После разговора с Павлом я некоторое время сидела без движения, забыв вообще, где я нахожусь. Мне было ясно одно – надо срочно возвращаться в Тарасов. А вот зачем – это уже мое дело. И делиться на этот раз своими планами я ни с кем не собиралась.
Маша, опустошенная постоянным воздействием на нее Стаса, его гипнотической силой, заставляющей ее совершать безрассудные поступки и играть во взрослые политические игры (думаю, что он использовал ее как связную), лежала на постели с широко раскрытыми глазами и, как мне думается, пыталась восстановить в своей больной головке цепь событий за последние пару месяцев. Или за целый год? Бедная девочка, жила бы себе спокойно в своей шикарной квартире в Георгиевском переулке, радовалась бы жизни, гуляла по Тверской, звонила время от времени папе-разбойнику и болтала бы с ним о всякой девичьей чепухе. Нет, надо же было ей встретиться со Стасом!..
Его убили точно так же, как Вика. Неужели и он отказался работать на Рюрика?
Произошел какой-то сбой: человек, в свою очередь загипнотизировавший (или убедивший, что маловероятно) Стаса, перестал на него влиять. Почему? Объяснение очень простое: Рюрик ОСЛАБ. Он болен и уже не может держать в своем повиновении такое количество людей. Предчувствуя это, он еще год назад начал искать по всей стране одаренных людей, послал своих агентов, которые должны были привезти их в Москву. И ему это, как мы могли убедиться ранним утром в Нагорном, удалось. Несколько тысяч закодированных сторонников Рюрика приехали, чтобы выразить свою готовность участвовать в перевороте.
Но неужели с каждым из них работали индивидуально?
Вряд ли. Может быть, с помощью компьютеров. Либо – путем кабельного телевидения. Если вместо рекламных вставок хотя бы на несколько секунд появлялось лицо Рюрика и проникновенный голос призывал их примкнуть к рядам народного движения «Россия», то вполне вероятен и такой вот успех. Такой результат. Такая катастрофа. Психическое оружие – и как это мне сразу не пришло в голову?
* * *
Я легла на диван и попыталась подробно припомнить свой визит в Рюрику. Два дня находясь под впечатлением этой встречи, я не могла найти свободной минутки, чтобы хорошенько, до последней детали проанализировать все, что я тогда увидела и услышала. Закрыв глаза, я мысленно перенеслась в лес. Вот я стою перед домом Рюрика и вижу два освещенных окна. Два ФРАНЦУЗСКИХ окна, которые позволяют мне видеть его полностью, вместе с креслом… Он в черных очках, на коленях черный с красным плед, под которым скрываются больные ноги. Но больные ли? Мне это еще предстоит узнать. Что еще?
– Таня, – позвала меня слабым голосом Маша. – Я хочу позвонить папе.
Да, она была совершенным ребенком, случайно ввязавшимся во взрослые игры. Мне почему-то подумалось, что именно Паша Худяков ее и гипнотизировал поначалу, а потом появился Стас… Зачем им была нужна Маша? А затем, что у нее есть папашка с миллиардами…
– Машенька, сейчас я наберу тебе папу. Если он в Москве, ты сразу же переговоришь с ним, а если нет, попробуем дозвониться по обычному телефону до Тарасова. – Я набрала номер Крысолова в Москве. И он – о чудо! – тут же взял трубку.
– Это Таня.
– Что случилось? – Я почувствовала его недовольство сквозь графитный порошок телефонной трубки.
– У меня-то все в порядке.
– А что с Машей?
– Я сейчас передам ей трубку, но сначала мне бы хотелось задать вам всего один вопрос.
– Я слушаю тебя.
– Тот перстень, который вы подарили мне, он…
– Да, ты права, – вздохнул Крысолов, как вздыхают старики, надсадно и глухо. – Я не хотел говорить тебе, но про Нагорное я знал. Только о том, что Маша с НИМИ – или с НАМИ, я уже и не знаю теперь, – даже не подозревал. Она же совсем еще девочка. Зачем ей это?
– И давно вы занимаетесь перекачкой денег?
– Два года. И какие деньги, ты бы знала…
– Но как случилось, что вас, такого влиятельного…
– Нашелся еще более влиятельный. Я же не Бог, сама понимаешь.
– А что сейчас? Как вы намерены действовать?
– Хотел бы выйти.
– Вы в Москве часто бывали?
– Да, очень часто.
– Какой канал ночью смотрите?
– «Деньги».
– Разве есть такой канал?
– Есть. Он работает всего два часа, с 22 до 24.
– И что, интересный?
– Коммерческое телевидение. Там рассказывают о котировках акций, курсе валют, короче – все про деньги и про то, как можно жить на эти деньги. Сюжеты о миллиардерах, интервью, картинки из жизни…
– Понятно. Надо посмотреть. А теперь передаю трубку Маше.
Я подала ей телефон и услышала лишь громкое рыдание, прерываемое трогательным: «Папа, забери меня отсюда…»
Глава двенадцатая
Два трупа в алма-атинском поезде
В 12, когда я позвонила Борису, мне сказали, что он на какой-то очень важной встрече. Но уже в 14 часов я слышала его голос и задыхалась от волнения.
– Ну, как у тебя там?
– Ты приедешь или можно по телефону?
– Нет, это не телефонный разговор.
Я в сопровождении моих безмолвных телохранителей доехала до Петровки, где после некоторых процедур меня пропустили к Борису. Оказывается, он был старшим инспектором уголовного розыска и занимал отдельный кабинет.
– Кофе?
– Нет, ничего не хочу. Рассказывай, не томи.
– Не знаю даже, с чего начать… Словом, теперь тебе не придется ни о ком заботиться. Человек, фотографию которого ты показала мне, достаточно известная в прошлом личность. Роман Юрьевич Радкевич. Фокусник, иллюзионист, маг, волшебник, гипнотизер и так далее. Десять лет тому назад репетировал под крышей цирка, что на Цветном бульваре, один трюк… Представь, фокусник и вдруг полез наверх… Короче, упал, разбился. Еле жив остался. Сломанный позвоночник. Он был обречен на неподвижность. Естественно, его забыли. И как сложилась его судьба дальше, никто бы и не знал, но сегодня в институте Склифосовского один знакомый хирург сказал мне, что его приятель, тоже хирург, только на пенсии, некий Михаил Семенович Мышкин вроде бы в прошлом году сообщил ему случайно, при встрече, что Радкевич умер. И что родные попросили Мышкина вскрыть его тело. За деньги. У Мышкина пенсия маленькая, вот он и согласился.
– Ты хочешь мне сказать, что Радкевич УМЕР?
– Я сделал запрос, и мне только что позвонили… Да, этот человек умер.
– Но от чего?
– От чего умирают больные и обреченные на неподвижность люди? И сердце, и печень, и сосуды…
– Какой диагноз официально поставили после вскрытия?
– Воспаление легких.
– И подпись Мышкина?
– Да.
– Послушай, Борис, что я тебе скажу. Ты можешь прямо сейчас, не вставая с кресла, узнать, что стало с Мышкиным?
– А зачем тебе это надо? Ты же хотела найти Радкевича. Что ты еще затеяла?
– А то, что – если я вообще что-нибудь понимаю в нашем деле – Мышкин умер или его убили сразу же после вскрытия. Вот посмотри на число: когда делали вскрытие?
– 5 мая 1996 года.
– А Мышкина не стало в живых 6‑го или 7‑го. Проверь.
Я достала сигарету и закурила.
Мысль о том, что Рюрика нет в живых, поразила меня. Конечно, Роман Юрьевич Радкевич: Р Ю Р. Рюр. Рюрик. Не слабо. Я всегда знала, что у больных, но амбициозных и склонных к переоценке собственного «я» людей – тяжелая жизнь. Они постоянно находятся в борьбе. Рисуют себе вымышленный мир и становятся там гениями. В себе. Глубоко в себе. Я очнулась, когда Борис потянул меня за рукав.
– Ты что, заснула?
– Нет, задумалась.
– Это невероятно, но Мышкин вскрыл себе вены в ванне… 7 мая 1996 года.
– Что и требовалось доказать. И еще, ты не мог бы мне дать его адрес?
– Кого, Мышкина?
– Нет, Рюри… Романа Юрьевича Радкевича.
– Да на вот тебе все бумаги, здесь все есть. Мои люди хорошо поработали.
Намек был понят. Я достала еще пятьсот долларов и вручила ему.
– Спасибо. Надеюсь, что в твоем кабинете не установлены камеры и подслушивающие устройства… А то еще упекут за взятку.
– Установлены-то установлены, да вышли из строя… а денег на новое оборудование нет.
– Знакомая песня. Спасибо.
– Если будут какие проблемы – звони. Всегда поможем.
В этом я как раз и не сомневалась.
– Куда? – спросил Сергей. Он спал в мое отсутствие. Завидую людям, которые умеют восстанавливать силы по ходу дела.
– Домой. Проголодалась. Или постой, останови здесь… – Я забежала в телефонную кабинку и позвонила по номеру, который мне оставил Павел.
– Павел? Мне нужно срочно вернуться в Тарасов. Это очень важно.
– Стой, ненормальная, я поеду с тобой…
– Тогда встретимся в пять на Павелецком. Купи билеты. Там будет проходящий, мне не до комфорта. Время не терпит. Перекуси по дороге.
Вернувшись домой, я обнаружила, что Маша исчезла. Катя встретила меня с неизменной улыбкой. Ее, похоже, никакими гипнозами и потрясениями не проймешь. Плита и кастрюли – ее стихия.
