Секретарша Вдовина была на месте. Моему приходу она почему-то не обрадовалась. Скривив недовольную гримасу, она выслушала мой вопрос и заявила:
– Если бы этот человек не представился, я не стала бы соединять его с шефом.
– Ну, и? – поторопила я секретаршу, поняв, что дальнейших пояснений без толчка не дождусь.
– Газета «Тарасовское слово», – вынуждена была ответить Нонна Владимировна.
– А имя журналиста? Он сообщил свое имя? – снова спросила я.
– Нет, – только сказала секретарша.
– Ну хоть кто это был, мужчина или женщина, вы поняли?
– По-моему, мужчина, – задумалась Нонна Владимировна. – Но могла быть и женщина. Голос какой-то неопределенный был.
– И по словам не было понятно, с кем вы говорите? Быть может, тот, кто звонил, сказал что-то типа: «Я хотела бы поговорить…» или «Я хотел бы поговорить…»? – уточнила я.
– Нет. Он сказал: «Газета «Тарасовское слово». Соедините меня с Петром Аркадьевичем», – повторила она слова звонившего.
– И вы сразу соединили? – переспросила я.
– Да. Петр Аркадьевич сотрудничает со всеми местными изданиями. В том, что позвонил журналист, не было ничего необычного, – объяснила Нонна Владимировна. – Петр Аркадьевич был свободен. Я имею в виду, у него не было посетителей. В таких случаях он не рекомендует разводить бюрократию и заставлять людей ждать.
– Что было после того, как вы перевели звонок? – осторожно спросила я.
– В каком смысле? – не поняла или сделала вид, что не поняла, секретарша.
– Я имею в виду, сразу ли вы положили трубку или какое-то время оставались на связи? – напрямик задала вопрос я.
– Вы обвиняете меня в том, что я подслушивала? – Нонна Владимировна сделала оскорбленное лицо.
– Ни в коем случае. Просто я знаю, что в некоторых офисах принято дождаться, пока шеф начнет разговор, а уж потом класть трубку. Исключительно для того, чтобы убедиться, что звонок переведен, – терпеливо пояснила я. – Поймите, Нонна Владимировна, дело очень серьезное. Я думаю, Петра Аркадьевича намеренно вызвали в городскую квартиру, чтобы он оказался там в момент взрыва. И сделал это тот, кто звонил, представившись сотрудником газеты «Тарасовское слово». Возможно, его хотели убить. Я уверена, что, позвонив в газету, выясню, что ни один из их сотрудников сегодня не звонил Петру Аркадьевичу. От того, что вспомните вы, может зависеть безопасность вашего шефа.
Я вложила в свою речь максимум убедительности. Нонна Владимировна помедлила, взвешивая все «за» и «против». Потом нехотя сказала:
– Я действительно некоторое время слушала разговор Петра Аркадьевича и этого журналиста. Но только для того, чтобы убедиться в том, что он не высказывает недовольства моим решением. Голос Петра Аркадьевича не был раздраженным. Это было все, что я хотела узнать. И я положила трубку.
– Можете пересказать то, что успели услышать? – попросила я.
– Пересказывать, собственно, нечего. Петру Аркадьевичу звонивший даже не представлялся. Наоборот, назвал его фамилию, чтобы убедиться, что разговаривает с тем, с кем хотел. Потом, когда Петр Аркадьевич подтвердил, что у телефона именно он, в трубке послышалось слово «срочно», затем вроде бы помехи. А потом речь пошла о супруге Петра Аркадьевича, и я посчитала более разумным положить трубку, – ответила Нонна Владимировна.
– Вы решили, что разговор имеет личный характер? – спросила я.
– Именно так, – лаконично произнесла секретарша. – Слушать байки про жену шефа не в моих правилах.
Последняя фраза сорвалась с ее уст машинально. Поняв, что сболтнула лишнего, Нонна Владимировна покраснела, стушевалась и попыталась увести меня от щекотливой темы.
– А вы, значит, думаете, что Петра Аркадьевича вызвали в его квартиру намеренно? Я в общих чертах уже имею представление о том, что произошло в квартире. Андрей, телохранитель Петра Аркадьевича, забегал за документами. Ну, и рассказал кое-что, – суетливо заговорила она.
Ее трюк не сработал. Маячок в моем мозгу загорелся и с каждой секундой подавал все более мощный сигнал. Я дала Нонне Владимировне возможность договорить, а как только она смолкла, спросила:
– Про супругу Петра Аркадьевича часто сплетничают?
– С чего вы взяли? Нет, конечно. Да даже если и так, меня это не касается, – поняв, что отвертеться не удастся, она все же сделала робкую попытку уйти от откровенного разговора.
