Все тот же жест отрицания.
— Какое там! Она просто пожаловалась тете, что кто-то говорил ей о коттедже, а она никак не может вспомнить, кто именно. Тетя посоветовала ей спросить у кого-нибудь из агентов по недвижимости, а миссис Грин заявила, что агенты здесь совершенно ни при чем, потому что дом частный, и тут же вдруг вспомнила, кто именно ей о нем говорил.
— Да, — сказала Хилари. — И кто же?
Девушка хихикнула и томно навалилась на прилавок.
— Мистер Мерсер, вот кто. И главное, так она это ясно вспомнила, будто никогда и не забывала. Забавно, верно? А он услышал об этом коттедже от какого-то своего друга и вроде бы собирался съездить его посмотреть. Ну, наверное, и съездил. Тогда она, понятно, внимания на его слова не обратила, а вот позже взяла и вспомнила.
Луч надежды окончательно поблек.
— А далеко до Ледстоу? — совершенно без энтузиазма спросила Хилари.
— Не больше семи миль, — бодро сообщила девушка.
Семь миль! Хилари обязательно упала бы духом, если бы уже не сделала этого минутой раньше. Стоял серый, тоскливый, туманный день. Вот-вот должно было начать темнеть, а темнело сейчас быстро. «Не больше семи миль» наверняка означало именно семь, если не больше, а «близ Ледстоу» звучало и вовсе расхолаживающе. Нет, это было выше ее сил — отправиться сейчас в туман с перспективой отшагать четырнадцать миль и возвращаться в темноте с пустыми руками. Неожиданно давно уже преследовавшее ее смутное воспоминание, что утром она столкнулась с Мерсером в Путни, заставило ее задуматься: а как, собственно, он вообще мог там оказаться? Вчера днем Мерсеры отправились на поезде в Ледлингтон — по всей вероятности, чтобы осмотреть коттедж близ Ледстоу. Ночь они провели у миссис Грин, и провели весело, потому что миссис Мерсер кричала и перебудила своими криками весь дом. Миссис Грин выразила им свое неудовольствие, и они уехали, причем «первым делом». В результате Мерсер, конечно, успевал вернуться в Путни и оказаться утром в Солвей-Лодж. Но куда он в таком случае подевал жену? И зачем ему вообще понадобилось возвращаться в Путни? И почему миссис Мерсер кричала ночью? Вот именно: почему она кричала?
И Хилари сдалась. Она казалась себе столь же ничтожной и трусливой, как те крохотные создания, которые стремительно разбегаются во все стороны, стоит перевернуть в саду какой-нибудь камень, но она сдалась. Перспектива отшагать в темноте четырнадцать миль по незнакомой сельской дороге в поисках коттеджа, который неизвестно еще, существует на самом деле или нет, и женщины, которая совершенно необязательно должна находиться в этом, очень может быть, и несуществующем коттедже, напрочь отбивала всякое желание разыскивать миссис Мерсер вне зависимости от того, была она сумасшедшей или нет. На завтрак у Хилари были только булочка с молоком, и теперь ей страшно хотелось чаю. На семь с половиной пенсов, из которых два нужно оставить на автобусный билет до дома, много чаю не выпьешь, но Хилари постаралась распорядиться ими наилучшим образом.
В поезде, который вез ее обратно в Лондон, пошатнувшееся было самомнение Хилари постепенно начало приходить в себя. Возможно, это произошло благодаря выпитому чаю, но, скорее всего, благодаря проснувшемуся наконец здравому смыслу, который подсказал ей, что она поступила совершенно правильно. Было бы просто глупо бесцельно блуждать по ночным проселкам и просто непростительно пугать Марион столь длительным отсутствием. Тем более что именно сегодня Марион никак нельзя было оставлять ночью одну. Свидания с Джефом проходили для нее настолько болезненно, что она еще несколько дней не могла после них оправиться. Нет, Хилари совершенно правильно делала, что возвращалась. Сглупила она гораздо раньше — когда отправилась в Ледлинггон во второй половине дня. Туда следовало ехать со свежими силами и непременно утром — никак не позднее десяти часов, — чтобы без спешки и при свете дня искать коттедж и миссис Мерсер. Страшно было даже представить, что она могла сейчас идти по пустынной темной дороге, возможно даже, слыша за спиной звук приближающихся шагов: тех самых, которые слышала утром в Пугни. Она и тогда была далеко не в восторге от этой встречи, но то, что выглядело не слишком приятным при свете дня в Пугни, на пустынной сельской дороге ночью превращалось в самый настоящий кошмар.
