Он облачился в халат и, раскрыв нож, всадил его в деревянный столб. Подойдя к собаке, он рванул цепь, затянув так, что собачья голова оказалась прижатой к земле. Пес громко взвизгнул и затих. Кирилл почесал его за ухом и закрепил цепь потуже.
— Я не шучу, Таня, говори. Сейчас я пока что в сомнении, как с тобой поступить, а вот когда изуродую тебя до неузнаваемости, тут уж никуда не денешься…
Опасность оказалась настолько реальной, что с пассивным поведением пора было заканчивать.
— Скажу, Кирилл, — согласилась я, стараясь говорить как можно беззаботней. — Обязательно скажу, хотя и не надеюсь, что моя покладистость тебя разжалобит.
— Ха! Покладистость! Под ножом-то!
«Прикинься овцой, Танька, — приказала я себе. — Сделай вид, что веришь в то, что он оставит тебя в живых!»
— Иван сейчас у рокеров, — «отдала» я секрет, повысив голос. — У Екатерины Лозовой твой Иван. В целости и сохранности, дожидается меня и денег.
— Вот и ладненько! — обрадовался Керя, гладя повизгивающего пса. — Сейчас я с собачкой управлюсь, и ты расскажешь, как туда добраться. Машинка-то твоя где?
— Керя! — Я улыбнулась его глупости. — Их там четверо вокруг Ваньки сидит. Куда ты ехать собрался?
— А у меня пистолетик есть, — глянул он на меня хитрыми глазками. — С «волыной» — то оно, Тань, надежно.
— Старый, смотри на вещи реально, — фыркнула я в ответ. — Для того чтобы перешлепать из пистолета четверых решительных и не склонных к панике людей, мало быть ворошиловским стрелком, надо еще и поддержкой чьей-то заручиться. Ну где тебе, старому, с ними справиться! Если не зацепишь никого, надают они тебе по черепу и все обо мне выспросят. А если, не дай бог, положишь кого, утопят вас с Ванькой в Волге.
Керя засопел и от злости сжал в кулаке собачье ухо. Пес завизжал жалобно и пронзительно, прося пощады у своего хозяина. Будто в досаде на его жалобу, Кирилл подобрал с земли глиняный ком и, взвесив его на руке, с размаху шарахнул им собаку по голове. Глиняные обломки разлетелись в разные стороны.
Пес растянулся у ног хозяина и громко и часто задышал. Настолько громко, что мне даже издалека хорошо был слышен каждый его вздох. Кирилл поднял ком больше прежнего и опять обрушил его на голову несчастного животного. Пес затих. Керя взял резиновые перчатки и, натянув их с неприятным треском, выдернул из столба нож.
Я мгновенно догадалась, что должно сейчас произойти, и зажмурилась, не желая на это смотреть. Память предательски развернула перед глазами яркую, как наяву, картину: кровать, а на ней собака с вывернутыми окровавленными внутренностями. Я попыталась отвлечься и представить себе что-нибудь нейтральное, но мне не удалось — звуки происходящего возвращали меня к этому отвратительному зрелищу. Хрипы, шорохи, судорожные поскребывания собачьих когтей и шлепки ладоней по чему-то мокрому… А немного погодя нос уловил новый оттенок в здешнем, ставшем уже привычным зловонии — запах крови…
— Вот они, вот они! — послышалось довольное бормотание старого упыря. — Далеко прошли, но застряли все-таки!
Послышался всплеск воды, я приподняла веки и тут же ощутила приступ тошноты от увиденного. Все оказалось в точности как в моих воспоминаниях. А Семиродов, нагнувшись над ведром, ополаскивал в нем руки, нож и что-то еще. Смотрел на это что-то, положив на ладонь, и вновь опускал в воду, пыхтя от удовольствия.
Теперь я знала все досконально, включая причину убийства Аладушкина.
— Вот они, «капли Христовы» — так их покойный Лозовой называл. Хочешь посмотреть?
Через минуту он поднес к моему лицу то, что достал из собачьих кишок. На его ладони с растопыренными, но в любой момент готовыми сжаться пальцами лежала большая брошь. Центральное место в ней занимали два крупных темно-красных камня, действительно напоминавшие кровь.
Я не стала ее подробно рассматривать, мне было не до нее, поскольку в другой руке Керя держал нож.
Итак, с собачкой он управился. Что дальше?
— Эх ты! — огорчился он на мое равнодушие. — А еще баба!
Зажав брошь в кулаке, он нагнулся и, подцепив ножом веревку вокруг моего живота, рывком перерезал ее.
— Развязывайся, а я соберусь пока.
Возиться с веревками мне пришлось долго.
