В тот же вечер Лариса ушла, оставив его в пустой, разоренной квартире, с открытыми дверцами шкафов и шифоньеров, с пустыми полочками в ванной комнате.
«Я не хочу жить с таким подонком», — сказала она напоследок.
Даша, дочь Матвея Ивановича, которую он обожал безмерно, жила в Англии, но жена не стала таиться, она позвонила Дашке и рассказала ей о том, какой негодяй у нее отец, и о том, что они больше никогда не будут жить вместе.
Это был подлый поступок, что и говорить. Матвей Иванович поклялся, что никогда не простит этого Ларисе. Как знать, возможно, он сдержал бы клятву, но через три дня случилось страшное — Лариса попала в аварию, не справившись с управлением на мокрой дороге. Когда ее вытащили из машины, она была мертва.
И только тогда Матвей Иванович понял, осознал, как любил жену, как был виноват перед ней. Но теперь он уже никогда не сможет ей об этом сказать. Никогда.
После смерти жены в душе Матвея Ивановича что-то надломилось. Он словно постарел на десять лет. Дочь отказалась с ним разговаривать. Дашка была убеждена, что мать погибла из-за него. Втолковать ей что-либо было невозможно. На похороны дочь не приехала. Матвей Иванович послал ей пространное письмо по электронной почте, но в ответ получил только несколько жестких слов: «Ты больше не мой отец. Я не хочу тебя видеть. Никогда». И все.
Больше Дашка не отвечала — ни на звонки, ни на письма. Прилететь к ней в Лондон Матвей Иванович не решался. Он боялся страшных слов, которые скажет ему дочь, боялся пронзительного взгляда ее огромных карих глаз (такими же глазами на него смотрела Лариса в тот вечер).
Между тем, несмотря на катастрофы в личной жизни, с бизнесом у Матвея Ивановича Кожухова дела обстояли замечательно. Тиражи «Российских известий» и число подписчиков росли как на дрожжах. За несколько лет Кожухов сумел превратить убыточное, скучнейшее издание, которое напрасно пылилось и мокло под дождями на развалах прессы, в одну из самых авторитетных российских газет, в настоящий «рупор своего времени» (как Матвей Иванович любил называть свое детище в кругу друзей и единомышленников).
Кожухов никогда не входил в открытую оппозицию к власти, и тем не менее материалы, публикуемые в газете, не теряли своей актуальности, а за самой газетой закрепился статус вестника либеральных сил. «Главное — придерживаться золотой середины, — любил повторять Матвей Иванович на заседаниях редколлегии. — Это значит, что в любом вопросе нам интересно мнение обеих сторон. Мы не должны отступать от этого кредо».
И принцип золотой середины оправдывал себя целиком и полностью. Лидеры оппозиции, приверженцы генеральной линии правительства — всем им находилось место на страницах «Российских известий». Пару раз Кожухов даже устраивал «прямую линию» с Президентом.
Благодаря многочисленным появлениям на телеэкране лицо Матвея Ивановича Кожухова было хорошо знакомо россиянам. К его мнению прислушивались, его поддержкой старались заручиться. Способствовало такому положению вещей и диссидентское прошлое Кожухова, сослужившее ему хорошую службу еще за рубежом, где он провел пятнадцать лет жизни.
В последнее время Матвей Иванович все чаще подумывал о том, чтобы всерьез заняться политикой. Рамки главного редактора газеты и известного общественно-политического деятеля страны стали ему узковаты. К тому же пример друзей его молодости оказался для Матвея Ивановича чрезвычайно заразительным. Алексей Лобанов стал премьер-министром, Гоша Полянин — министром печати. Если получилось у них, то почему не получится у него, у Матвея Ивановича Кожухова, бывшего диссидента, любимца россиян, ретивого борца за их гражданские права и свободы?
И вот однажды честолюбивым помыслам Кожухова суждено было сбыться.
Все началось со звонка Льва Шаховского. Разговор был таким:
— Алло, Матвей, это я. Ты сейчас можешь говорить?
— Да, Лева, привет… Сейчас, только включу громкую связь…
— Не надо. Лучше прижми трубку поплотнее к уху и слушай. Нам с тобой нужно срочно встретиться. Освободишь для меня полчасика сегодня вечером?
— К чему такая срочность?
— Дело слишком важное, чтобы откладывать. Так как?
— Не знаю, смогу ли я сегодня. У меня вечером две важные встречи. Может, завтра?
— Матвей, это очень важно. Поверь мне. Время не терпит.
— Ну хорошо. Я постараюсь освободиться. Где ты хочешь встретиться?
