– Это слишком легко, – заметил Дестриер. – В прежние времена нам потребовалось бы шесть человек для организации слежки – автомобили, переодевание и прочее. Теперь же мобильный телефон сообщает нам о каждом ее шаге, и в этом даже нет ничего незаконного.
Бланшар внимательно посмотрел на карту.
– Она хорошо погуляла.
– Все туристические достопримечательности, – Дестриер прикоснулся к экрану, и изображение карты исчезло. Теперь красные линии напоминали спутанный клубок струн с выходящей из него нитью. – В данный момент она находится в музее Африки.
– Покажите мне разбивку по времени.
Дестриер нажал кнопку. Внешний вид линий вновь изменился. Они разбухали или сжимались в зависимости от продолжительности времени, проведенного в данном месте: тонкие полоски там, где проходила Элли Стентон, широкие прямоугольники там, где она останавливалась перед экспонатами в музеях. Эти узоры напоминали разбрызганную кровь.
– Она слишком долго находится в музее Африки.
– Может быть, ей нравится рассматривать чучела животных.
Бланшар не сводил глаз с экрана.
– У вас там имеются люди?
– Двое парней следовали за ней сегодня утром в течение двух часов по художественной галерее. Насмотрелись картин с толстыми женщинами и больше ничего. Потом убрались восвояси. Малокультурные люди. Куниг находится в городе. Сен-Лазар сказал, что он более важен.
– Как насчет телефонных звонков?
– Их было немного.
– Она звонила в Оксфорд?
– Один раз, ночью. Разговор длился пятнадцать минут.
– Вы слушали?
Дестриер взглянул на него с некоторым лукавством.
– Она ничего не сказала ему о ночи в опере, если вас интересует именно это.
Бланшар никак не отреагировал на это замечание.
– Продолжайте за ней слежку.
БрюссельОт здания музея к искусственному озеру спускались несколько террас правильных геометрических форм. Под ногами хрустел гравий, покрывая туфли Элли белой пылью. По крайней мере, здесь были люди: гуляли семьи с детьми и собаками, вышедшие подышать воздухом в субботний вечер. Элли выжидающе молчала. Но ее спутник, похоже, тоже был не очень расположен к беседе. Он тяжело шагал, держа руки в карманах пальто и время от времени бросая быстрые взгляды через плечо.
– Кто вы? – не выдержала Элли.
Его лицо просветлело. Казалось, он был рад, что ему не пришлось начинать разговор. Элли пришло в голову, что он нервничает не меньше ее.
– Можете называть меня Гарри.
– Вы шпион?
Он на мгновение задумался.
– Только не в политическом смысле. Я принадлежу к группе, в которой высоко ценится секретность.
– Вроде масонов?
– Вовсе нет.
Гарри помолчал, изучая свое отражение в водной глади озера.
– Я хотел подойти к вам еще в художественной галерее, но там за вами следили.
Элли недоверчиво взглянула на него.
– Кто это за мной следил?
– Ваши работодатели.
– Ну, конечно. Средневековая сердцевина все время шпионит за мной, – повторила Элли его слова и повернулась к собеседнику: – Зачем вы подбросили мне эту газетную статью?
– Я решил, что вам следует знать правду, – он поднял голову. – Джон Херрин – ваш отец. Энеюрин Стентон и Джон Херрин – одно и то же лицо.
– Мой отец погиб в автомобильной катастрофе, – глухо проговорила Элли.
– Так сказала вам ваша мать.
Они повернули налево и пошли вдоль прямоугольного озера. Здесь были одни лишь прямые линии – горизонтальные берега пруда, бегущая параллельно тропинка, перпендикулярные стволы тополей.
– Какова ваша версия?
– В основном та же, что изложена в газете. Его сбил поезд в туннеле подземки. Мгновенная смерть.
Элли почувствовала, что у нее кружится голова.
– Может быть, мы присядем?
– Лучше, если мы не будем оставаться на месте, – Гарри бросил взгляд через плечо. – Он погиб, пытаясь проникнуть в здание банка «Монсальват».
– Так вы грабители банков?
– Люди из «Монсальвата» хранят в своем подвале нечто, принадлежащее нам, – нечто, украденное ими давным-давно. Ние Стентон погиб, пытаясь возвратить это. А теперь вы у них работаете, – Гарри изобразил удивление. – Совпадение или нет?
– И что с того? Вы организовали конкурс, чтобы я попала туда? Думали, я открою подвал, чтобы вы могли проникнуть туда и забрать то, что вам нужно?
– Мы не имеем к этому конкурсу никакого отношения.
Они прошли мимо маленького мальчика, кормившего уток хлебом. Птицы расталкивали и топили друг друга, чтобы завладеть как можно большим количеством кусков. Гарри взглянул на часы.
