Ознакомительная версия.
Но «их» на месте не оказалось. Мы подъехали к дому, где я упражнялась в вертикальном спуске, во всех подробностях изучили рекламу «Инкомбанка», тихо прокрались в подъезд. Заветная квартира на третьем этаже была пуста. Не осталось в ней и тахты, на которой я провела беспокойную ночь, и велюрового дивана.
Сергей прошелся по комнатам, выглянул в «мое» окно, подергал рукой железку, которая послужила мне лестницей, покачал головой и направился к выходу. Я поплелась за ним в тоскливом разочаровании. Куда же эти подлецы увезли Катю? Возвращаясь к Эванжелине, мы надеялись, что она встретит нас известием о звонке похитителей.
Эванжелина рванулась к нам навстречу, но тут же сникла. Я поняла, что звонка она так и не дождалась. Сергей выставлял на стол непригодившиеся газовые баллончики.
— Надо ждать. С газом осторожнее. Это не «си-эс», быка свалит. Слушай, а что, если взять с твоей дискеты адреса и проехаться по ним? А, не пойдет. Если они за нами наблюдают, то нельзя с этой проклятой дискетой мельтешить. Будем ждать звонка.
Часов в десять вечера приехала Марина. Когда мы выложили ей произошедшее, она секунд пятнадцать стояла замерев, видимо осмысливая, а потом из глаз ее покатились слезы. Это сыграло роль детонатора. Мы, несколько часов слонявшиеся по комнате в прострации, убитые и расстроенные, не выдержали. Второй заревела Эванжелина, выйдя из заторможенного состояния. Я первые минуты пыталась их успокоить, но сдалась. Если бы мы ревели в другой момент и по другому поводу, то я наверняка сказала бы, что вот, занимаемся полезным делом, выводим шлаки из организма. Но сейчас мне было не до обычных комментариев. Мы с Эванжелиной были здесь, мокрые и бесполезные, а наше самое дорогое сокровище находилось неизвестно где и неизвестно, что с ней там делали.
Сергей махнул рукой и плотно закрыл за собой дверь гостиной. Три рыдающие женщины — это и Шварценеггеру не по силам вынести.
* * *
Ночь субботы, все воскресенье прошли в напряженном ожидании. Мы не ревели только потому, что уже не было сил на слезы. Три вспухшие малиновые физиономии: несмотря ни на что, красивая у Эванжелины, в один момент постаревшая у Марины и страшная и пятнистая у меня.
Эванжелина каждые три минуты проверяла, работает ли телефон. Марина сидела, уткнувшись лицом в спинку дивана и обхватив себя руками. Сергей уезжал и возвращался все более и более мрачный.
Настал понедельник, сырой и хмурый, в унисон с нашим состоянием. За окном серело тяжелое небо, но дождя не было. Ветер поднимал опавшие листья, еще живые, и они кружились в воздухе, как прокламации, сброшенные с аэроплана. Температура достигла такой отметки, когда на голове начинают замерзать и жить своей отдельной жизнью уши, стреляя внутрь черепа длинными острыми иглами.
Мы ждали, поглядывая на часы, в окно, на телефон. Мы уже согласны были звонить в милицию, но чем она могла нам помочь? Взять фотографию Кати и показать ее по телевидению? Посоветовать позвонить в больницы и морги?
Сегодня ночью в четыре часа Эванжелина с Катей должны были сесть в «боинг» и улететь в свою Калифорнию.
Часов в десять вечера, совсем отчаявшись, я вспомнила про Тупольского. Он предлагал мне помощь во время нашей последней встречи. Если ВэПэ работал в «Интеркоме», то, возможно, у него на компьютере стоит такая же антивирусная защита, как и у Дроздовцева. Если нам никто не звонит, значит, все-таки придется самим выходить на похитителей. Только бы сообщить им, что мы на все согласны.
Я набрала номер Вячеслава Петровича. «Только бы не автоответчик», повторяла я про себя, как впервые согрешившая монашка вновь и вновь настойчиво повторяет слова покаяния. Ответила женщина:
— Вячеслава Петровича нет дома, что ему передать?
— Мне с ним встретиться надо, — взмолилась я, — прямо сейчас.
Женщина, видимо, нисколько не удивилась моему пожеланию обязательно встретиться ночью (уже было начало двенадцатого).
— Приезжайте, — ответила она. — У вас есть адрес?
Если это была жена, то Петрович выбрал себе прекрасный экземпляр.
Через сорок минут, оставив дома взволнованную троицу, проехав пол-Москвы, оживленной, яркой, я позвонила в дверь ВэПэ. Дверей было две: первая — железная и вторая — массивная дубовая.
