Когда Виктор начал готовиться к выходу на волю, Черня искренне загрустил и при посредничестве Нины - он уже давно наговорил ей с три короба о замечательном парне - начал подыскивать ему работу в учреждениях, руководимых старыми дружками. Но то ли влиятельные люди боялись вступать в контакт с Черней, то ли не желали путаться с имеющим судимость юношей, а может, действительно ничего стоящего не подворачивалось, но Виктор остался ни с чем. Тогда он поведал своему наставнику, что поедет к отцу, и они вместе обсудили эту затею. Черня настаивал, что ехать надо немедленно, чтобы в Риге не столкнуться с корешами. Он, конечно, Виктору вполне верит, только зачем искушать судьбу. В кругу давних друзей поднять стаканчик за встречу - ничего в этом нет плохого, но мало ли что может случиться, а виноват будет он, Виктор. У кого судимость, тот и козел отпущения. На самом деле Черня опасался, что Виктор, опьянев от свободы, свою поездку к отцу отложит, спутается с какой-нибудь бойкой девчонкой. Отсюда недалеко и до захудалой, бесперспективной работенки, а там, глядишь, дети пойдут, быт, мелкие дрязги и заботы. Черне же хотелось, чтобы Виктор занял более видное положение, но это возможно лишь под руководством достославного отца. Правда, и при отце ему будет трудно, уголовные делишки не так просто замазать. Вот если бы парень там, на Севере, обзавелся тестем под стать отцу, считай, карьера обеспечена.
Хотя Виктор по вполне понятным причинам скрыл от Черни, что отношения с отцом разорваны давно и бесповоротно, ему в последний вечер в зоне приятно было слышать разглагольствования Черни о планах на будущее. И более того, он даже поверил, что для обеспечения сытой, хотя и не очень интересной жизни непременно надо съездить к отцу и вымолить прощение. Конечно, торопиться некуда: двадцать пять лет - еще не тот возраст, чтобы изнывать в кресле перед телевизором; и потом, на свободе его ждет кругленькая сумма.
- Раньше середины дня не выйдешь.
- Наверно. - Виктор зевнул.
- Надо было сказать Нине, чтобы купила тебе билет! Как я об этом не подумал раньше!
- Ничего, как-нибудь... - Виктор зевнул еще раз.
- А ночевать где будешь?
- Посмотрим.
- Нет, кроме шуток. Я черкну Нине записочку. Теперь, правда, не то что раньше, но раскладушка найдется. И ужином накормит.
Записку Виктор взял, чтобы не огорчать Черню. Идти к его жене он не собирался. Позже Черня узнает, что никто с его запиской не приходил, и подумает, что Виктор то ли успел на поезд, то ли улетел в Мурманск самолетом. В конце концов, разве так важно, что он подумает.
Конечно, отправился прямиком к Белле. Был конец лета, женщины в легких одеждах, на лицах и ножках вводящий в искушение загар, а в глазах еще светится весна...
В день освобождения хочется быть лучше, чем ты есть на самом деле, ты готов услужить любому встречному. Лишь только в троллейбус вошла женщина, Виктор вскочил как ужаленный и уступил ей место, на следующей остановке женщин набилось в салон великое множество - рабочий день подошел к концу. Едва от конвейеров и кульманов, они весело щебетали и смеялись. И все почему-то страшно спешили; протискиваясь к выходу, они касались его ненароком, и невдомек им было, что он готов как безумный увлечь за собой любую. Фактически в отношениях с женщинами он еще совсем мальчишка. Сколько раз Виктор мысленно наслаждался женскими чарами, упивался воображаемыми сценами, придумывал донжуанские или грубые способы знакомства, а теперь, когда окружило столько женщин, настоящих, живых, не с журнальных картинок, он, дрожа всем телом, увертывался от их случайных прикосновений. Как потерянный стоял он среди сероглазых и кареглазых инквизиторов в легких платьях, блузках, не скрывавших, а, наоборот, выставлявших напоказ их фигуры, обзывал их про себя дурами и, может, вышел бы из троллейбуса, да путь к дверям загораживали такие же вертихвостки. Мне они не нужны, твердил он себе, я еду к Белле. С Беллой у него ассоциировались все женщины, которых он видел или о которых думал. Ее он возвысил до символа женственности и красоты. У них с Беллой будет медовый месяц... Куда-нибудь махнут. Хотя бы в Крым. Снимут комнату, будут спать и купаться. Сезон в разгаре, Белла обязательно согласится.
Возбужденный и раскрасневшийся, он взлетел по узкой лестнице на четвертый этаж и постучался. В полупустом чемодане булькали две бутылки шампанского и коньяк, а в руке он держал аккуратно завернутый букет кроваво-красных роз: они приводили Беллу в восторг. Розы он купил с рук, цветы сожрали едва ли не половину оставшихся у него денег.
