— Нахожу, — сухо сказала я. — Итак, вам повезло, Петечка не остался у Алины, а поехал домой. Подставить «Мерседес» под удар было делом техники. Из помятого «Мерседеса» вылезает агрессивный водитель, а Петечка еще и выпил… Перепугался он, наверное, до родимчика!
— Он вообще склонен к паникерству, — не менее сухо заметил Валентин Николаевич. — Конечно, Толе пришлось приложить некоторые усилия, прежде чем он сумел убедить Леонтьева, что передача нам «Талии» будет оптимальным решением всех проблем. Знаете эти пионерские предрассудки — чужое брать нехорошо, я не умею воровать! Но он справился. Знаете, Таня, наш Толя умеет быть очень убедительным!
— Представляю. У меня такое ощущение, — я снова погладила шишку на голове, — что меня этот ваш Толя тоже пробовал убедить. В подъезде, когда я от Масловой выходила.
— Представления не имею, о чем вы говорите. — Он старательно округлил глаза. А этот гад Толя даже притворяться не стал, только ухмыльнулся.
— Разумеется. Значит, Петечку Толя убедил. А когда на следующий день я явилась в галерею, склонный к паникерству Петечка стал требовать «Талию» обратно и пугать милицией, не так ли? И нашему Толе пришлось поехать и убедить его окончательно. Я видела тело.
— Правда? Как это было неприятно, наверное… Но вы же понимаете, что мы представления не имеем, о чем вы говорите… Танечка, по-моему, я проявил достаточно доброй воли, предложил существенную сумму и удовлетворил ваше любопытство по поводу кражи. Не пора ли вам сделать какие-нибудь встречные ходы? Вы согласны на десять процентов или хотите поторговаться?
— Хочу поторговаться, — вздохнула я. — Я стою гораздо больше десяти процентов.
— Жадность фраера сгубила, — угрожающе проворчал Толя. Я старалась не смотреть на него.
— Та-а-нечка! Куда уж больше?! Вы ведь сами сказали, что ваше появление здесь — это дело случая. За простое везение получить пятьдесят тысяч — и вам еще мало? В конце концов, это не Монте-Карло!
— Мало. Мне нужна явка с повинной. Пишите чистосердечное признание, а я пока позвоню в милицию.
— Фи, — брезгливо сказал Валентин Николаевич. — Фи. Такая милая, такая смышленая девушка… Я был о вас лучшего мнения, Танечка. Оказывается, вы просто дура. Вы же не можете не понимать, что теперь вам придется исчезнуть.
Толя ничего не говорил. Одно плавное движение, и в руке его появился пистолет. И направлен он был прямо на меня. И рука не дрожала. Действительно, все было чертовски убедительно. Я почувствовала себя довольно глупо. Если Мельников опоздает…
— А почему вы, собственно, думаете, что я могу исчезнуть просто так? — спросила я с нахальством храброго зайца. Надеюсь, что голос не слишком сильно дрожал. — Мои друзья знают, что я здесь. И, может, сейчас к дому подъезжает милиция?
— Как это пошло — пугать людей. — Валентин Николаевич потерял ко мне всякий интерес. — Вы еще скажите: «Ой, кто это у вас за спиной стоит!» Нет, зря вы занялись этой работой, сыщик из вас, Танечка, никудышный.
Он встал с кресла, подошел к горке, повозился с каким-то ящичком и вернулся ко мне, держа в руках наручники. Новенькие блестящие наручники. Вот так, у меня, сыщика, наручников нет, не положено. А у него, искусствоведа, — есть.
Наручники эти настолько не соответствовали обстановке комнаты: плюшу, абажуру, слоникам, что я онемела.
— Руки, — жестко приказал он.
Что я могу сказать? Если бы я была Никита, я бы сейчас с воплем ударила его одной ногой в пах, другой ногой перевернула бы стол прямо на Толю, сделала бы сальто, отобрала у него пистолет и, тряхнув челкой, небрежно сказала бы им, корчащимся на полу… Что там она говорит в таких случаях? Я вздохнула, обматерила про себя Мельникова и протянула руки.
— Толя, ты мне здесь не пачкай, — заботливо сказал Валентин Николаевич. — Ты ее куда-нибудь за город увези, на свежий воздух, в лесочек или на свалку.
— Ладно. — Толе было все равно.
— А мое мнение вас уже не интересует?
