— Что это? — ошеломленно осведомился член высочайшей комиссии, показывая на фотографию.
— Это наш доктор Трахиров, — с готовностью поделились психи. — Мы ему молимся, чтобы он нас до смерти не забил…
Комиссия была в ужасе.
После такого демарша пациентов на карьере Трахирова был поставлен большой жирный крест. Его оправданий слушать не стали и вскоре перевели из столичного института в заштатную клинику в Тульской области.
Впрочем, в Петелино Трахиров не стал относиться к своим пациентам лучше. Он привык видеть в них смертельных врагов, которые каждую секунду скрывают в своей голове какую-нибудь пакость. Он мечтал о лаврах всемирного светила психиатрии и о защите кандидатской, а потом и докторской. Дело было за малым — ему мешали пациенты. Они не желали делать своего врача знаменитым. А тут такой случай — опасный тип, который даже спецов из Сычовки провел, прикинувшись беззащитным ягненком… Если он докажет, что комиссия в Сычовке ошиблась, отпустив больного на долечивание в стационар облегченного режима, то о нем узнают все. И может быть, его, как опытного психиатра, переведут обратно в столицу…
«Я буду не я, если не расколю его», — думал Трахиров.
Организм Ивана давно уже превратился в подобие человеческого тела, не обладающего хотя бы осколками разума. Впрочем, эти осколки вскоре должны разлететься в разные стороны от страшной силы взрыва, вызванного умелым нажимом врача. И разлетелись бы, если бы не одно «но» — к пациенту неожиданно приехала на свидание мать.
По расчетам психиатра, размягченному нейролептиками больному достаточно было только увидеть родное лицо, как тут же его душу должно было вывернуть наизнанку. Мать — это был именно тот дефицитный катализатор, который в сотни раз ускоряет протекание химической реакции и усиливает взаимодействие реактивов. Реактивов было два — психиатр и пациент. И мать пациента была выбрана на роль катализатора.
Лейтенант милиции Анатолий Сухоручко чувствовал себя хозяином жизни. Причем жизни своей и чужой. За время службы в органах внутренних дел он еще не успел привыкнуть к этому ощущению, потому что в милиции служил без году неделя, но правила игры и некоторые условности при общении с поднадзорным ему людом усвоил твердо. Он абсолютно точно знал, что все люди, которые ему встречаются, во-первых, по своему социальному статусу ниже его и потому обязаны ему подчиняться, лебезить и вообще всячески высказывать свое почтение, а во-вторых, склонны к разного рода правонарушениям, начиная от перехода улицы в неположенном месте, кончая криминалом средней тяжести, а потому нуждаются в контроле и поучении с его стороны. Только небольшая группа людей не входила в число его паствы. Это были очень богатые люди, начальники, местные бандиты и красивые девушки. К последним Толик относился снисходительно, позволяя даже совершать мелкие правонарушения вроде торговли в неположенном месте без лицензии.
День начался для лейтенанта прекрасно. Заглотив перед выходом из дому огнедышащий суп, он бросил матери: «На обед приду часам к двум» — и, нахлобучив на затылок фуражку, вышел из дому. Его ежедневный маршрут не отличался разнообразием: пристанционный рынок, несколько частных магазинчиков, кафе «У Реваза» и дом Ленки Бешеной — местный притон, где по вечерам собирались алкоголики.
После рынка Толик прошелся по магазинчикам. В одном затарился пивом, в другом всласть поболтал с симпатичной продавщицей Олей, у которой, правда, был молодой муж, но разве ж сравнится штатский супруг с работником правоохранительных органов? Поэтому Толик не терял надежды на взаимность.
— Как выручка? — деловито осведомился он.
— Да какая выручка, — вздохнула продавщица. — С утра только одну бутылку водки и продала. И еще пачку соли.
— Водку кому?
— Андрюхе Самойлову.
— Опять вечером будет жену бить, — деловито нахмурился милиционер, прикидывая объем предстоящей вечером работы.
Помолчали. В окно осторожно вполз косой лучик солнца, нащупал на полке стеклянную бутылку и засиял из последних осенних сил на зеркальных гранях.
— Какие новости в мире? — чтобы поддержать разговор, спросила Оля.
— Да никаких, — ответил милиционер, поигрывая брелоком. — Вчера пожар на Речной улице был.
— Что сгорело? — Оля стояла, опершись локтями на прилавок.
— Сарай у Федотьевых.
Таким образом все мировые новости были исчерпаны.
После магазина лейтенант отправился в кафе «У Реваза». От свежего воздуха и активной работы у него вдруг засосало под ложечкой, и он решил, что в кафе можно заморить червячка, а заодно и поболтать со словоохотливым хозяином на общие темы.
Реваз, пожилой кавказец с сединой в смолистых кудрях и смуглым лицом, которое не могли отбелить самые жестокие русские морозы, только что открыл свое злачное заведение. Разноцветные огоньки, которые вечером переливались всеми цветами радуги, сейчас были погашены — для кого им гореть? Посетителей в кафе не было. Пока не было — примерно через час заканчивались занятия в школе неподалеку, и школьники с потрепанными ранцами частенько заходили к Ревазу. Младшие покупали мороженое и сигареты, старшие — сигареты и водку. Никаких ограничений типа «до восемнадцати» Реваз не признавал. Он считал, что мужчина уже в колыбели мужчина и негоже указывать, что и когда мужчине пить.
— Как дела, Реваз? — Милиционер взгромоздился на высокий стул возле стойки бара и положил фуражку рядом с собой.
— Как сажа бела, — буркнул Реваз — очевидно, у него сегодня было совсем не солнечное настроение.
Перед Сухоручко появился стакан пива с махровой пеной, горой вздыбившейся над желтой жидкостью.
— Слюшай, — постепенно распаляясь, начал хозяин. — Вчера у меня санэпидемстанций был, штрафовал меня, как малчик! Шьто я им сделал, не панимаю! Говорят, пачему зелень в одном холодильнике с курами лежит? Не положено! А где же ему еще, по-ихнему, лежать? Верно, да?
Толик принялся за пиво.
— Много взяли? — немного погодя спросил он.
— Нэт, ничего не взяли, — немного осел Реваз. — У нее сын скоро женится, я буду ему свадьба дэлать.
Помолчали.
— У Федотьевых сарай сгорел, — поведал Сухоручко. — Вчера. Почти час горел. Даже пожарка приезжала.
— Вах, вах, вах, — зацокал Реваз языком, покачал головой. — Какая бэда… Слюшай, как это так сгорел, не понимаю!
Негромко стукнула входная дверь. Оба мужчины за стойкой разом оглянулись. В кафе вошла незнакомая девушка в спортивной куртке, джинсах и берете с помпоном.
Сухоручко вопросительно посмотрел на хозяина кафе. Тот молча пожал плечами. Явление незнакомой девицы на подвластной ему территории удивило лейтенанта. Как он мог проворонить такое событие?
Между тем Реваз негромко включил музыку — раз в кафе есть хотя бы один посетитель, то он должен за свои деньги наслаждаться уютом по полной программе. Девушка подошла к стойке.
— Ореховый коржик и чашечку кофе, пожалуйста, — очень вежливо попросила она и стрельнула глазами в сторону милиционера.
— Пожалуйста, — произнес Реваз, выкладывая на стойку кофе и тарелку с сиротливым коржиком.
Пока девушка за своим столом наслаждалась едой, милиционер задумчиво заметил:
— Кто такая, почему не знаю?
— У заместителя райисполкома во дворе ее видел, — негромко поведал Реваз и принялся с ожесточением полировать тряпкой деревянную стойку бара, кассу и охладитель для сока. — Может, подруга дочки?
Чтобы придать себе более солидный, официальный вид, Сухоручко напялил на затылок фуражку, одернул китель и подошел к столику.
— Не занято? — дипломатично начал разговор лейтенант и без разрешения присел на соседний стул. — Приятного аппетита!
— Спасибо. — Девушка смерила его от кончика фуражки до форменных ботинок любопытным взглядом и вновь уставилась в окно.
— А кем Виталию Васильевичу приходитесь? — спросил Сухоручко. В голосе его звучало едва ощутимое почтение, ведь упомянутый товарищ принадлежал к той незначительной части человечества, которая стояла над милиционером, а не под ним.
Глаза девушки округлились.
— Вообще-то никем, — пробормотала она. — А вы откуда…
— Служба такая, — по-приятельски улыбнулся Сухоручко. — Приехали погостить? Надолго? Откуда прибыли? В регистрации нуждаетесь?
— Нет, — ответила девица и, струной вытянувшись на стуле, ехидно осведомилась: — Разрешите доложить? Прибыла из столицы нашей родины города-героя Москвы, в настоящее время проживаю по адресу Парковая, сорок три, под судом и следствием не состою, оружие не ношу, наркотики не употребляю… Еще будут вопросы?
— Вольно. — Закинув ногу на ногу, милиционер развалился на стуле и начал разминать пальцами сигарету. — А вопросы все же имеются. Во-первых, как вас зовут?
