, как я поживаю, на что я, удивленная его манерой обращения ко мне, сказала, что все в порядке. Я пыталась понять, кто это, вспомнить, ведь он же назвал меня Соль. А потом он исчез. Задал мне вопрос… Кажется, он спросил меня, не сержусь ли я на него, потом проронил что-то типа «давно бы уже пора простить, не смотри на меня букой». И вот тогда я подумала, что он меня с кем-то спутал. Больше на этом вечере я его уже не видела.
— А потом, вы же не раз бывали на каких-то мероприятиях, вечеринках, юбилеях, концертах, там, где собиралась примерно та же самая публика, вы не встречали его больше?
— Может, он и был, да только ко мне точно не подходил. Словом, я его не видела. И вдруг незадолго до того трагического вечера в ресторане «Фог», когда убили Коблер, он вдруг появился в моей галерее. Я говорила, нет? Я же открыла свою галерею на набережной! Словом, занималась своими делами, параллельно училась на искусствоведа. Этот Горкин пришел ко мне в галерею, но, к счастью, я была там не одна, мы с одной художницей как раз готовили ее выставку, и у нас было полно работы. Так вот, он подошел ко мне, сказал, что нам надо поговорить, и назначил мне встречу в ресторане. Да, что удивило меня и чему я раньше не придавала значения. Он спросил меня, что я делаю в галерее, мне что, больше заняться нечем? Все это показалось мне странным. Он разговаривал со мной так, как если бы снова принял меня за другую женщину. Он сказал, что искал меня в отеле, хотел уточнить, не изменились ли у меня планы на вечер, но не нашел, а потом случайно увидел на улице и выследил, как я зашла сюда.
— Это было рано утром? — спросила Глафира.
— Нет, в том-то и дело, что нет. Я пришла в галерею утром, как обычно, к десяти, в половине одиннадцатого приехала Соня с мужем, они привезли картины, потом, где-то около трех часов, я вспомнила, что забыла заказать в одном ресторане испанское вино для фуршета. Я вышла из галереи, дошла до ресторана «Дон Карлос», что находится буквально в двух шагах от моей работы, заказала вино, мы с хозяином обо всем договорились, и я вернулась обратно. И вот тогда-то, спустя несколько минут, в галерею и вошел Горкин.
— Значит, он не звонил вам?
— Нет.
— Стало быть, он и номера телефона вашего не знает. Получается, что он действительно спутал вас с Коблер, которая проживала в гостинице и с которой он по какой-то причине не встретился. А как вы узнали место и время встречи?
— Он сам как бы напомнил мне, что встречаемся в ресторане «Фог» в семь часов, что дело важное, надо поговорить.
Разговаривая с Глафирой, я сама себе напоминала самоубийцу, отправившегося собирать землянику на минном поле. Очень уж боялась проговориться ей, что все это время, что я общалась с Горкиным, я постоянно спрашивала себя, где же я могла видеть этого человека, откуда он и как связан с моим покойным мужем. Мне неприятно было бы говорить, хотя они с Лизой и так все понимали, что я долгое время жила среди бандитов и что людей, которые бывали в нашем доме в Лисьем Носу, было предостаточно, чтобы кого-нибудь подзабыть. Разве могла я предположить, что меня перепутали с женщиной, носящей, как и я, прозвище, кличку ли, второе ли имя, называйте как хотите, — Соль? Я была уверена, что никто меня ни с кем не перепутал, что просто у меня переклинило мозг, и я напрочь забыла этого парня. Вот поэтому я, не раздумывая, приняла решение встретиться с ним и уже спокойно обо всем переговорить. А чтобы нам никто не мешал, я сказала Сереже, что отправляюсь на встречу с художником. Я должна была все выяснить, чтобы потом рассказать Ереме. А уж он бы разобрался с этим Федором.
— Я была уверена, что это знакомый моего мужа, — сказала я и тотчас увидела в зеркале дальнего вида, как сидящий за рулем Ерема сдвинул густые брови, расстреливая меня своими сердитыми взглядами. Он переживал, что я сболтну что-нибудь лишнее. — Вот поэтому я согласилась встретиться с ним. Видно же было, что ему от меня что-то надо. А уж когда мы встретились в ресторане и он потребовал у меня за молчание пятьдесят тысяч евро, вот тогда-то мне сразу и поплохело.
