- Ну, хорошо, только отпусти меня. Ты мне делаешь больно.
Саранцев ослабил хватку, и Елена смогла сесть.
- И ты, ты называешь себя его другом. - Она подняла руки и поправила прическу. - Ты обыкновенный мелкий шантажист. Как ты посмотришь ему в глаза?
- Детка, - он поднялся и сел ")ядом, старался говорить как можно доходчивее, - почему шантажист? Я предлагаю тебе сделку, ты - мне, я тебе. Подумай о дочери. Где ты возьмешь эти деньги? И не только деньги. Если мы не договоримся, я подключу такие каналы, что ты год не выберешься из Москвы. Не будь старомодной.
- Зачем это тебе? У тебя своя подружка...
- Леночка, никто ничего не узнает... Клянусь.
- Я больше тысячи баксов в неделю не стою, как выразился один твой коллега.
- Значит, он не разбирается в женщинах, Леночка.
Елена ужаснулась своему положению. Саранцев все правильно вычислил, мать больного ребенка должна быть готова на все, она не имеет права отказываться. Боже, почему денег так много у проходимцев и так мало у честных людей! Как легко обманывать с такими, как у него, ясными глазами и симпатичным лицом. Ее подвела постоянная надежда, та самая, которая легко одерживает верх над горьким опытом, логикой и осторожностью.
- Я... я не могу. И он не простит тебе. Он ведь все видит. Я... я просто не могу.
- Ты что, не поняла? Если ты уйдешь просто так, ты уйдешь без денег.
- Я... Мне надо позвонить, узнать, где он. Удостовериться, что он далеко... Не подозревает. Ну, прошу тебя!
- Ладно, вон телефон.
Она встала у стенки и начала набирать номер. Сейчас она была особенно хороша, слишком хороша, чтобы выпустить её просто так. "Женщину всегда можно загнать в угол, - подумал он, - любую. Дети, карьера, деньги, любовь - всегда найдется слабое место, так устроила природа - слабый пол. Она посопротивляется для порядка, а потом здесь останутся только мужчина и женщина, скрепленные непреодолимой природной силой, и не будет ни жертвы, ни шантажиста, женщина станет его, а он - её.
Саранцев плеснул в бокал шампанского и медленно, глоток за глотком, начал пить, наблюдая, как Елена снова и снова крутит диск телефона. Номер не отвечал. Саранцев встал, потянулся, и в этот момент раздался звонок в прихожей. Елена бросила трубку и рванулась к двери.
- Не подходи! - приказал Саранцев. - Я сам посмотрю.
Он вышел в прихожую и открыл дверь. Перед ним стоял Уланов, он был бледен, губы сжаты.
- Что с Леной? - Он оттолкнул Саранцева и бросился в полуоткрытую дверь гостиной. Увидев входящего Уланова, Елена опустилась на диван.
- Посмотри, Саша, посмотри, что он со мной сделал, - она протянула ему руки: на предплечьях темнели кровоподтеки от железных пальцев Саранцева. Саша, он мучил меня... - Она разрыдалась.
- Ты посмел тронуть ее? Ты?!
- Саша, подожди, сбавь обороты. Я тебе все объясню. - Саранцев схватил со столика деньги и потряс ими перед Улановым: - Я дам вам валюту. Вот, видишь? Да не трясись ты, ничего тут не произошло. Ну извини, бес попутал.
- Эти деньги и так её. Ты думаешь, я не знаю, откуда они у тебя? Да я этот камин нарисовать могу, ты понял наконец?! Я не умел ненавидеть, но у меня оказались хорошие учителя. А я-то ломал, ломал голову, откуда берется зло! Это такие, как ты, заражают злобой людей. - Уланов ещё больше побледнел, глаза его расширились, голос стал низким, монотонным, проникающим до глубины души. - Я выбрасываю тебя из своей жизни. Из той самой жизни, где была дружба, где было синее море, о котором ты вспоминал... Иди, оно перед тобой, это море, я отдаю его тебе. Оно перед твоими глазами. Оно ласковое и теплое. Иди, оно зовет тебя. - Уланов, подняв ладони, смотрел на Саранцева неподвижным, приковывающим взглядом. Глаза его налились тяжелой повелительной силой.
Саранцев не двигался, повторяя бессвязной скороговоркой:
- Извини... Прости... Да, да... Море. Я помню. Геленджик. Синее море и белый пароход...
Саранцев вдруг почувствовал, как нестерпимо горит кожа, как нужен ему прохладный морской ветер. Он сбросил пиджак и, распахнув дверь, шагнул на балкон. Елена, решив, что Уланов хотел запереть его там, направилась к двери. Через стекло она видела, как Саранцев на ощупь, как слепой, забрался на какой-то высокий ящик и, подняв голову, стал вглядываться в даль. Ящик раскачивался под ним, Саранцев балансировал, взмахивая руками. Внезапно он оступился, вскрикнул и боком, нелепо начал падать на перила. Они были слишком низко, он перелетел их, едва коснувшись ногами. Елена с ужасом, не веря глазам, смотрела на опустевший балкон. Она повернулась к Уланову, тот молчал, словно находился в каком-то ступоре, лицо его странно светилось на фоне розовых обоев.
- Что с ним? - наконец глухо вымолвил он.
- Он разобьется... Боже мой, это же восьмой этаж, - прошептала Елена.
