- Таки да, все, - охотно подтвердил старик. - Для того, у кого есть вот это. - Он выразительно потер палец о палец и для ясности добавил: Леи.
- Неужели мы не заработаем? Силенок еще хватит. Были бы руки, а дело найдется. С голоду, даст бог, не помрем.
Старик слушал, покачивая головой в такт словам Симиона.
- Какой прыткий. Ты кто, - он перешел на "ты", - доктор, инженер, может быть, адвокат? Нет? Я так и знал. Ты умеешь работать только на земле. А в городе можешь только мешки таскать, и все. А таких здесь и без вас хватает. Вот что, молодые люди, послушайте, что вам посоветует старый Аматерштейн. Пока не поздно, тикайте обратно домой. Я знаю, что там, на том берегу, сейчас нелегко, но все проходит, и это пройдет. А здесь вам дороги не будет. Аматерштейн знает, что говорит.
Расспросив, как пройти к центру, они попрощались и вышли на улицу.
- Вот чертов старик, - неожиданно в сердцах проговорил Симион. - Всю душу разворотил. Неужели правду говорит? - Он искоса взглянул на Думитру и Николая.
- Какой смысл ему врать? - откликнулся Думитру. - Сам посуди, ему лучше видно, он же местный.
- А черт его знает. Может, он из этих... коммунистов.
- Ну и дурак же ты, как я погляжу, - засмеялся Думитру.
На главной улице магазины и лавочки с витринами, полными разнообразных товаров и продуктов, попадались на каждом шагу. Однако, к удивлению друзей, редкий прохожий заходил туда за покупками. Симион остановился возле обувного магазина, рассматривая витрину, удивленно присвистнул: цены были такие, что даже на самые дешевые башмаки денег не хватало.
Они побродили еще немного по улицам и по настоянию Симиона зашли в бодегу с непонятным названием "Трафальгар", выпили дешевого вина и отправились "домой".
Следующий день, как и другие, не принес ничего нового, если не считать многочисленных слухов, касающихся их дальнейшей судьбы. Будущее обитателей ремесленного училища оставалось туманным не только для них самих, но и для их хозяев.
XIII
Шандору Фаркаши уже довелось побывать в Кишиневе, еще до войны, гимназистом. Он упросил отца, собравшегося в Кишинев по делам, взять его с собой. Отец сначала не соглашался, говорил, что будет очень занят, однако в конце концов сдался. Отец, человек прижимистый, считал непозволительной роскошью тратиться на гостиницу, и они остановились на постоялом дворе в нижней части города. Стояли знойные июльские дни. На постоялый двор они приходили только к вечеру, усталые, особенно отец, и сразу ложились спать. На следующий день с раннего утра отец отправлялся в торговые конторы, лавки, на базар в поясках кожевенного товара, за которым, собственно, и приехал. Шандор повсюду его сопровождал. Кишинев запомнился ему сонным, зеленым, пыльным городом, где жизнь, казалось, остановилась. Мог ли он, мальчишка, думать-гадать, что много лет спустя снова окажется в этом городе под именем какого-то мифического Иржи Мачека?
Фаркаши приехал в Кишинев из Бухареста вечером и остановился в гостинице "Лондонская". Выйдя утром на улицу, он на миг зажмурил глаза: так ослепительно ярко, совсем не по-зимнему светило февральское солнце. Он шел медленно и не спеша, и со стороны его можно было принять за одного из многочисленных щеголеватых мужчин, фланирующих по тротуару. Они пристально, оценивающими взглядами рассматривали нарядных женщин в причудливых шляпках. Призывно виляя бедрами и делая вид, что спешат, дамы сновали по тротуару. Фаркаши про себя усмехнулся этому своеобразному параду женщин, который принимали фланеры, и тому, что он стал невольным его участником. На углу улиц Михайловской и Александровской он задержался возле магазина с вывеской "Грабойс и сыновья". В витрине на видном месте среди гирлянд колбас и огромных окороков висела табличка, извещавшая, что "первая в Бессарабии колбасная фабрика "Г. Грабойс и сыновья" ежедневно выпускает свежие гигиенические продукты, изготовленные под постоянным личным наблюдением самих владельцев, являющихся дипломированными мастерами-экспертами, имеющими в этой области 49-летний опыт и удостоенными золотых медалей и дипломов за безукоризненное качество своих фабрикатов".