Открыла ее сестра, она ему нисколько не удивилась. Виктора это задело: будто он выходил на минутку в гастроном за спичками.
- Белла говорила, что ты вот-вот заявишься, - пояснила женщина. Чемодан можешь оставить.
- А сама она где? - Виктор был неприятно удивлен. И что за тон... Впрочем, они всегда не переваривали друг друга.
- Белла завербовалась в какую-то киногруппу и будет только в субботу.
В комнате все как прежде. Если не приглядываться, то мебель кажется совершенно новой.
- Знала ведь, что я буду! - с упреком воскликнул Виктор.
- Наверно, решила, что хватит. - Беллина сестра визгливо рассмеялась. Ее радовало все, что досаждало Виктору.
Возбуждение его не оставляло.
Они похожи, помимо воли молнией мелькнуло в его голове.
- Ну, ты... Чего уставился, как бык... Возьми, за чем прискакал, и проваливай. Ко мне сейчас придет дружок, и я не хочу, чтобы он тебя видел. Еще подумает бог знает что.
- Послушай, женщина! - Он попытался схватить ее за руку, но она ловко увернулась.
- Отвяжись, болван! Скажу Белле! Не хватало мне еще с тобой путаться, у меня, знаешь, принципы.
Упоминание о Белле слегка охладило Виктора.
Он достал из шкафа свои фирменные, в обтяжку, джинсы и стал рыться в поисках джемпера, который когда-то сидел на нем как влитой.
- Не переворачивай все вверх дном!
- Где мой полосатый джемпер?
- Кажется, стащили.
- Как это?
- Стащили, и все... Нас ведь обокрали. Прошлой зимой. Сначала думали на Вовку, но оказалось - не он. Кто-то из своих, это уж точно. По ночам у меня сынишка дома, а тут как раз отослала его на пару недель к матери. Мы спокойно себе сидим в "Русе", в баре за канатами, и потягиваем коктейль. А они тут пошуровали. И когда уходили, еще закрыли на ключ, гады! Всю фирму взяли. Пришлось ставить второй замок.
- А почему мои джинсы не взяли? - воскликнул Виктор, чтобы уличить ее во лжи. Он уже почувствовал приближение беды. Над его головой сгущаются тучи.
- Теперь в таких не ходят, теперь вельвет носят.
- А т е в е щ и тоже сперли?
- Конечно. Правда, кое-что Белла, кажется, отнесла к матери.
- Но ведь т е в е щ и были спрятаны! Я сам прятал!
- Тут спрячешь! Сколько ни прячь, все как на ладони. Загнать надо было, когда у Беллы имелся покупатель, сейчас законные башли лежали бы на книжке.
- Как же, вам с сестрой только и доверить деньги! - Он рассвирепел и начал кричать: - Решили сделать из меня дурака! Не выйдет номер!
- Дурак и есть дурак!
- Милицию вызывали? - спросил он тише, но голос его по-прежнему дрожал от злости и подозрения.
- А как же! Приехали, посмотрели и уехали.
- И что?
- Сказали, что, по их мнению, вор был один.
Как ни смешно, он принялся ругать угрозыск за плохую работу, словно был в полном смысле жертвой ограбления. Словно пропавшее добро он не награбил, а приобрел за годы честного труда. На голову милиции посыпались проклятия одно хлестче другого. По правде говоря, ему бы радоваться, что не нашли т е в е щ и, - ведь среди них было несколько фарфоровых ваз из квартиры, за кражу которой он избежал наказания.
- Мы на Вовку думали, решили, он навел: вначале был с нами в баре, а потом куда-то исчез. Оказалось, по Ритке соскучился.
- Этот может. Точно, Вовка! Правда, никто ему о т е х в е щ а х не говорил, но пронюхать он мог.
- Твое барахло нам дорого обошлось. Если сосчитать, у меня одной сотни на три унесли.
- Три сотни! У меня несколько тысяч пропало! Даже больше! Подсчитывая в колонии ценность спрятанных вещей и зная о повышении цен на изделия из серебра и хрусталя, он лишь самую малость надбавил к прежней стоимости.
- Те серьги, которые ты Белле подарил, в тот вечер тоже были дома.
- Завтра же Вовке придется идти к протезисту жернова вставлять. Все до одного!
- Так он тебе и дался. И потом, что это изменит? Надеешься от него назад получить? Успокойся, он давно все спустил и клянчит на кружку пива. И вообще... кто же мне сказал... будто он опять в зоне. Но, может, брешут.
Два коротких звонка. Женщина бросила на Виктора полный досады взгляд и пошла открывать.
У вошедшего была аккуратная лысинка, мягкие, ухоженные руки.
- Я шофера не отпустил... Может, поужинаем в "Сените"? Какая нужда торчать в Риге? - сказал он еще с порога.
- С удовольствием. Страшно проголодалась. - Ишь как разулыбалась, разговаривая с этим наодеколоненным старичком. - Я сейчас...
