— Скажите мне точно, что вы делали в тот вечер. Было ли что-то не так, как в другие вечера?
— Пожалуй, нет. Вот только мистер Пибоди не всегда сидел с ним, конечно. Я взяла термос с обеденного стола — миссис Блейр всегда там его оставляет, поднялась, прошла через эту комнату в ванную, которая соединяет наши спальни. Там я взяла пузырек с лекарством и вошла в комнату Джона. Он и мистер Пибоди закончили свои дела и просто беседовали, а я поставила чашку и термос возле постели Джона и отмерила в чашку двенадцать капель.
После этого я сказала мистеру Пибоди, что ему пора идти, он пожелал Джону спокойной ночи, я наполнила чашку, и Джон ее выпил.
— Вы знали, как важно точно отмерить дозу?
— О да. Ровно двенадцать капель и ни единой больше. Поэтому я и настояла, что я должна всегда проделывать это сама, так как доктор Ивенс предупредил, что даже одна или две лишних капли могут повредить Джону, его сердце к этому очень чувствительно.
— Прекрасно. Он выпил молоко сразу?
— Ну, оно было довольно горячее, я думаю, он попробовал раз или два, пока оно не остыло настолько, что можно было допить до конца.
— Таким образом, он выпил молоко через несколько минут после ухода Пибоди?
— Не больше, чем через пять минут, я уверена.
— Что вы делали потом?
— Ну, он лег в постель, а я осталась, чтобы… поговорить с ним, пока он не заснет. Ему нравилось, когда я так делала.
— Вы… поцеловали его, желая ему доброй ночи, или сделали что-нибудь вроде этого?
Анита на мгновение опустила ресницы и сжала руки на коленях, в кулаки, а затем ответила сердито:
— Зачем вы ходите вокруг да около? Я взрослая замужняя женщина. Те двое детективов, которых вы присылали, тоже совали нос не в свое дело. Вы желаете знать, была ли у нас близость, так ведь? Я знаю, старый глупец доктор Дженсон имел наглость предупредить Джона, что он не должен жениться на женщине моложе себя — дескать, его сердце может остановиться от возбуждения во время полового акта. Ну хорошо, мы не были вместе в ту ночь,— выговорила она.— Этим она и отличалась от большинства остальных. Он стал ласкать меня, если уж вам так нужно это знать, и я думала, что он хочет меня, но он вдруг как будто одеревенел и стал часто дышать, я испугалась и… вот как это было.
— Ясно,— флегматично отозвался Джентри.— Благодарю вас за то, что вы были откровенны со мной,— он встал.— Вы готовитесь к похоронам вашего мужа, как и собирались?
— Я думаю, да. Если вы не возражаете.
— Почему я должен возражать?
— Чарльз думал… ну, он сказал, что, может быть, после письма Марвина вы подумаете, что есть причина потребовать вскрытия Джона. Но я сказала ему, что вы не можете этого сделать, если я не дам согласия, а я не соглашусь ни за что на свете.
— Нет, почему же,— сказал Джентри.— Продолжайте заниматься похоронами, если хотите. У меня нет никаких возражений. Но вы понимаете, что вскрытие тела вашего брата обязательно. Закон требует этого в подобных случаях.
Она ответила безразлично:
— Я это понимаю и знаю, что не могу остановить вас. Хотя я все равно считаю, что это полное варварство и неприличие.
— Прошу прощения,— сказал Джентри, и вся троица покинула комнату.
Тело Марвина Дейла унесли, детектив Донован уже ушел вниз, в кабинет к Петри и шоферу.
Они увидели, что оба детектива сидят на стульях возле двери, а Чарльз угрюмо развалился в кресле в другом конце комнаты.
Джентри решительными шагами пересек комнату и остановился перед шофером. Он неторопливо извлек черную сигару из внутреннего кармана, откусил кончик и выплюнул его на пол, затем чиркнул спичкой и, продолжая держать ее в руке, глубоко затянулся. С каменным лицом и таким же голосом он сказал:
— Не надейся, что я куплюсь на все это, Мортон. Думаешь, я не знаю, в какие игры ты играл с молоденькой женушкой своего хозяина за его спиной? На мой взгляд, зря она так разгорячилась вчера вечером, что даже не смогла отпустить тебя в постель одного. Правда, твоя сексуальная жизнь — не моя забота, если только ты не совершаешь убийств.
— Марвин совершил самоубийство,— сказал Чарльз,— если вы об этом говорите.
— Так уж и совершил?
Шофер невозмутимо пожал плечами.
— Я не видел, как он выпил яд, если вы это имеете в виду.
