Ознакомительная версия.
Катя была уверена, что ее это никоим образом больше не коснется. Только если она сама захочет помочь в расследовании. И вот – пожалуйста! Ей даже не придется искать предлог, чтобы подойти к этой женщине и к ее смерти поближе. Не придется всматриваться в бинокль или шпионить из-за угла. Ее муж сам обратился именно в их юридическую фирму.
– Можно мне заняться этим делом? – Катя не стала сдерживать свой энтузиазм на планерке.
– Пожалуйста, – кивнула Валерия.
Остальные помощницы адвокатов, видимо, еще не проснулись после ночных клубов и вечерних свиданий и не просекли, что господин Комов – теперь вполне обеспеченный вдовец.
– Сегодня в четыре часа Михаил Комов придет заключать договор с Горчаковым. Алексея Сергеевича он нанимает как адвоката. А вы, Екатерина, будете ему помогать.
Черт! Сама напросилась. Мэрское дело, теперь вот это. Совместный труд, знаете ли, объединяет даже совершенно разных людей. Так, рабочий и колхозница в едином, прямо-таки стахановском порыве на десятилетия слились на одном постаменте. Хорошо еще, что боксерским разводом занимается адвокат Стурова. Катя предпочла бы сталкиваться с шефом пореже. И дома, и на работе, и на постаменте.
Вернувшись в свой кабинет после летучки, Светик сначала застыла в дверях, перегородив Кате дорогу, как внезапно вырытая водопроводчиками траншея, а потом издала победный вопль, словно наши танки только что вошли в Берлин.
Кате пришлось вытягивать шею и заглядывать ей через плечо, чтобы понять, в чем, собственно, дело. А дело было в букете. Изящные белые розы на столе. Столько, что сразу не сосчитаешь, и лишь приглядевшись, понимаешь, что их одиннадцать. Стильная упаковка, сочетающая нечто, похожее на грубую мешковину, и что-то, напоминающее шелковую ткань.
– Он все-таки без ума от меня! – провозгласила Светик. – И как я могла сомневаться? Словно я какая-нибудь «Мисс Невзрачность» в растянутом свитере и без каблуков! Правда, вчера он так и не позвонил, так что я уже решила послать его на… ну, на хлопковые плантации. Короче, куда подальше. Но сегодня он, похоже, исправился…
Светик радостно понюхала одну розу и достала из середины букета небольшую открытку. И тут же помрачнела. Словно танки вошли не в Берлин, а в Прагу. Во всяком случае, историку Кате пришла на ум именно такая ассоциация.
– Это тебе, – убитым тоном сообщила Светик.
– Мне?! – изумилась коллега.
Хотя кабинет у них действительно один на двоих, так что теоретически… Но вот практически Кате не дарили таких роскошных букетов. Неужели тетя привезла Виталика на экскурсию на Патриаршие, и он понял, что если упустит такой вид из окна, то будет просто лохом, хотя и на «Мерседесе»?
«Кате» – коротко и ясно было написано на открытке, а на обороте несколько стихотворных строчек:
Любить пленительно одну и ту же,
В полузабвении молить: «Приди!
Пригубь уста мои, пригубь и туже
Озера страсти запруди!»
И бронзовой верности грудь окандалив,
Ручьится шелестно в извивах душ:
И сочным вечером, когда он палев,
Быть каждой женщине, как муж…
Без подписи. Но вообразить, что Виталик после школы прочел, написал или переписал хотя бы один стих, Катя, как ни старалась, не смогла. Тогда от кого это?
«Любить пленительно одну и ту же… Быть каждой женщине, как муж…»
Это вообще о чем? О том самом, что грызет и кусает Катю последние пару недель?
Тему измены она обсуждала лишь с одним мужчиной. И у него, конечно, хватит образования и на прозу, и на поэзию. А вот знаний самой Кати недоставало, чтобы понять, чьи это стихи. Хорошо бы проконсультироваться со специалистом.
– Значит, говоришь, нужно быть искренней? – Света устремила на подругу задумчивый взгляд.
Роскошный букет, да еще и с романтическими стихами в придачу – это несомненное достижение. Если и не победа в женском забеге к ЗАГСу, то точно серьезная заявка на участие в финале. Пора перенимать опыт.
– Кэт, это плата за откровенность?
– Что?
– Букет.
– Вообще-то я не знаю, что это и откуда, – призналась Катя. – Просто, если требуешь откровенности, самой тоже надо как-то выйти из роли. Так мне кажется.
Но Светик ей не поверила:
– Значит, не знаешь, от кого букет? Или просто скрываешь? Боишься, что уведу? Ладно, не хочешь – не говори.
