— Дело еще не закончено. Урек чуть не задушил Джафета. От этого никуда не денешься.
— Мне, Всевышнему и тебе известно об этом, но мы не входим в состав жюри. А Томасси как раз и старается убедить их в обратном. Кстати, ты знаешь, чем он сейчас занимается? Он в камере Урека.
— И что из этого?
— Он пошел к Уреку сразу после совещания у Брамбейчера. Ты думаешь, он сидит там только для того, чтобы подбодрить парня?
— К чему ты клонишь?
Ферлингер разглядывал пальцы, будто раздумывая, не пора ли ему стричь ногти.
— Я полагаю, Томасси собирается выставить Урека в качестве свидетеля.
— Он не посмеет.
— Держу пари, они репетируют завтрашнее выступление.
— Он не решится на такое!
— Я скажу тебе, почему он это сделает. — Ферлингер встал. — Ты любишь рассуждать о решающем факторе. Так вот, в деле Урека решающим фактором является то, что Томасси умнее тебя.
* * *
Школьный сторож, волоча ноги, подошел к креслу и осторожно опустился в него.
— Пожалуйста, скажите, как вас зовут, — начал Кантор.
— Феликс Гомес.
Стенографистка попросила его произнести имя и фамилию по буквам. Сторож покачал головой. Он не мог этого сделать.
— Запишите имя по правилам грамматики, — сказал судья Брамбейчер. — Если понадобится, мы сверим вашу запись с его документами о приеме на работу.
— Вы сторож в школе Оссининга?
— Да.
— Давно вы работаете сторожем?
Старик пожал плечами.
— Пять лет, десять, что-то вроде этого.
Кантор взглянул на судью. Брамбейчер кивком показал, что прокурор может продолжать.
— Что произошло праздничным вечером после танцев?
— Утром пришлось убирать много мусора.
— Нет, что произошло вечером?
— Вы насчет того, о чем мы говорили в вашем кабинете?
Кантор покраснел.
— Да.
— Я услышал крики, взял фонарь, подошел к двери, шел сильный снег, увидел, что дерутся, вызвал полицию.
— Вы можете опознать людей, которых видели в тот вечер?
— На улице, перед школой?
— Да.
— Конечно. Я видел мистера Джафета, учителя, и его, — сторож указал на Урека. — Он это сделал.
— Что он сделал?
— Он чуть не задушил того парня. Иначе зачем полиция арестовала его, почему он здесь?
Томасси вскочил на ноги.
— Мистер Гомес, — судья наклонился вперед, — в тот вечер вы видели кого-нибудь, кроме мистера Джафета, около школы?
— Девушку.
— Вы могли бы опознать ее?
— Нет.
— Вы видели около школы подсудимого, Урека? — добавил Кантор.
— Он бьет окна.
— Где?
— В школе. Очень часто.
— Он разбил окно в тот вечер?
— Я думаю, нет.
— Вы видели Урека перед школой, когда вышли на улицу с фонарем?
— Шел снег, сильный снег.
— Вы видели Урека? — Кантор повысил голос.
Сторож ответил не сразу.
— Я думаю, — наконец сказал он.
— Вы думаете — что?
— Я думаю, что видел его, — сторож указал на Урека.
— Благодарю вас. — Кантор облегченно вздохнул.
Старик хотел встать, но прокурор остановил его.
— Ваш свидетель, — сказал он Томасси. Томасси встал и быстро подошел к свидетелю.
— Кто вы? — испуганно спросил Гомес.
В зале рассмеялись. Даже судья не удержался от улыбки.
— Я адвокат подсудимого, мистер Гомес. И хочу задать вам несколько вопросов.
— Я уже отвечал.
— То были другие вопросы.
— Хорошо. — Старику нравилось находиться в центре внимания.
— Вы пьете виски на работе?
— О чем вы говорите, я никогда не пью виски.
— Пожалуйста, отвечайте «да» или «нет».
— Я говорю правду.
— Так что вы пьете кроме воды?
Гомес слабо улыбнулся.
— Сандерберд.
Томасси вернулся к своему столику и достал из сумки бутылку с яркой этикеткой.
— Вы предпочитаете эту марку? — сказал он, поднося бутылку к лицу свидетеля.
Гомес инстинктивно потянулся к бутылке, но Томасси оказался проворнее и убрал ее под общий смех.
Брамбейчер постучал по столу, требуя тишины.
— В тот день вы пили вино?
— Кажется.
— Неужели вы не помните?
— Я говорю — кажется, потому что немного выпиваю каждый день… — Гомес осекся, поняв, что этого не следовало говорить.
— И каждый день вы выпиваете по галлону? — быстро спросил Томасси.
— Нет, никогда, — рассердился Гомес. — Только одну бутылку, максимум две.
— Только одну бутылку утром?