— Храбритесь, Танечка? Нет, больше не интересует. — Снова аккуратно завернув «Талию» во фланель, он положил ее в коробку и убрал на комод. — Поймите, мне в тюрьму никак нельзя. Я ведь говорил, что комфорт люблю, а там ничего этого, — он показал на свое удивительное кресло-качалку, — нет, я проверял. Не надо вам было соваться в мужские игры, целее были бы. А теперь, как мне…
В дверь позвонили. Мы, все трое, замерли. Они не знали, кто там. Я была уверена, что это Андрей. Вообще-то, голос у меня громкий, и, если бы я успела заорать, ребята за дверью меня бы услышали, но у Толи оказалась молниеносная реакция. Я еще толком не открыла рот, как он одним ударом сбил меня с ног, и, пока я, пытаясь вдохнуть, валялась на полу, забил мне в рот какую-то мягкую дрянь, когда только он успел схватить эту тряпку? Потом этот террорист сдернул со стола плюшевую скатерть, и через пару секунд я могла вполне ясно представить себе ощущения личинки на стадии куколки. После этого меня не слишком нежно подхватили и куда-то сунули. Или кинули, разница невелика. В дверь уже не только звонили, но и стучали, судя по шуму, ногами. А может, ее уже выламывали. Я барахталась в своем плюшевом коконе, но этот гад, похоже, успел навязать узлов, выпутаться не удавалось.
Тем временем события продолжали развиваться, и, хотя я была лишена возможности непосредственно в них участвовать, слышно мне было хорошо. Я не поняла, взломали они все-таки дверь или Валентин Николаевич сам открыл, но ввалились ребята с грохотом. Я услышала бешеный крик Мельникова «Танька!», хлопанье дверей, вскрики, кого-то повалили на пол… Андрей матерился так, что я даже перестала ерзать, замерла, чтобы лучше слышно было. Если бы могла, непременно смахнула бы умиленную слезу со щеки, — как он обо мне беспокоится! А вот так и надо ему, нечего опаздывать. Он где-то ездит, видите ли, а я из-за него такого страха натерпелась! Да меня вообще чуть на свалку не увезли! Наконец я додумалась стучать по полу ногами. Звук, хотя и приглушенный плюшем, был услышан. Меня вытащили из какого-то чуланчика и вытряхнули прямо на пол. Первое, что я увидела, это тревожные глаза Мельникова, присевшего рядом со мной.
— Жива, — с облегчением выдохнул он. Осторожно помогая мне избавиться от кляпа, это оказалась одна из салфеточек, в изобилии украшавших жилище Валентина Николаевича, Андрей ругался: — Зараза, я тебе что велел? Сидеть, ждать меня! Ты куда поперлась? Без оружия, без поддержки! В Джеймса Бонда поиграть захотелось? По башке давно не получала? Вот и доигралась! Эт-то еще что?! — теперь он увидел мои руки, скованные наручниками. Лицо его стремительно бледнело. — Ну, Танька, ну всего я от тебя мог ожидать, но такого! — Ха, можно подумать, я сама выклянчила себе эти браслеты.
Он встал и обернулся в сторону окна, где смирно стояли Валентин Николаевич и основательно помятый Толя.
— Ключ! — рявкнул Мельников. Да так, что даже я пригнулась. Ничего себе командный голос мой дружок выработал!
Валентин Николаевич демонстративно отвернулся.
— Ключ! — повторил Андрей.
— Да там он, — просипел Толя, похоже, его не только помяли, но и слегка придушили. — В горке, в нижнем отделении маленький ящик.
— Леша, посмотри.
Один из ребят, приехавших с Мельниковым, мы с ним были немного знакомы, выдвинул ящик, порылся в нем.
— Ага, есть. Держи, — он подал Андрею маленький ключик, и мне наконец освободили руки.
— Ф-фу… Андрюша, ты мой спаситель, — сказала я, с трудом шевеля языком. — Я за тебя замуж выйду.
— Иди к черту! — В его взгляде были забавно перемешаны гнев и нежность. — И так напугала меня до полусмерти, а теперь вообще хочешь до инфаркта довести!
— Ты ведь вчера вечером меня замуж звал. Так что я согласна.
— Так я же есть хотел, а с голодухи чего не сболтнешь, лишь бы накормили, — не сдавался он.
Леша фыркнул, и Андрей повернулся к нему:
— В чем дело? Где Семенов?
— Как обычно, за понятыми пошел. Надо же все здесь оформлять.
— Ладно. — Он внимательно стал разглядывать меня. — Ты же не станешь меня каждый день настоящими обедами кормить, скажи честно!
— Честно? — Я вздохнула. — Если честно, то, конечно, не стану, скорее сбегу.
— То-то! — Мельников был доволен. — А теперь, Танька, сядь в угол и не отсвечивай, видеть тебя не могу! Нам работать надо.
А я что, я возражать не стала, мне приключений на сегодня хватило, спасибо, больше не хочется. Дальше все было очень мило, пришел Семенов с понятыми, ребята работали, я сидела в уголке и приходила в себя.
— Я требую, чтобы в протоколе было зафиксировано, что в мой дом вломились без предъявления необходимых документов, это вопиющее нарушение Уголовно-процессуального кодекса! — дребезжал голос Валентина Николаевича. — Ни ордера на обыск, ни постановления об аресте, ничего нет, полный произвол! Я не понимаю, что мне вообще инкриминируют?
