Поэтому я прохожу через зал выдачи, через пятиэтажное хранилище книг и журналов и, пройдя через запасной выход, оказываюсь в саду где-то на задворках спортивной кафедры, а оттуда выбираюсь на Тагенсвай и дохожу до Ягтвай, где прыгаю в автобус, который идет во Фредериксберг, и двадцать минут спустя я уже сижу напротив Андреа Финк в ее почетной резиденции, в полной уверенности, что Лабан поймет это откровенное дезертирство.
Цена этого его понимания — подержанный велосипед «Raleigh» с сиденьем в цветочек. Когда-то я его купила на распродаже забытых вещей, которую устроила полиция.
Но чем не пожертвуешь ради личной свободы?
Когда я оказываюсь рядом с Андреа Финк, я забываю про Лабана и, как обычно, почти про весь окружающий мир, и на сей раз это происходит быстрее, чем когда-либо прежде. Потому что я сразу понимаю — она совершила какое-то открытие.
Когда Андреа Финк делает какое-нибудь открытие, она как будто замирает и концентрируется, кажется, что плотность ее тела увеличивается, а метаболизм падает. Мелкими, осторожными шажками она идет передо мной в лабораторию.
Эта лаборатория находится у нее в подвале. Между старыми лыжами и санками внуков стоят мониторы, компьютеры и стоматологические кресла.
Перед одним из мониторов висит проектор.
На мониторе я вижу две фигуры. Она нажимает клавишу, фигуры пожимают друг другу руки.
— До того как мы с тобой познакомились, Сюзан, мы в течение полутора тысяч дней исследовали три сотни человек. Которых мы с головы до ног обвесили электроникой. Пульсометр, аппарат для измерения давления, регистратор напряжения поверхности кожи, прибор для измерения содержания кислорода в крови. Делали кардиограммы, электроэнцефалограммы, замеряли электромагнитное поле в области сердца. И проводили подробные феноменологические интервью с каждым участником эксперимента на следующий день после измерений. Эти данные мы теперь сопоставили с твоими данными. Вчера я получила результаты.
Фигуры на мониторе снова сдвинулись с места. Напротив их сердец появилось сферическое графическое изображение. Между их глазами — еще одно.
— Объем данных, безусловно, огромен. Один только мобильный энцефалограф выдает тридцать тысяч поперечных снимков мозга в секунду. Поэтому мы сосредоточились на будничных ситуациях. На том, как люди здороваются друг с другом. Мы рассмотрели только те ситуации, в которых испытуемые пожимают друг другу руки. Рукопожатие — это такой всем понятный жест. Люди пожимают друг другу руки миллиарды раз каждый день. И тем не менее никто никогда не изучал, что на самом деле при этом происходит.
Одна мысль мешает мне полностью сосредоточиться на ее словах. Это мысль о количестве людей, участвовавших в эксперименте. В то время мне всего девятнадцать лет. Про финансирование научных исследований я вообще ничего не знаю. Но тут я внезапно начинаю понимать, какие нужны ресурсы, чтобы привлечь триста человек для эксперимента, обвешать их электроникой, снимать данные изо дня в день, а потом обрабатывать результаты.
Я не задаю никаких вопросов. Но я начинаю осознавать, какие возможности сконцентрировала в своих руках эта сидящая передо мной хрупкая женщина.
Она заговорила медленнее.
— Очевидно, мы наблюдаем три явления. Да, во всем мире, когда люди здороваются друг с другом, мы наблюдаем три явления. И это никогда до сих пор не было систематически описано. Люди устанавливают физический контакт, касаются друг друга руками. Почти одновременно с этим происходит расширение электромагнитного поля сердца и незначительное увеличение активности продолговатого мозга, мы можем назвать это активацией сердца. Затем происходят изменения в сознании: возбуждение и обострение внимания. Это физическая корреляция того, что собеседники устанавливают зрительный контакт. Новым фактором является сердечная деятельность. Эмоции сопереживания находят физическое отражение в работе сердца. Доверие, благодарность, сострадание. Эти данные свидетельствуют о том, что при человеческом контакте, даже между незнакомыми людьми, сердечное взаимодействие увеличивается. При поддержке физического контакта, фокусировки и концентрации внимания.