— Нет, половину.
— И?
— Ваша честь, пожалуйста, напомните адвокату, что «и» — это не вопрос, — вмешался Кантор.
— Благодарю вас, — Томасси картинно поклонился прокурору. — Мистер Гомес, вы выпиваете вторую половину бутылки за ленчем?
— Конечно.
— Мистер Гомес, а днем вы выпиваете еще бутылку, каждый день?
— Школьники не видят меня. Я пью в подвале. Один! Клянусь!
— За ужином вы выпиваете еще полбутылки?
Кантор не выдержал:
— Не хочет ли адвокат, чтобы я принес ему арифмометр?
— Прошу вас, не волнуйтесь, — ответил Томасси. — Ваша честь, я думаю, ни у кого не осталось сомнений, что свидетель страдает хроническим алкоголизмом и ко времени тех событий выпил чуть ли не галлон вина. Вряд ли он мог отдавать отчет в том, что происходило перед его глазами.
— Ложь! — вскричал Гомес, поднимаясь на ноги. — Вы пытаетесь лишить меня работы! Ложь!
Судья Брамбейчер разрешил свидетелю покинуть зал. Кантор подошел к судье.
— Ваша честь, я потрясен обращением мистера Томасси с последним свидетелем.
— Молодой человек, — ответил судья, — поживите с мое, увидите и не такое.
— Но, ваша честь, зачем…
— Томасси не сделал ничего предосудительного, — оборвал прокурора Брамбейчер. — Мы ждем вашего следующего свидетеля.
Кантор взглянул на стенографистку.
— Обвинение закончило представление доказательств, — сказал он, казалось обращаясь только к ней.
— Ваша честь, — воскликнул Томасси, — прошу прекратить дело на основании того, что обвинению не удалось…
Судья остановил его и попросил членов жюри выйти из зала суда.
— Мистер Томасси, — сказал он, когда за ними закрылась дверь, — я прекращаю дело по пункту обвинения, касающемуся нападения на Эдварда Джафета в «Фелпс Мемориал», так как… — Брамбейчер понизил голос, чтобы его могли слышать только Кантор и Томасси, — обвинению действительно не удалось доказать, что именно Урек перерезал трубку в больничной палате. Томасси, я знаю, что он там был, Урек знает, что был там, но присяжным об этом ничего не известно, так как Кантор не смог привести убедительных доказательств присутствия Урека в палате Джафета.
Когда присяжные вновь заняли свои места, судья обратился к Томасси:
— Давайте побыстрей покончим с этим делом. Прошу вас позвать первого свидетеля.
— Ваша честь, мой первый свидетель — подсудимый Стенли Урек.
* * *
— Ирен, я думаю о Нью-Мехико, — сказал судья Брамбейчер жене, когда обед подходил к концу.
— Что сегодня произошло?
— Я не понимаю, почему не могу подумать об отдыхе.
— И чем ты собираешься заниматься в Нью-Мехико?
— Не знаю. — Судья вздохнул. — В этом-то вся загвоздка.
* * *
Эд наконец дозвонился Лайле.
— Завтра Урек будет давать показания.
— Я слышала. Об этом говорит весь город.
— Ты поедешь?
— Я не могу пропустить занятия.
— Лайла.
— Да?
— Ты знаешь, я не стал давать показания.
— Я слышала. Ты молодец.
— Мой отец вчера был бесподобен.
— Я слышала.
— Надеюсь, мы скоро увидимся.
— Хорошо, что ты позвонил, Эд. Удачи тебе.
Положив трубку, Эд долго думал о том, что она хотела этим сказать.
* * *
На следующее утро Эд, его отец и мать вошли в зал суда и сели в последнем ряду. Родители Урека сидели чуть впереди, по другую сторону центрального прохода.
Эду казалось, что он в театре на интересном спектакле. Судья в черной мантии занял свое место. Тут же к нему подошли адвокат и прокурор. Появился Урек, в костюме и галстуке, с короткой стрижкой, сел в кресло для свидетелей, поднял правую руку, положил левую на Библию и дал клятву говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Томасси сиял, как медный таз, и улыбался всем присутствующим, даже Кантору и Ферлингеру.
— Вы учитесь в школе Оссининга? — задал он первый вопрос.
— Да, сэр.
— Вы успеваете по всем предметам?
— Да, сэр.
— У вас есть мотоцикл?
— Нет, сэр.
— Вы умеете водить мотоцикл?
— Нет, сэр.
— Вы когда-нибудь курили марихуану?
— Мистер Томасси, — вмешался судья Брамбейчер, — если свидетель, дающий показания под присягой, скажет о совершенном им правонарушении, против него может быть возбуждено уголовное дело. Положительный ответ на заданный вами вопрос дискредитирует свидетеля. Он это понимает?