Мне открыли быстро, не дав как следует потрезвонить. Женщине, с которой я разговаривала по телефону, оказалось лет сорок. Она извинилась за халат, впрочем, шелковый и красивый. Из прихожей (если этот зал можно было так назвать), в коврах и с огромными диванами, на второй этаж вела лестница без перил, с широкими ступеньками из гладкого светлого дерева. Даже в моем взвинченном состоянии я отметила про себя, что Петрович живет на широкую ногу. Надо было в молодости податься на юридический факультет, а не в журналистику, подумала я, опускаясь в глубокое кресло. Где же вы ходите по ночам, Вячеслав Петрович? От нетерпения я вертелась в кресле с энергией молодого мыша, попавшего в мышеловку. Жена Тупольского проявляла ко мне удивительную терпимость. Я представила, как бы к Сержу в час ночи завалила неизвестная девица. Стала бы я ей кофе предлагать, как же.
В пять минут второго Тупольский наконец соизволил вернуться в лоно семьи. Я слышала, как в прихожей жена тихо говорила ему обо мне. Здороваясь со мной, ВэПэ не выглядел удивленным по поводу того, что я так своеобразно поняла его приглашение «бывать в гостях».
— Роскошные апартаменты, — сказала я после приветствия. — Вячеслав Петрович, вы просто обязаны мне помочь.
— Ради вас, Татьяна, что угодно, — улыбнулся Тупольский, не заботясь о том, что жена находилась в зоне отчетливой слышимости. Или это не жена?
— Лена, — крикнул ВэПэ, — принеси нам в кабинет кофе! И еще что-нибудь. Пойдемте в кабинет.
Кабинет Тупольского ломился от книг и импортной техники. Автоответчик «Панасоник» (67 операций), компьютер, факс, ксерокс — все говорило о том, что хозяин этих предметов ведет напряженную трудовую жизнь.
— Я вас слушаю, Татьяна.
И я начала свой печальный рассказ. О том, что как-то раз проникла в кабинет Дроздовцева и списала у него зашифрованную дискету. О том, как хотела ее распечатать и не смогла. О том, как меня изловили два головореза и как я ловко от них сбежала. И о похищении Кати. И еще о моей надежде, что Тупольский поможет мне выйти на похитителей и обменять Катю.
— Где у вас дискета? — спросил ВэПэ. Он ни разу не перебил меня во время моего истерически-нервного монолога.
Я торопливо полезла в карман куртки.
— Значит, вам так и не удалось ее распечатать или снять с нее копию, повторил он, направляясь к компьютеру.
Я засеменила следом.
— Нет, к сожалению, там какой-то страшный новый вирус, все боятся. Ой, осторожнее ради Бога!
Тупольский усмехнулся и защелкнул дисковод. Постучал клавишами, и на экране появился знакомый мне текст — фамилии, адреса, счета, суммы. Я замерла.
— Откуда вы знаете шифр?!
Вообще-то я никогда не дергаю беспричинно лицо, чтобы избежать преждевременных морщин, но тут я вся сморщилась, как поджаренный утюгом капрон, в ожидании какого-то жутко неприятного открытия.
Тупольский не ответил на мой вопрос.
— Это действительно та дискета, — произнес он, просматривая страницы на экране. Одновременно его рука потянулась к телефонной трубке.
Ми-фа-фа-ля-до-ми-фа — проиграли кнопочки «Панасоника» набираемый номер. Я уже все поняла.
— Дима, отвези девочку домой, — приказал Тупольский в трубку. — Что? Да.
Я бросилась грудью на стол и схватила Тупольского за руку:
— Дайте мне с ней поговорить! Пожалуйста!! ВэПэ, как всегда, был великодушен.
— Катя, — сдерживая вопль, позвала я в трубку, — Катя!!!
«Панасоник» взмок от моих ладоней. Тупольский пристально наблюдал за мной, но мне уже было плевать на него.
— Тань, привет, — ответил спокойный голос Кати. Кажется, она там что-то жевала.
Силы меня оставили, я повисла на краю огромного полированного стола, как сдутый воздушный шарик на тополиной ветке после первомайской демонстрации.
— Катя, как ты там?
— Да нормально, — бодро прохрустела Катерина. — Скучно. Какой выкуп за меня потребовали?
— Катя, они ничего тебе плохого не сделали? — замирая, спросила я.
— Да нет вроде. Видик смотрю. Я их тут развивала, как могла. Домой охота. Как там мама? Наверное, в панике?
— Это слишком мягко сказано… Тупольский постучал ногтем по циферблату часов:
— Они опоздают на самолет.
Про самолет я совсем забыла. Я наконец-то смогла расстаться с Катей. Современное дитя похищение воспринимает как нечто обыденное.
— А я, пожалуй, сварю еще кофе, — сказал Тупольский, устав дожидаться, когда я выйду из транса, — ночь, полагаю, будет длинной.
Я, видно, совсем не разбираюсь в людях. Порядочность и честность воплощались для меня в Тупольском, а он оказался не тем, за кого себя выдавал. Для характеристики его поведения в богатом русском языке существовало несколько емких и энергичных созвучий, но пять курсов высшего образования не позволяли мне произнести их вслух.
Ознакомительная версия.