– У нас не так много времени. Вы сейчас работаете над поглощением холдинга «Талуэт», – это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. – Кто-нибудь упоминал при вас о Мирабо?
– Нет.
– А о счете Лазаря вам что-нибудь известно?
Элли вспомнила красную папку, которую она видела на столе Бланшара.
– Нет.
– Пожалуйста, подумайте, Элли. Это гораздо более важно, нежели вы можете себе представить.
– Важно для кого?
Тонкая льдинка, поддерживавшая ее веру в то, что она может играть в эту игру, как будто в ней есть какой-то смысл, рассыпалась на тысячу кусочков. Элли опять столкнулась с тем, о чем не хотела думать.
– По вашим словам, за мной следят, но, кроме вас, я никого за этим не заметила. Вы рассказываете безумные истории о моем отце, которые не могут быть правдой. Я не знаю, кто вы, но если увижу вас еще раз, обязательно позову полицию. И расскажу все Бланшару.
– Если вы сделаете это, то больше никогда не увидите никого из нас.
– Я и не хочу вас больше видеть.
– Не зарекайтесь. Мы вам можем понадобиться.
Гарри сунул ей в руку визитку и поспешно ретировался. На карточке не было ни имени, ни логотипа – только номер телефона и сделанная от руки надпись: Если не будет ответа, оставьте сообщение для Гарри от Джейн.
– Вы думаете, я воспользуюсь этим? – крикнула она ему вслед.
Человек, называвший себя Гарри, не обернулся.
Элли хотела было порвать визитку на части или швырнуть ее в воду. Избавиться от этого человека навсегда.
Однако, немного поразмыслив, она сунула ее в карман.
Нормандия, 1135 г.Когда мы выезжаем из леса, уже начинают опускаться сумерки. Дождь перестал, облака уплыли к горизонту и зловеще нависают над заходящим солнцем. Ада едет впереди меня на полкорпуса лошади, как и подобает супруге моего господина. Мы молчим. Нас обуревают чувства, которые невозможно выразить словами.
Когда мне казалось, что Ада ненавидит меня, я страстно желал прочитать ее мысли. Теперь, когда мне кажется, что она любит меня, отсутствие уверенности в этом почти невыносимо. Меня терзают сомнения. Не сожалеет ли она о том, что произошло между нами? Не изменила ли она свое мнение обо мне? Думает ли она о своем муже?
Мысль о Ги угнетает меня. Неожиданно то, что мы сделали, представляется мне не осуществлением мечты, а непростительной ошибкой.
Я все еще размышляю об этом, когда слышится лязг стали. Он доносится из рощи, раскинувшейся островком посредине поля.
– Подожди здесь.
Я пришпориваю коня и скачу через поле. Земля под копытами белая, поскольку она перемешана с пеплом от сожженной стерни. Я не могу найти дорогу через кустарник, поэтому спешиваюсь и прокладываю себе путь через заросли шиповника и ежевики. Уже настолько темно, что я едва вижу ветви, но уже отчетливо слышны звуки схватки. Искры освещают небольшую поляну среди леса. Я смутно различаю две фигуры, попеременно делающие выпады в сторону друг друга и отступающие назад, словно танцоры. Один из них – рыцарь в полных доспехах со щитом и мечом. Его противник одет лишь в коричневую тунику и подбитую мехом мантию. У него даже нет меча. Он отчаянно отбивает атаки рыцаря с помощью прямого охотничьего ножа.
Это Ги.
Сцена напоминает травлю медведя собакой – с той лишь разницей, что у медведя отсутствуют когти. Ги хромает из-за раны на бедре. Он не может бежать. Ударом меча рыцарь выбивает нож из ослабевшей руки Ги, и он улетает в кусты. Мой господин беззащитен.
Он стоит спиной ко мне и не видит меня. Я могу легко скрыться в зарослях. Ги ранен и безоружен, он уже не выйдет живым из этой рощи. Ада станет вдовой и сможет выйти замуж, за кого захочет.
Эти мысли молнией проносятся в моей голове. Что это – дьявольское искушение или божье воздаяние за те страдания, которые я претерпел за свою недолгую жизнь? Но мне не суждено узнать, каковым в конечном счете оказался бы мой выбор. Рыцарь делает выпад, Ги отступает в сторону, поворачивается, поднимает голову и замечает меня. Видит, вне всякого сомнения, ибо у него столь сильно меняется выражение лица, что даже его противник замечает это. Быстро, словно крыса, рыцарь поворачивается ко мне.
Я готов к схватке, хотя вооружен одним лишь ножом. Я хватаю его, но чувствую рукой только ткань. На поясе, где он должен быть, его нет. Собственно говоря, нет и самого пояса. Должно быть, я потерял его в лесу. Ужас бессилия парализует меня.