— Очень плохо, что никто этого не видел,— проскрипел Джентри.— Поскольку я тебе вот что скажу: не верится мне, будто Марвин был до того высокоморальный тип, что, узнав о супружеской измене сестры, испытал страшный шок, сел и тут же хватил стрихнину. И ни секунды я не поверю в то, что он будто бы не знал все это время о ваших с миссис Роджелл замыслах.
— Зачем вы мне все это говорите?
— Просто я хочу, чтоб ты знал: твои неприятности не кончились, и дело далеко не закрыто. Не вздумай уехать из города.
Шеф полиции повернулся на каблуках и протопал к двери, кивнув Петри и Доновану, чтобы те сопровождали его.
Вслед за ним вышли и Шейн с Рурком.
— Ты бы прогулялся с Уиллом и записал историю о Марвине. Я тебя найду попозже,— предложил Шейн репортеру.
Рурк дружески хмыкнул:
— Собираешься слоняться поблизости и пасти вдову?
— Вроде того.
Шейн посмотрел, как он вышел через парадную дверь, а затем вернулся на кухню, где нашел миссис Блейр сидящей за чашкой кофе.
Она предложила кофе и ему, он поблагодарил, сказал, что выпил бы без молока, уселся напротив нее с сигаретой и спросил:
— Вы видели предсмертное письмо Марвина?
Она покачала головой:
— Никто его мне не показывал.
— Некрасиво получилось с амурами Чарльза и миссис Роджелл при жизни мужа, а?
Она встретила его взгляд, твердо сжав губы.
— Это не по мне — сплетничать о людях, у которых я работаю.
— Вы ведь больше не будете здесь работать,— утвердительно сказал Шейн.— Вы, конечно, знаете, что Джон Роджелл оставил вам пятьдесят тысяч долларов по завещанию.
— Я знаю, он говорил, что собирается оставить.
— Почему?
— А почему нет? — с жаром возразила она.— Он был богатый, а мы дружили бог знает сколько времени.
— Дружили? — сказал Шейн.
— Может, вы не знаете, что он и мисс Генриетта были постояльцами в моем пансионе в Сентрал Сити, в Колорадо, еще когда он был просто старателем.
— Я все об этом знаю. И как он вернулся туда после смерти вашего мужа, привез вас сюда в качестве экономки и поместил в соседней комнате, пока не женился на Аните, после чего вам пришлось перебраться на третий этаж. А теперь обеспечил ваше будущее. Это все было только выражением дружбы?
Она ответила без злобы:
— Вы слушали Генриетту. У нее грязное воображение, и она всегда ненавидела меня с тех пор, как подала в суд на Джона, а меня вызвали как свидетельницу, и я сказала чистую правду о том, как он был с ней щедр.
— Вы отрицаете, что вы и мистер Роджелл были больше, чем просто друзья?
— Я не буду попусту тратить слов, чтоб отрицать,— ответила она с достоинством.— Не думаю, что вы поступаете правильно, сидя тут в моей кухне и говоря такие вещи за час до похорон.
— И вы не хотели бы увидеть, как схватят его убийцу… если он был убит, как думает Генриетта?
— Если он действительно был убит,— сказала она с ударением.— Но я не верила в это ни одной минуты. Из-за чего?
— Предположим, он стал подозревать Аниту и Чарльза.
— Я клянусь, что он никогда их не подозревал. Для него на этой девушке просто свет клином сошелся. И я должна сказать, что она была ему действительно хорошей женой.
— Предполагается, будто Марвин принял яд, потому что был поражен, увидев, как она вчера вечером вышла из спальни Чарльза.
— Я об этом ничего не знаю, но, вероятно, он был вдребезги пьян и мог сделать что-нибудь подобное.
— Как вы думаете, Марвин мог убить Роджелла? — спросил Шейн.
— Зачем ему это делать? Ему здесь было очень удобно.
— Но Роджеллу не нравилось, что он тянул деньги с Аниты. Убрав его с дороги, Марвин мог жить еще удобнее.
— Тогда зачем ему было убивать себя два дня спустя?
— Вот это,— хмуро сказал Шейн,— один из тех самых вопросов, которые мне не дают покоя. Я хотел бы, чтобы вы восстановили в памяти ту ночь, когда умер Роджелл. Как я понял, вы находились в кухне примерно с одиннадцати часов и отправились спать после того, как вскипятили молоко и перелили его в термос-кувшин.
— Я так делала каждый вечер с давних пор. До его женитьбы я накапывала ему лекарство в чашку сама, а когда появилась Анита, это стала делать она.
Шейн задумчиво оглядел стерильно чистую белую кухню.
— Вернемся к той ночи,— повторил он вновь.— Предположим, некто подмешал в питье яд, чтобы убить Роджелла. Кто бы мог это сделать… кто имел такую возможность?
— Проще всего это было сделать мне.