В чистом, недавно вымытом стекле витрины отражалась вся улица. Убедившись, что "хвоста" нет, он неторопливым шагом человека, который никуда не спешит, пересек улицу, зашел в заведение Ковальского, перекусил, снова незаметно огляделся и направился в сторону Армянской. Чем дальше он удалялся от центра, тем больше скромно, даже бедно одетых людей попадалось ему навстречу. На углу Армянской и Александровской он снова остановился возле толстой рекламной тумбы, облепленной объявлениями. Они извещали, что в зале Епархиального Дома состоятся вечера цыганской песни и романсов в исполнении известного артиста, пользующегося громадным успехом во всех центрах Европы, - Петра Лещенко. В программу включены новые и старые песни, в том числе любимые публикой "Чубчик", "Прощай, мой табор", "Ты моя аллилуйя", "Твои глаза зеленые", "Вам 19 лет" и другие. В кинотеатре "Одеон" демонстрировался новый фильм "Торговцы живым товаром" из цикла "Невинно-падшия". Господин Пападаки с афиши зазывал публику в свой кинотеатр "Орфеум" насладиться невиданным в Кишиневе зрелищем - полным обозрением парижских нравов в знаменитом театре "Фоли Бержер".
Безудержная и в то же время в чем-то наивная реклама вызвала на лице Фаркаши улыбку. Обходя вокруг тумбы и читая объявления, он поглядывал по сторонам и не заметил чего-либо подозрительного. Вдруг он почувствовал, что кто-то осторожно тянет его за рукав пальто. Фаркаши стало на миг не по себе, он медленно обернулся. Перед ним стоял мальчишка-оборвыш лет десяти с протянутой рукой. Фаркаши сунул ему один лей. Мальчишка крепко сжал монету в кулаке, словно боялся, что господин передумает и заберет такие большие деньги обратно.
Вдоль Армянской выстроились в ряд извозчики. Фаркаши сел в первый фаэтон и потребовал отвезти его на Ренийскую угол Жуковского. Извозчик цокнул языком, фаэтон, мягко покачиваясь на рессорах, покатил вверх и через несколько кварталов свернул направо. На углу улицы Жуковского Фаркаши расплатился и прошел пешком несколько кварталов. Возле аккуратного, несколько вычурного особнячка замедлил шаги. Улица была пустынна, только вдали виднелось несколько прохожих. Позвонил. Ему открыла пожилая женщина. Не приглашая войти, ни о чем не спрашивая, она вопросительно смотрела на него.
- Мадемуазель Рая принимает? - осведомился Фаркаши.
Женщина, очевидно прислуга, после некоторого колебания шире распахнула дверь и сделала знак, чтобы он следовал за ней. "Она что, глухонемая?" - подумал он, входя в небольшой, со вкусом обставленный холл. Женщина удалилась, вскоре появилась снова и молча повела его в глубь особняка. При его появлении с дивана поднялась молодая красивая женщина с гладко зачесанными иссиня-черными волосами, схваченными черепаховым гребнем. Плечи женщины укрывал яркий, цветастый платок. Низким, приятным голосом она пригласила его присесть и указала на стул возле инкрустированного столика. Фаркаши последовал приглашению.
Стены комнаты от потолка до пола были увешаны дорогими коврами. Он перевел взгляд на этажерку в углу и вздрогнул от неожиданности: на него уставился пустыми глазницами человеческий череп. Хозяйка слегка улыбнулась.
- Итак, чего желает уважаемый господин? Я называю имя клиента, кто кого любит, кто о ком задумывает, имя отсутствующего... - скороговоркой произнесла она. - Гадаю о нем или о ней по почерку, фотографии, какому-нибудь знаку. Говорю планету и напоминаю со дня колыбели до могилы. Я говорю интерес каждого клиента и даю правильное направление действий. Она сделала паузу. - Гадаю на картах "Девица Ленорман", по которым была предсказана смерть Наполеона. Разгадываю сны, гадаю из "Зодий", по кофе и линиям рук по методу знаменитого хироманта, сербского профессора Ахмеда Дина. - Гадалка умолкла, выжидательно глядя на Фаркаши.
- Профессор Ахмед Дин помнит вас, свою лучшую ученицу, и просил кланяться, - тихо, переходя на русский, сказал Фаркаши. - Я видел профессора в последний раз в воскресенье.
- Когда увидите профессора снова, передайте привет от его ученицы, по-русски же ответила женщина. - Ну, наконец-то! Здравствуйте, с приездом. Когда приехали?
- Вчера вечером.
- А где остановились?
- В "Лондонской". Коммерсант из Братиславы Иржи Мачек. Интересуюсь знаменитым бессарабским черносливом и не менее знаменитым вином и грецкими орехами.
- Рада познакомиться. Мадемуазель Рая. Профессиональная гадалка, как вам известно, - она улыбнулась.
- Скажите, Рая, а вы действительно ученица этого профессора Ахмеда Дина? - полюбопытствовал Фаркаши.
- А вы как думали? В Загребе брала уроки. У меня и диплом есть. Хотите, погадаю? - женщина шутливо притянула к себе его руку и стала внимательно изучать, что-то бормоча себе под нос.
