при этом ее не покидало странное чувство, словно она вновь обрела себя. В качестве эксперимента она взяла три недели отпуска. За двадцать пять лет она никогда не отдыхала так долго. Она провела это время у себя в саду, игнорируя электронные письма, которые продолжали накапливаться у нее в почтовом ящике. Впервые за долгие годы она ни с кем не делила себя. Только когда ее магия начала возвращаться, она поняла, как много себя она отдавала.
Было почти шесть, когда Гарриетт вызвали в кабинет Макса. Когда она пришла, он обнял ее:
– Как дела, моя дорогая? Как прошел отпуск? Ты выглядишь загорелой и отдохнувшей.
Гарриетт знала эту игру. Притвориться, что ничего не произошло, и поболтать минут десять, пока страсти не утихнут. Она столько раз попадалась на эту уловку!
Два года назад она приняла предложение Макса о работе, надеясь, что их рабочие отношения будут такими же, как когда-то были у нее с Нельсоном. Если Максу и не хватало таланта, он с лихвой компенсировал эту нехватку харизмой. Макс был из тех мужчин, которые заставляли других чувствовать себя членами эксклюзивного клуба. Гарриетт, конечно, в этот клуб не приглашали, но это ее вполне устраивало. Пока Макс с клиентами потешали самолюбие друг друга, она могла заняться работой. Когда она пришла в агентство, оно стремительно теряло клиентов. Они вдвоем спасли его. Но Макс все еще считал, что руководит агентством в одиночку.
– В чем дело, Макс? Я хочу домой и знаю, что ты позвал меня сюда не для того, чтобы обсуждать мой загар.
– Ко мне приходил Крис. Он сказал, что тебе не нравится его работа по «Pura-Tea».
– Звучит так, будто ты спрашиваешь моего мнения. Это так?
– Конечно, – кивнул он.
– Я видела четыре рекламные раскадровки. Три не оставили никакого впечатления. Четвертая – один из самых оскорбительных сексистских роликов в моей жизни. А я однажды работала с пивным брендом из Бразилии.
– Это Pura-Fide? – спросил он, как будто не мог в это поверить. – А мне показалось смешно. Ты должна признать, что это находчиво. Я показал ролик жене. Она хохотала до упаду.
Это была очевидная ложь. Она знала его жену. Эта женщина не смеялась уже много лет.
– Сколько лет твоей дочке? Семнадцать?
Его сияющая улыбка значительно потускнела:
– Перестань, Гарриетт.
– Серьезно, Макс. Я выросла на фильмах, которые учили меня, что женщины, получающие удовольствие от секса, – шлюхи. Что мы должны стараться быть такими, какими нас хотят видеть мужчины, а не такими, какие мы есть на самом деле. Это сломало мне психику. И многим женщинам, которых я знаю. Ты этого хочешь для своего ребенка?
– Значит, это личное.
– Конечно, личное. Все в этом мире личное. Любой, кто скажет тебе, что это не так, пытается тебя надуть.
– Ну, Крис беспокоится, что вы с ним не сможете работать вместе. Тебе нужно сгладить ситуацию. Просто забудь про это, Гарриетт.
Сколько всего она уже забыла? Сколько себя уже отдала?
– Почему я?
– Потому что ты не права.
– Я женщина из целевой аудитории. А еще я женщина с двадцатипятилетним опытом работы в рекламе, которая за два года не упустила ни одного нового клиента. И ты мне говоришь, что это я не права?
– Да, – ответил он, – ты не в курсе, что молодые люди сейчас считают смешным.
Это был удар ниже пояса, но она ожидала его:
– Ну, раз ты так думаешь. Но я не буду презентовать эту рекламу клиенту.
– Судя по тому, как идут дела, тебе и не придется.
Смех Гарриетт словно положил его на обе лопатки.
– Без меня ты не получил ни одного нового клиента, – сказала она, – а сейчас тебе нужна победа, чтобы оправдать тот факт, что ты притащил этого парня из Лондона. Я слышала, что ты платишь ему в пять раз больше, чем мне. Будет не очень хорошо, если он провалится с первого же раза. Ты уверен, что готов рискнуть?
– Знаешь, ты не так хороша, как тебе кажется, – ответил Макс.
– Нет, – согласилась Гарриетт. Она знала, что он перейдет на личности. И ждала этого. – Я лучше.
Его губы скривились в усмешке, и Гарриетт увидела страх, скрывавшийся под его презрением:
– Ты можешь этого не понимать, но есть причина, по которой я гендиректор этого агентства, а не ты.
Гарриетт снова рассмеялась. Она увидела, как это его взбесило, и рассмеялась еще сильнее:
– О, я как раз понимаю. Причина есть, но она не имеет ничего общего с талантом.
– Крис Уитмен стоит дюжины таких, как ты.
– Ты меня боишься, – заметила Гарриетт. Трудно было поверить, что ей потребовалось столько времени, чтобы увидеть это. – Вот почему ты все время указываешь мне на мое место.
– Я боюсь тебя?
– Да, ты боишься меня, потому что я умнее тебя. И если ты дашь хотя бы одной талантливой женщине власть, которую она заслуживает, за ней последует другая. А потом еще одна. И вместе они докажут, что их путь лучше. И тогда весь ваш фальшивый мир рухнет. – Гарриетт взяла со стола очередную рекламную награду и бросила ему: – У тебя не было бы ее, если бы не я.
Макс поймал золотой карандаш и сразу швырнул его в стену, где тот оставил в гипсокартоне приятную вмятину. Затем Гарриетт бросила в него еще парой наград:
– И вот этих бы тоже не было.
Они тоже полетели в стену.
– Все это произошло благодаря мне. Без меня тебя бы давно отправили в утиль.
– Да пошла ты, сука! – прорычал он.
Дверь открылась, и двое охранников зашли как раз в тот момент, когда Макс приготовился швырнуть в стену еще одного каннского льва.
– Вам лучше выпроводить меня отсюда, – посоветовала она им. – Если этот придурок сделает со мной что-нибудь, я за себя не отвечаю.
В тот вечер она сняла туфли в поезде и не потрудилась надеть их снова, когда он прибыл на станцию Маттаук. Когда Гарриетт шла домой с вокзала босиком под дождем, она знала, что соседи подглядывают за ней через жалюзи, но ей было наплевать. Впервые в жизни она чувствовала себя абсолютно свободной.
Спустя несколько месяцев Гарриетт получила по почте приглашение. Ее звали на открытие выставки в Центральном парке. На обложке приглашения была знаменитая статуя Шекспира, переделанная в Элеонору Рузвельт:
«Из двадцати девяти статуй в Центральном парке только одна – женская. В этом году, в Международный женский день, мы исправим эту ошибку. Присоединяйтесь к Финансовым советникам Манхэттена, чтобы отметить вклад женщин в мировое развитие».
Внизу была рукописная записка от Макса:
«Ты нас вдохновляла. Пожалуйста, возвращайся».
Гарриетт прислала отказ вместе с букетом цветов,