— И вы сразу же связались с… — Глафира посмотрела на Ерему, — с вами, Ерема, отправили фото Федора, чтобы выяснить, не знаете ли он, кто это?
— Эта баба, Коблер, наверняка кинула его на бабки или втянула в какую-нибудь грязную историю, — пробурчал Ерема.
— Подожди, Ерема, но если он меня спутал тем вечером, приняв за Коблер, то почему же он так быстро покинул меня на вечере после концерта?
— Думаю, что когда он увидел вас после концерта, то подошел к вам сначала как к Коблер, то есть как к своей старой знакомой, а когда понял, что вы — жена пианиста Смирнова, а не супруга господина Коблера (о браке Маши Ереминой с граж-данином Франции Горкин, я думаю, не знал), то сразу понял, что ошибся, и ретировался.
— Я вот только не понимаю, этого Горкина-то убили за что? — Ерема хлопнул своими ручищами по рулю. — Что думаешь, Соль?
— Что, совсем плохи мои дела? — спросил я Лизу, когда мы остались с ней вдвоем в кабинете.
Мне, человеку, ни разу не имевшему дела с законом, вернее, с представителями правоохранительных органов, с полицией, было невозможно поверить в то, что я оказался втянутым в такое ужасное преступление. Человек, с которым я выяснял отношения, с которым ссорился на глазах у многих на банкете своего уважаемого коллеги, оказался убитым как раз в тот момент, когда мы только что расстались с ним. Получается, что, едва войдя в кабинку туалета, Федор Горкин был зарезан убийцей, поджидавшим его там. Преступник убил его так же, как совсем недавно лишил жизни красивую молодую женщину — мадам Коблер, — ударил ножом в сердце.
— Да уж, вляпались вы основательно, — кивнула Лиза, сосредоточенно думая о чем-то важном.
Я рассказал ей все, что произошло со мной с тех пор, как мы расстались. О том, как я переоделся, взял подарок и отправился в ресторан «Русь» на юбилей дирижера Щеглова.
— Я сам во всем виноват, я не должен был с ним разговаривать, я все испортил!
В который уже раз я повторил эту фразу в надежде, что Лиза хотя бы как-то успокоит меня, поддержит, мол, да ладно, чего уж там, с кем не бывает. Но она, похоже, и не собиралась этого делать, в душе, вероятно, осуждая меня за легкомыслие, за глупость, наконец!
— Вы не могли бы повторить еще раз, что он сказал вам, когда вы произнесли имя мадам Коблер?
— Да, он как будто бы разозлился, возмутился даже, воскликнул примерно так: «Коблер! Что вы все зовете ее Коблер? Вы же ничего о ней не знаете!» А после и вовсе произнес грубо: «Марго она, тварь, понятно?» И добавил: «Тоже мне — Коблер! Да дрянь она страшная, вот кто! И вообще…»
— Вот за этим его «вообще», я полагаю, и кроется основная причина, то общее, что связывало этих двух людей, — задумчиво проговорила Лиза, потирая свой гладкий бледный лоб. Русые волосы ее мягкой волной лежали на плечах. Красивая молодая женщина, подумал я, ей бы дома сидеть да детей воспитывать, кашу варить, а она разбирает чужие конфликты, занимается поисками убийц, встречается и допрашивает преступников, свидетелей, копается в грязном белье обывателей, пытается понять мотивы преступлений, совершаемых и сильными мира сего. Я слышал, что адвокат Елизавета Сергеевна Травина имеет статус едва ли не придворного юриста и спасателя. И в то же самое время оказывает совершенно безвозмездную помощь людям бедным, попавшим в сложную жизненную ситуацию. Кажется, ее муж тоже адвокат, часто бывает за границей, где у него имеются свои русскоговорящие клиенты, интересы которых он защищает здесь, в России.
Ознакомительная версия.
