Ознакомительная версия.
Туровский, очевидно, сам изменял жене, однако, не может допустить подобного в отношении своей дочери. Изменяя Кате, зять наносил оскорбление не только ей, но и тестю, респектабельному и влиятельному человеку, который облагодетельствовал его, приняв в свою семью.
– Вы хотите сказать, что у Прозорина есть любовница?
– Я должен был бы понять его, не правда ли? – с горечью вымолвил Борис Евгеньевич. – Я снисходителен к собственным слабостям, но он причинял боль Кате, и я не могу простить ему этого.
– Причинял? Значит, это в прошлом?
– Думаю, да.
– Катя знала?
– Полагаю, она что-то чувствовала. Женщины гораздо тоньше нас, мужчин. Но сам Прозорин, естественно, не объявлял ей о своих шашнях.
– Как вы заметили, что он изменяет жене? – допытывался Лавров.
– Меня время от времени посещали такие мысли. У молодых не было детей, из-за Кати. Она сделала аборт, который дал тяжелые осложнения.
– Уже будучи замужем?
– Прошел год после свадьбы. Катя еще не созрела для материнства. Им с Сергеем хотелось пожить для себя. Она сама была ребенком. Дочь никому ничего не сказала. Я узнал обо всем, когда Катю забрала «скорая», ее пришлось положить в клинику. Врачи развели руками. Теперь у меня никогда не будет внука. Катя – это все, что у меня есть!
Туровский не сдержал крик души и тут же устыдился своей несдержанности.
– Впрочем, это поправимо. Если когда-нибудь Катя захочет ребенка, она сможет обратиться к услугам суррогатной матери.
– И все-таки, у Прозорина в самом деле была любовница? У вас есть доказательства?
– Какие доказательства? Я не собирался ни в чем его уличать.
– Это только ваши подозрения?
– Я не опустился бы до слежки за собственным зятем.
– Но что-то же должно было породить у вас недоверие?
Туровский помолчал, потом пошевелил забинтованной ногой и скривился.
– Один мой давний приятель спонсирует фехтовальный клуб «Рапира», – неохотно вымолвил он. – По иронии судьбы, именно этот клуб выбрал для тренировок Сергей. Там он познакомился с барышней, которая… в общем, ты понимаешь.
«Фехтование! – вспомнил Лавров. – Прозорин увлекается холодным оружием».
– Вы выяснили, кто его пассия?
– Приятель сделал это без моей просьбы. Он видел, как они любезничали, а после тренировки барышня садилась в машину Сергея. Ее звали Снежана Орлова. Я подъехал в клуб, и тренер показал мне ее фотографию. Красивая девушка.
– Вы поговорили с ней?
– О чем? – рассердился Туровский. – Стращать барышень не в моих правилах. Я не воюю с женщинами. Сергея я тоже решил не трогать. Я выжидал. И периодически наводил справки об Орловой. Вскоре она перестала посещать клуб, и Сергей сразу потерял интерес к фехтованию. Я понял, что если между ними и завязался роман, то быстро закончился. К счастью, мне не пришлось вмешиваться.
Отец Кати явно тяготился вынужденными объяснениями.
– Ты заставляешь меня сплетничать, – криво улыбнулся он.
– Я должен обладать всей информацией.
– Только поэтому я отвечаю на твои вопросы…
* * *
Черный Лог
Глории снова приснилась башня. На сей раз не та, с которой падал король. Это была круглая башня в Руане с узкими щелями-бойницами и темным конусом крыши. Сюда заточили Жанну д’Арк, добиваясь от нее признания вины. Трибунал пугал ее пытками, английские стражники глумились над ней, епископ требовал подписать отречение от своих «заблуждений».
– Признайся, что голоса, которые ты слышала, исходили от дьявола! – брызгая слюной, вопил священнослужитель. – Ты колдунья, обворожившая французов! Ведьма! Тебе давал силу сатана, который теперь оставил тебя!
Жанне казалось, что она в аду. Архангелы не спешили ей на помощь, святые Екатерина и Маргарита хранили молчание, верный Жиль, похоже, забыл о ней. По полу зловонного каменного мешка, куда ее бросили, бегали крысы. Ей снились кошмары, а пробуждение было их продолжением.
На площади Старого Рынка солдаты соорудили костер для ее казни. Епископ приказал привести Жанну к столбу, обложенному вязанками дров, и с жаром расписывал мучения, которые ей суждено претерпеть, если она не отречется.
Жанне хотелось жить. Ей было страшно умирать в одиночестве, среди врагов и мучителей. Она ждала спасения от Небес, пославших ее воевать с захватчиками. Но спасение так и не пришло. Небеса безмолвствовали. Карл VII сделал вид, что процесс Жанны его не касается. Жиль де Рэ предпринимал отчаянные попытки помешать расправе над Орлеанской Девой.