В мои планы это не входило, и я безжалостно произнесла:
– Ну, если вы об этом ничего не знаете, ничего не попишешь. Придется спросить у самого Петра Аркадьевича. Уж он-то должен знать, что болтают о его супруге подчиненные. Пожалуй, прямо сейчас ему позвоню.
Я сделала вид, что ищу телефон, сама же исподтишка наблюдала за секретаршей. Из бледно-розовой кожа Нонны Владимировны стала пунцовой. Она представила, как я набираю номер и интересуюсь, о каких таких сплетнях упоминала секретарша в связи с его супругой. От таких мыслей ее аж в жар бросило. Желание сохранить чужую тайну боролось со страхом быть обвиненной в распространении сплетен и получить расчет. Работу Нонна Владимировна терять не хотела. Решившись, она произнесла:
– Не нужно беспокоить Петра Аркадьевича. Ему и так сейчас нелегко. Так и быть, я вам расскажу кое-что. Только уговор: все, что я скажу, должно остаться строго между нами. Согласны?
Я кивнула. Нонна Владимировна подошла к двери, выглянула наружу, чтобы убедиться, что коридор пуст. После этого она плотно прикрыла дверь и даже замок защелкнула для надежности. Я спокойно наблюдала за ее манипуляциями. Вернувшись к столу, Нонна Владимировна приблизила свое лицо вплотную к моему и зашептала:
– Совсем недавно в офисе произошел серьезный конфликт между Петром Аркадьевичем и его водителем. Я оказалась невольной свидетельницей неприятной сцены. Обычно я прихожу на работу раньше Петра Аркадьевича. Он практически всегда подъезжает к девяти. Мой рабочий день начинается с восьми. В тот день я приехала несколько раньше. Зашла, как обычно, в приемную и услышала голоса, доносящиеся из-за двери Петра Аркадьевича. Я удивилась: чего ради он так рано пришел. Прислушалась. Мне показалось, что Петр Аркадьевич чем-то сильно расстроен. Беспокоить его не решилась. Стала готовиться к обычному рабочему дню. Но через некоторое время Петр Аркадьевич начал так громко кричать, что я невольно все дела побросала. Даже хотела охрану вызывать. Но тут услышала такое, от чего тут же передумала.
Нонна Владимировна беспокойно покосилась на дверь и продолжила:
– Петр Аркадьевич кричал, что все знает. Что видел собственными глазами. Что пусть, мол, он не отнекивается. А потом еще добавил, что не позволит какому-то шоферюге наставлять рога ему, директору комбината. Все, говорит, уволен. Две недели отработаешь, как положено, а потом проваливай на все четыре стороны. И держись подальше от моей жены, иначе сгною. Так и сказал «сгною». В ответ я услышала только тихое бормотание. Но Петр Аркадьевич резко прервал того, кто говорил. Нечего из меня дурака, мол, делать. Неужели ты рассчитываешь на то, что я поверю хоть одному твоему слову? Убирайся с глаз долой. И подготовь машину. От прямых обязанностей тебя твоя похоть не освобождает.
Нонна Владимировна прервала повествование, поспешно подошла к двери, прислушалась. Удовлетворенная тишиной за дверью, она вернулась и продолжила:
– А через минуту из кабинета вышел водитель Петра Аркадьевича. Красный как рак. И злой. Прикрыв за собой дверь, он скривился, будто голыми руками слизня раздавил, и прошептал: «Отольются тебе мои слезы». Потом увидел меня и поспешил на выход. Даже не поздоровался.
Нонна Владимировна окончательно замолчала. А я задумалась. Так вот по какой причине уволили водителя. А он не такой уж белый и пушистый, как хочет казаться. Вдовин его в интрижке с собственной женой обвинил! Не хилый повод для увольнения. Интересно, интересно. Водитель имеет доступ к машине Вдовина, так? И загородный дом ему знаком. И про внебрачную дочь он мог узнать. Если Алла была в курсе, а скорее всего так и было, то она могла разболтать об этом любовнику. Узнать, где сейчас живет бывшая возлюбленная шефа, не так уж и сложно. Если для водителя увольнение грозит серьезными осложнениями в виде потери хорошего места и заработка, то он вполне может быть нашим шутником. И со звонком в офис проблем не возникло бы. Номер знает, голос шефа тоже. Свой голос он запросто мог изменить. Получается, что водитель – просто идеальная кандидатура.
– …Может, мне и показалось, – услышала я голос Нонны Владимировны и очнулась от своих дум, поняв, что женщина давно что-то говорит мне.
– Простите, что вы сказали? – переспросила я, возвращаясь к реальности.
– Говорю, что голос того, кто звонил, мне знакомым показался. Смутно, правда. И ошибиться я могла. Не могу сказать, чем именно он показался мне знакомым. Быть может, манерой изъясняться или фразой какой-то, – повторила Нонна Владимировна. – Но утверждать не возьмусь.