Кате как раз хотелось об этом поговорить. И даже больше не о цветах, а о стихах. Никогда ею не слышанных, но вряд ли все-таки любительских. Требовалось мнение профессионала. Катя еле дождалась Надежду. После начала учебного года у учителя русского языка и литературы оставалось не так много времени на подработку. Надя наспех забегала в офис, да и то не каждый день, вооружалась красной ручкой и быстренько просматривала документы.
Сегодня Катя ей активно мешала это делать.
– Букет? Тебе? От неизвестного поэта? – такие новости, конечно же, отвлекли подругу от юридическо-орфографических тонкостей.
– Стихи слишком хороши, чтобы поэт все еще был жив, – усмехнулась Катя.
– Давай их сюда, – потребовала Надежда.
Быстро пробежала глазами. Задумалась. Помолчала. Снова задумалась.
– Сдаюсь! Требуется помощь клуба, вернее, пары-тройки поэтических сборников. Но, судя по форме и содержанию, это Серебряный век. Свободная любовь и эксперименты со словом. Страсти, сложности. В любом случае, это точно не самиздат. А что-то настоящее. Поздравляю!
– Спасибо! – улыбнулась Катя. – Если вдруг окажется, что это Гумилев, я почувствую себя Ахматовой. Хоть ненадолго.
– Повезло тебе! Некоторым за всю жизнь ни букетов больше трех цветочков, ни стихов без рифмы «поздравляю – желаю» не дождаться. Мой супруг подарком считает, если он, а не я вынесет мусор и почистит ванну. Среднестатистическая семья.
– Но у меня-то пока и такой нет. И, судя по содержанию стихотворения, может и не быть вовсе.
– Некоторые сомнения, конечно, возникают, – подтвердила Надя. – Лирический герой вроде бы пока не определился: любить единственную – или быть каждой женщине как муж. Не удивлюсь, если для него это и не выбор вовсе. Любить одну и при этом спать с кем придется – вполне мужская психология.
– Мне тоже так показалось.
– Кать, ты думаешь, тебе это Горчаков прислал? Пытается оправдать свое распутство с художественной точки зрения?
– Ну, не Виталик же!
– Да, Горчаков, конечно, мог. Интеллигентная семья, просторная квартира с высокими потолками и большой библиотекой, где непременно отыщется томик поэзии Серебряного века. А других кандидатов у тебя нет? Ты же у нас теперь стала такая уверенная, такая хорошо одетая и успешная.
– Я?! – поразилась Катя Чижова, которая уже несколько дней не вылезала из одних и тех же джинсов и белой рубашки. – Да я ни в чем не уверена.
– Ты уверена, что измена – это не прогулка среди цветущих кустов для поднятия тонуса, а предательская засада. Это раз.
– Ах, это… Тогда да. Еще я уверена, что женщина – не тарелка, чтобы ее безнаказанно бить. И не особо опасный преступник, чтобы заковывать ее в наручники. И уж точно не дрова, чтобы сбрызгивать их бензином и поджигать…
Конечно, Катя – не сотрудник группы быстрого реагирования в бронежилете и каске, который мог бы эффектно появиться и уложить на обе лопатки даже чемпиона по боксу, не говоря уже о пироманьяке. Но помочь жертвам этих злодеев – не только ее желание, но и профессиональная обязанность. Так что хорошо, что она не сменила работу. Именно эта ей сейчас нравилась. Неплохое чувство. Видимо, именно оно делает ее «успешной и уверенной».
Успешная и уверенная, хотя и обычно одетая Катя с нетерпением ждала визита нового клиента. Хотя Михаил Комов в первую очередь, видимо, хотел защищать свои интересы. Следствие, страховка и прочие формальности. Но, без сомнения, он заинтересован и в поимке убийцы.
Клиент явился ровно в четыре и обосновался в кабинете Горчакова. Чтобы не приходить туда до и не оставаться наедине с боссом, Кате пришлось пробираться внутрь после, ощущая себя опоздавшей стенографисткой.
Михаил Комов: лет 45, давно начал лысеть, но до сих пор не начал с этим бороться, решительный вид, черный костюм, траурный галстук. Он не сразу обратил на нее внимание, что-то горячо доказывая своему адвокату:
– Это возмутительно! Вместо сочувствия – допросы. Вместо того чтобы оставить меня наедине с моим горем, от меня требуют подсчитать убытки. Я вдовец, а не калькулятор! Да, я не ночевал дома. С каких пор это – преступление?
– Все это тяжело, я понимаю. Но их тоже можно понять, – мягко возразил Горчаков. – Ведь речь, судя по всему, идет не об обычном пожаре или несчастном случае, а об убийстве, причем громком. Поэтому на вопросы следователя вам все-таки придется ответить. Но, конечно, можно отложить эту процедуру.
– Не можно, а нужно. Как минимум до похорон! – потребовал вдовец. – Мало того что они меня терзали прямо там, на пепелище. Так еще и говорят, что необходимо куда-то приехать, что-то официально запротоколировать и подписать.
Ознакомительная версия.