Тщетно.
Жанну приговорили к сожжению на костре. Сбылось ее ужасное предчувствие. Когда огонь охватил ее тело, она увидела искаженное страданием лицо Жиля. Как он очутился здесь? Она увидела крылья… и поняла, что летит, поднимается все выше и выше, в пронзительную голубизну небес… парит над толпой… над площадью… над Сеной…
В тот же миг маршал Франции Жиль де Рэ ощутил невыносимую боль. Он понял, что Жанна покинула его.
Языки пламени от ее костра подобрались к ложу маршала, в легкие хлынул горячий дым… Это видение преследовало Жиля во сне и наяву многие годы спустя. Он не догадывался, что своей смертью Жанна предсказала его кончину. Он и в мыслях не допускал такого.
Только представ перед судом инквизиции, Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен понял, что разделит судьбу Жанны. Связанные в жизни небесными узами, могли ли они умереть по-разному?
Ему было предъявлено то же обвинение в ереси, сношении с дьяволом и колдовстве. Но если Жанна была названа «смутьянкой и мятежницей, подстрекающей к кровопролитию», то Жиля обвинили в сексуальных извращениях и жестоких убийствах. Ему приписали сотни безвинно загубленных жертв – ради удовлетворения похоти и отправления магических обрядов.
Он признался в своих садистских наклонностях, в том, что отрезал детям головы, собирал их кровь и органы для колдовских ритуалов. Он взял на себя прочие невообразимые зверства. А его все равно подвергли пытке. Он понимал, чего от него добиваются, и не выдал своей тайны. Он решил унести ее в могилу. Вдруг смерть – это еще не конец? Вдруг им с Жанной еще суждено встретиться? Где, как? Над этим Жиль не задумывался. Свершится чудо, которое ему не дано предугадать.
Гибель Орлеанской Девы потрясла Жиля де Рэ и поколебала его веру. Из ревностного католика он превратился в чудовище. Он кидался из крайности в крайность. Служил мессы то Богу, то черту. Он не знал, кому молиться. Не знал, какую дорогу избрать. Он заблудился во тьме своей души, проклял неправедных и сам стал грешником. Любовь к Жанне стала его голгофой и его костром.
В последнюю ночь перед казнью его тюрьму озарил мягкий свет. Высокая женская фигура склонилась над ним и произнесла:
– Скоро настанет конец твоим страданиям, мой рыцарь…
– Жанна? – встрепенулся узник. – Это ты? Прости! Я делал все, что мог! Я не успел…
– Не вини себя. Что случилось, то случилось. Если меня не спасли Небеса, то как это удалось бы человеку?
– Жанна, не уходи! – взмолился он. – Мне страшно. Я не смерти боюсь, поверь. Что такое смерть? Всего лишь немного боли.
– Чего же ты боишься?
– Не потерял ли я свою душу? Только ты можешь знать правду.
– Ты хочешь бессмертия, Жиль?
– Я хочу быть с тобой! Ты ведь в раю, Жанна?
Она молча подняла руку и коснулась пальцами его воспаленного лба. От нее пахло цветами и ладаном.
– Меня обвиняют в богоотступничестве и ереси, – сказал он. – Мне не дали адвоката. Не позволили прийти в суд моему нотариусу. Мои слуги дают лживые, клеветнические показания. Но когда меня отлучили от церкви, я совсем упал духом. Отлученному не обрести вечного блаженства! Я унизился до того, что прилюдно каялся во всевозможных грехах. Я стонал и рыдал, умоляя судей снять отлучение. Меня пугает не чистилище, не преисподняя. Я боюсь быть навеки разлученным с тобой!
Жанна устремила на него чистый взор, но не проронила ни звука. Ее белые одежды были легки и невесомы.
– У тебя отросли волосы! – поразился Жиль. – Они снова длинные и шелковистые, как в тот день, когда мы впервые увиделись. Наверное, я в бреду. Я сломлен и болен. Мне долго не давали пить… а потом принесли какое-то странное вино. У меня мутится в голове… Где ты, Жанна?.. Я не вижу тебя! – заволновался он. – Не вижу!.. Подойди!
– Я рядом, Жиль…
– Мне вынесли приговор. Я признался во всем, кроме одного…
– Знаю.
– Скажи мне хоть что-нибудь! – взмолился он. – Мы еще встретимся?
– У Дерева Фей, – прошептала она. – Помнишь, я рассказывала тебе, как сидела под ним и плела венки?
Ознакомительная версия.