Все эти соображения быстро примирили ее с собственной совестью. Коттедж никуда не денется. Опять же если миссис Мерсер в коттедже, там она и останется. А завтра она заложит перстень тетушки Арабеллы и на вырученные средства снова отравится в Ледлингтон. Более уродливого перстня Хилари в жизни своей не видела — огромный грубо ограненный рубин, почти полностью погребенный под тяжестью массивной золотой оправы. Весил он столько, будто был целиком отлит из свинца, носить его было решительно невозможно, зато в случае нужды за него всегда можно было выручить не меньше пятерки [5]. Хилари решила, что сейчас именно такой случай. А взяв в Ледлингтоне велосипед напрокат, она избавит себя от утомительных пеших поисков. Разделавшись, таким образом, со всеми сомнениями, Хилари заснула и мирно проспала до самого Лондона. Ей снился сон — очень обнадеживающий сон — про Генри, который признавал все свои ошибки и уверял, что единственная его мечта — вымолить у нее прощение. И хотя картинка выглядела исключительно привлекательной, этот Генри — робкий и раскаявшийся — даже для сна был чересчур уж хорош, чтобы оказаться настоящим. Хилари, вздрогнув, проснулась и больше уже не засыпала. Этим вечером Марион вернулась домой в таком ужасном состоянии, что Хилари лишний раз убедилась, как правильно она поступила, вовремя уехав из Ледлингтона. Марион страшно замерзла и буквально валилась с ног от усталости. Она дважды потеряла сознание, прежде чем Хилари удалось довести ее до кровати, а оказавшись в постели, неподвижно лежала, молча устремив в потолок мученический взгляд. Теперь о том, чтобы завтра — или хотя бы на неделе — съездить в Ледлингтон, не могло идти и речи. Марион заболела, и нужно было ухаживать за ней, уговаривать поесть и лаской и хитростью отвлекать от гложущих ее мрачных мыслей. Марион был нужен покой, но никак не одиночество, и Хилари всячески развлекала ее, втягивала в беседу, читала ей вслух и кормила с ложечки. Тетя Эмелин прислала деньги, но Хилари некогда было их тратить: она убиралась в квартире, покупала продукты, готовила еду и ухаживала за Марион. По крайней мере на время, ни Ледлингтон, ни Мерсеры для нее больше не существовали.
За это время Генри Каннингхэм успел нанести второй визит мисс Силвер. Она сама позвонила ему и пригласила зайти. По ее ровному тихому голосу совершенно невозможно было определить, раздобыла она какие-нибудь факты или приглашала Генри затем, чтобы сообщить об их полном отсутствии.
Как и раньше, она приветствовала его легким наклоном головы. Белый шерстяной носок, который она вязала, тоже как будто был тем же самым. Когда Генри уселся, она извлекла из ящика стола портновский сантиметр и погрузилась в какие-то измерения. Потом, сложив его, подняла голову и радостно сообщила:
— Ну что ж, капитан Каннингхэм, у меня есть для вас новости.
Генри, однако, совершенно не разделял ее радости. Он скорее был неприятно удивлен и даже не постарался этого скрыть. Новости из уст частного детектива редко бывают приятными, а остальными Генри уже был сыт по горло. И хотя, с одной стороны, ему хотелось как можно скорее покончить с делом Эвертона, с другой — он ощущал совершенно явное нежелание выслушивать новости мисс Силвер, какими бы они ни оказались. Она, однако, остановила на нем взгляд своих на редкость невыразительных глаз и приятным голосом сообщила:
— Выяснились довольно странные вещи, капитан Каннингхэм, и я решила, что вам следует о них знать.
— Да? — недоверчиво проговорил Генри.
Ничего другого он не сумел бы придумать и под страхом смерти. Чувствуя, что выглядит круглым идиотом, он немедленно разозлился.
Спицы мисс Силвер невозмутимо позвякивали.
— Решительно странные, я бы сказала. Однако судите сами. После того как вы ушли после первого своего визита, я надела шляпку и отправилась в Сомерсет-хаус [6]. Поскольку вы не могли сообщить мне девичьей фамилии миссис Мерсер, я решила заняться поисками сама. В делах такого рода всегда очень важна предыстория. Двойное имя миссис Мерсер — сочетание поистине неповторимое — позволяло надеяться на успех. Я сильно сомневалась, что в мире найдется вторая Луиза Кьеза, вышедшая замуж за Альфреда Мерсера.
— Да? — повторил Генри.
Мисс Силвер остановилась, чтобы сосчитать петли.
— Десять, двенадцать, четырнадцать, — пробормотала она. — Первую вяжем, вторую пропускаем, и две вместе.
Носок крутился как заведенный. Наконец в него вонзилась новая спица, и мисс Силвер подняла голову.