Уланов молча взял её за руку и потянул к выходу. И в этот момент к ней вернулось самообладание. Ну, нет, она здесь не для того мучилась, чтобы просто так бежать. Накинув плащ, она вернулась в гостиную и подняла тяжелый кейс. Потом прошла к дивану и взяла плюшевого мишку.
- Брось все, Лена, - тихим, монотонным голосом сказал Уланов. - На этих деньгах кровь. Его кровь...
- Ну, нет, Саша. Кому их оставлять?! Кому?! Кому они достанутся? На них не кровь, на них слезы моей крохотной Надьки, мои слезы, слезы моих родителей. И я возьму эти деньги, не мешай. Далее Бог не посмеет упрекнуть меня.
Они выбрались из дома. Елена осторожно заглянула за угол. На газоне под балконом вокруг распростертого Саранцева собиралась толпа. Она подхватила Уланова под руку, нащупала ладонь. Да у него температура, подумала она, ладонь была необыкновенно горячей. Так, увлекая и подталкивая, Елена дотянула его до перекрестка и остановила такси.
Через полчаса они уже были в квартире Уланова. Елена уложила его на диван, позвонила домой, поставила на плиту чайник и вернулась в комнату. Уланов неподвижно лежал на спине, закрыв глаза, казалось, он спит. Она коснулась его раскаленного лба и снова бросилась в кухню - за аспирином. Уланов продолжал лежать с закрытыми глазами, она заставила его принять две таблетки и села рядом, стараясь обдумать возникшее теперь положение. Она ещё раз позвонила домой, поговорила с Надей, потом в институт "Скорой помощи". Да, пострадавший Саранцев поступал, да, падение с высоты, состояние крайне тяжелое. Наконец уже ночью ей сказали, что Саранцев, доставленный в терминальном состоянии, с тяжелой комбинированной травмой, не приходя в сознание, умер через полчаса после поступления.
Уланов не спал, он был опустошен и ни о чем не хотел думать. Много лет назад в нейрохирургическом отделении он тоже не знал, что делать с пожиравшей его тоской. Теперь он знал и умел делать все. Он выключился и мысленно взмыл вверх. Над ним плыли облака. Внизу мелькали перелески и овраги, верхушки раскачивающихся сосен и берез, поблескивали небольшие озера. Так бесшумно и медленно он продолжал движение, пока не уснул. Он проснулся через несколько часов. Было темно. Елена лежала рядом, он чувствовал, что и она не спит.
- Как ты нашел меня? - прошептала она.
- Зуев дал адрес его квартиры... Он отвечал шепотом, монотонно и односложно.
- А почему ты не звонил?
- Ты же знаешь, я не люблю говорить по телефону.
- Саша, мне пришло в голову... Я согласна выйти за тебя. Нам надо побыстрее расписаться. Я хочу, чтобы ты поехал с нами - с Надей и со мной.
- А деньги?
- Там хватит. Как ты себя чувствуешь? - снова прошептала она.
- Со мной что-то произошло. Я стал лучше слышать. Шум машины за окном, вода капает в ванной, кто-то щелкал выключателем за стеной. Мне показалось, я сошел с ума. Звуки резкие, оголенные. Я слышу даже твой шепот. Что с Дмитрием?
- Он мертв.
- Я не имел права так делать.
- Ты ничего не делал. Он погиб сам. Сам, понял? Полез спьяну на балкон и упал. Ты ведь даже не дотронулся до него. Забудь об этом.
- Я не должен карать. Я нарушил свои принципы.
- Ничего. Один раз можно и нарушить, да ещё в таком положении.
- Стоит только начать, что от них останется?
- Неужели твои принципы важнее справедливости? Зачем такие принципы, если они мешают спасти человека?
- Да, но не такой ценой. Он ведь погиб.
- А ты знаешь, какую он от меня требовал цену?
- Знаю.
- И ты так спокойно об этом говоришь? Он получил то, что заслуживал. И хватит об этом. Иначе ты сойдешь с катушек.
Он направил на неё ладони, провел вдоль её головы, там, где должна быть аура, и не ощутил ничего. Ладони были холодны и бесчувственны.
- Я уже сошел. Что-то сломалось во мне. В меня проникли ненависть и злоба. Меня будто опалило каленым воздухом, и все выгорело внутри. Я чувствую жар, что-то вроде внутренней горячки. И до сих пор никак не отойду.
- Сейчас я тебя расшевелю, дорогой, очень простым, но эффективным способом. Ну-ка, поворачивайся ко мне...
Глава 18. ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕПЯТСТВИЕ
Елена проснулась первая. Уланов дышал ровно и спокойно. Она коснулась ладонью его лба, кожа была холодная и влажная, словно после приступа лихорадки. Накрыв его пледом до самого горла, она вышла на кухню и позвонила в поликлинику. "Врач будет после обеда", - сказали ей. Было девять утра. Уланов не просыпался. Что с ним? Все время спит, говорит странные вещи. Она заглянула к нему ещё раз, лицо его было бледным. Она сварила кофе, приготовила бутерброд с сыром, позавтракала. Надо было уходить, ей предстояло провернуть массу дел: забежать домой к Наде, сходить в ОВИР, потом в больницу к отцу, сказать ему, что у них все нормально, позвонить Бурмистрову. Кроме тридцати пяти тысяч долларов, которые она взяла со столика Саранцева, в кейсе оказались ещё двести тысяч. Она сложила их в плотный пластиковый пакет и задвинула далеко за ванну. Туда же задвинула коробку с тремя крупными бриллиантами, которые она извлекла из плюшевого мишки.