Она на минуту замолкает. Мы обе думаем о ее сыновьях. И о ее муже. И обо мне. Обо всем, что люди вынуждены растоптать, чтобы достучаться друг до друга.
— Очевидно, это закон. Для всего человеческого общения. При каждой встрече, какой бы краткой и поверхностной она ни была, люди пытаются достучаться друг до друга. В первую очередь через тело, эмоции и сознание. Похоже, этот процесс происходит каждый раз. Вопрос заключается в следующем: что определяет пределы глубины этих встреч? Мы пока не знаем. Но, если посмотреть на эти две тысячи семьсот случаев рукопожатия, которые мы исследовали, кажется, что глубокие, в основном бессознательные, но тщательно соблюдаемые условности определяют качество каждого контакта. Нормы, которые определяют, как долго длится прикосновение, как долго длится зрительный контакт, как сильно раскрываются эмпатические чувства. Одна из гипотез может заключаться в том, что эти правила защищают людей от того, что может произойти, если контакт окажется глубже, чем та ситуация, к которой они готовы. Исходя из этого предположения, мы изучили твои допросы. Они показывают то же время касания, которое мы измеряли у полицейских дознавателей. Такую же частоту зрительных контактов. Но сценарии сердечной активности совершенно разные. И у тебя, и у собеседников значительно повысилась активность в области варолиева моста. И в электромагнитном поле вокруг сердца. Что-то в твоей системе, Сюзан, не останавливается на обычном пределе эмпатического контакта. Без какой-либо заметной или хотя бы измеримой разницы в физическом, ясном, когнитивном контакте, эмпатическое открытие между тобой и другими людьми продолжает углубляться. При некоторых условиях. И эффект, очевидно, распространяется от тебя к твоему собеседнику.
Под окном — пруд с карпами. Медлительные, грациозные рыбы всплывают на поверхность, апрельское солнце создает золотистое, светящееся химическое соединение воды, рыбьей чешуи и света.
Пруд покрыт едва заметной сеткой из рыболовной лески. Решение коана. Как сделать так, чтобы пруд был достаточно глубоким и рыба смогла пережить суровую зиму под тридцатисантиметровым слоем льда и чтобы при этом не было опасности, что там утонут внуки? И еще чтобы вид не испортить.
Она кладет ладонь на мою руку.
— Две тысячи семьсот рукопожатий — это ничто. Лишь какая-то внешняя часть чего-то большего. Мы постепенно подбираемся к доказательству того, что всякий раз, когда люди оказываются вместе, у них возникают какой-то более глубокий контакт. Теперь наша задача — перейти к изучению других видов контактов. Я думаю, что мы увидим то же самое. Обнаруженные до сих пор полевые эффекты — одним из которых является твой собственный — могут стать лишь самыми скромными набросками описания того, что всегда существовало, но не было изучено: законов сознательного взаимодействия между людьми.
Я убираю ее руку.
— Нет никакого сознания, — говорю я. — Если оно только не является производным от физических процессов. Эффект никак не связан с сердцем. Отношения между людьми — это химия.
Она смотрит на пруд. Он ей нужен, чтобы как-то контролировать свои эмоции, поддерживать какое-то душевное спокойствие. Это Бор когда-то решил устроить тут пруд. Карпы, живущие в пруду, выращены в водоемах буддийских храмов.
— А любовь, Сюзан, это тоже химия?
— Она уж точно.
На щеках у нее появляются лихорадочно-красные пятна. Я встаю.
— Андреа, ты ищешь то, чего не существует. Сознание не является отдельным явлением. Через десять лет у нас все будет сведено к психологии. А вся психология к биологии, биология к химии, химия к физике, физика к математике, которая сведется к единому логическому исчислению. К тому времени у нас будет алгебра, которая исчерпывающе и последовательно опишет законы всех человеческих взаимодействий.