Кирилл вылил воду и закинул ведро за ближайшую кучу. Что он сделал с тряпьем, халатом и всем остальным — не знаю, я не присматривалась. Видела лишь, как он завернул брошь в комок ваты и, бережно затолкав в жестянку из-под чая, опустил ее в сумку. Управился он намного раньше меня, и к тому времени, когда я оказалась на ногах, он уже стоял у стены, сжимая в одной руке лямку сумки, накинутую на плечо, а в другой — направленный на меня пистолет.
— Я все поняла.
— Хорошо. Иди вперед. Впереди все время будешь. А «волыну» я в карман положу. И запомни, шмальну не задумываясь.
Я в этом не сомневалась.
— Куда идти-то? — спросила я, вспомнив о собственном приказе прикидываться овцой.
— Как куда? К машине! — удивился он моей бестолковости. — К Катьке с тобой сейчас поедем, за Иваном.
Я шла впереди. Он, держа руку с оружием в кармане, — сзади, на расстоянии, исключающем возможность внезапного нападения с моей стороны.
— Как приедем туда, — инструктировал меня на ходу Керя, — ты не рыпайся. Во-от. Позовем Ивана. А как придет он, сразу уедем. Чтоб без разговоров, ясно? А пока дожидаться его будем, я тебя, извини уж, под «волыной» держать буду.
Я оглянулась. Ах ты, скотина!
— Ничего не бойся, — понял он по-своему мое телодвижение. — Я добрый, ничего плохого тебе не сделаю. Увезешь нас оттуда, вылезай из машины и чеши куда захочешь. А до города мы сами доберемся.
Хрен тебе в глотку, старый хрыч! Тут-то ты меня и пристукнешь, если все будет так, как ты задумал. Я брошь видела и, значит, по твоим представлениям, жить дальше права не имею. Для тебя каждый видевший камни — охотник за твоим сокровищем, следовательно, твой потенциальный убийца.
От удара меня подташнивало, к тому же в области затылка болела голова. Всего раз я подняла руку, чтобы дотронуться до больного места, и тут же услышала предостерегающее: «Но, но!» Значит, бдит Кирилл, не расслабляется.
Таким образом мы дошли до бассейна с жидкой грязью, не встретив по пути ничего такого, что могло бы сыграть роль отвлекающего элемента для моего конвоира. А люди вообще как будто вымерли. Выходной у них не по воскресеньям, что ли? Тропинка, по которой мы шли, оканчивалась у бетонной перегородки и начиналась вновь на той стороне. Извиваясь между кустов, вела к производственным корпусам и дальше — к проходной с блестящим турникетом. Я не стала обходить бассейн по берегу, а двинулась проторенным путем — по узкой бетонной полосе с жиденьким односторонним ограждением над бурлящей зловонной жижей. После всего, что я увидела, это зрелище не вызвало у меня никаких эмоций. Только раз, когда я споткнулась о какую-то стальную проволоку, проходящую поперек дорожки и слегка выступающую над поверхностью, в легком испуге трепыхнулось сердце. «Какой хам, мог бы поддержать женщину! — подумала я. — Случись с ним такое, я ему тоже не помогу».
Все-таки есть на свете провидение! Фатальность, рок, судьба — как хотите называйте. Бросая гадальные кости, я каждый день убеждаюсь в этом. Сегодня госпожа Удача была на моей стороне и не иначе шествовала сейчас рядом, потому, как только я восстановила равновесие, эта самая проволока подвернулась под ноги Кириллу. Он вскрикнул и крепко выругался. Я обернулась и похолодела. Если бы он не держал руку в кармане на рукоятке пистолета, то, без сомнения, успел бы ухватиться за ограждение. Уже падая, он извернулся и попытался сделать это другой рукой, но в этот момент с плеча сорвалась сумка. Она упала вниз, а сам Семиродов, коротко вскрикнув, полетел по другую сторону грязевого бассейна.
Кирилл погрузился в грязь с головой, но сумел вынырнуть, весь черный, как бес, которым так любил себя называть. Я, встав на колени и уцепившись за арматуру перил, тянула к нему руку. В этот момент я не соображала, что делаю. Сработал инстинкт — тонет человек!
— Сумка! — прохрипел он, с трудом шевеля слипшимися губами. — Сумку спасай!
Легкая, полупустая сумка болталась на поверхности жижи с другой стороны перегородки. Она была совсем рядом, и, подцепив лямку, я выдернула ее на бетон рядом с собой. Я обернулась к Кириллу… Все было кончено. Грязевая трясина затянула его вглубь. Возня с сумкой отняла у меня всего несколько секунд, но их оказалось достаточно, чтобы вурдалака поглотила зловонная бездна. От увиденного меня прошиб холодный пот.
Старый Семиродов умер молча, без крика, и смерть его была такой же отвратительной, как и жизнь.
Когда я выходила из дверей проходной, из-за стеклянной перегородки меня окликнула вахтерша:
— Девушка! — Ее веселый голос гулким эхом отозвался в пустом помещении. — У вас вся спина в грязи, вы знаете?