— Если ты не против, я подъеду к редакции в шесть часов. Буду ждать тебя в машине. Там и поговорим. Так ты не против?
— Да нет… В машине так в машине. Только давай не в шесть, а в половине седьмого.
— Идет. До встречи. — И Шаховской положил трубку.
Кожухов был немного удивлен. Не так уж часто Шаховской звонил ему. И никогда не добивался встречи с такой настойчивостью. Что же такого знаменательного случилось?
Поразмыслив немного, Кожухов решил не гадать, а просто дождаться вечера.
В шесть двадцать шикарная машина Шаховского припарковалась неподалеку от редакционного дворика. Приглядевшись, Матвей Иванович увидел, что Шаховской сам сидит за рулем. Это было необычно.
Едва Матвей Иванович приблизился к черному «БМВ», как дверца машины гостеприимно распахнулась.
— Привет! — поприветствовал его Шаховской. — Забирайся в машину.
Кожухов сел в машину и захлопнул за собой дверцу.
— Рад, что ты нашел для меня время, — сказал Шаховской.
— Ты был так настойчив, что я не мог отказать, — ответил Кожухов. — Ну и что же случилось?
Перед тем как начать разговор, Шаховской внимательно и быстро поглядел по сторонам. Затем повернулся к Матвею Ивановичу и заговорил — негромко, веско, рассудительно, как говорил всегда:
— Матвей Иваныч, то, что я тебе сейчас предложу, исходит не от меня. Однако я в этом деле не простой посредник, а… как бы это получше сказать… самый непосредственный участник, что ли. Хочу, чтобы ты сразу себе это уяснил.
— Считай, что уяснил. Продолжай.
— Буду краток, как говорит наш уважаемый Президент. — (При слове «президент» Шаховской еле заметно усмехнулся.) — Матвей Иваныч, как бы ты отреагировал, если бы тебе предложили объединить твои «Российские известия» с телекомпанией «МТБ-плюс»? А во главе получившегося концерна поставить бы умного и энергичного человека — подобного тебе.
Шаховской замолчал и уставился на Кожухова. На смуглом лице Матвея Ивановича не дрогнул ни один мускул, однако сказать, что он был удивлен, — это значит ничего не сказать. Он был изумлен! Однако Шаховской продолжал сверлить его своими темными глазами-буравчиками, и нужно было отвечать.
— Ты предлагаешь мне стать генеральным директором концерна? — пытаясь скрыть удивление, спросил Кожухов.
— Именно, — кивнул Шаховской. — Только не я, а один хорошо тебе известный человек, которого я уполномочен представлять.
— Ты говоришь о Лобанове? — мгновенно догадался Матвей Иванович.
— О нем, — кивнул Шаховской. — Я должен объяснять, для чего ему это нужно? Или догадаешься сам?
Лицо Матвея Ивановича стало задумчивым.
— Пожалуй, нет… — медленно проговорил он. — В свете предстоящих событий все ясно и без объяснений. — Он прищурил глаза: — Выборы, правильно я понял?
Шаховской ничего не сказал, только кивнул. Кожухов сдвинул брови и слегка прикусил нижнюю губу. Следующую минуту они просидели в полном молчании.
Обливаясь потом от волнения и жары, Матвей Иванович сунул руку в карман за платком, и его потные, подрагивающие пальцы наткнулись на твердые пластмассовые кнопки диктофона. Привычку повсюду таскать с собой диктофон Матвей Иванович приобрел лет десять назад, когда стал ведущим рубрики «слухи и их разоблачение» в газете «Российские известия». С тех пор эта привычка не раз выручала его из самых затруднительных ситуаций, а зачастую и просто спасала репутацию.
Машинальным движением, почти не отдавая себе в этом отчета, Кожухов нажал на кнопку записи. Диктофон заработал, кассета закрутилась, беззвучно, надежно, неумолимо.
Кожухов нащупал в кармане шелковый платок, вынул его и аккуратно промокнул блестящий от пота лоб.
— Надеюсь, ты не настолько наивен, чтобы таскать с собой в кармане диктофон? — насмешливо спросил его Шаховской.
Матвей Иванович убрал платок от лица и посмотрел прямо в черные, пылающие адским огнем глазки банкира.
— Хочешь — обыщи, — просто сказал он.
— Ну-ну… — Шаховской улыбнулся: — Я ведь просто пошутил. Не стоит обижаться. Итак, о чем мы с тобой говорили?.. Ах, да. — И Шаховской изложил ему свою идею относительно объединения газеты и телеканала в концерн с целью нанесения массированного удара по Президенту Панину.
Внимательно выслушав Шаховского, Матвей Иванович тихо поинтересовался:
