возразила она.
– Мы еще не выяснили, откуда они взялись. В любом случае, это контрабанда. Надо бы их, пока ты всё не растранжирила, снять, – поддержал Петр Мартина.
Яна встала, вытерла грязные руки о грязное платье и пристально посмотрела мужчинам в глаза.
– Всё это добро я на своей голове носила долго, и могла бы стать самой богатой утопленницей в мире. Приключений хватало. Один камешек мог и затеряться. А, может, и не один. Я жизнь спасала, а не камни. Вопрос закрыт.
Мартин с Петром снова переглянулись и вздохнули.
– Мы тоже ничего не видели, но ты все-таки не разбазаривай добро-то.
– Постараюсь, – хмуро ответил Яна. – Мартин, ты уверен, что я опять вляпалась в историю? Что я виновата, а не стечение обстоятельств?
– Конечно. Ты без этого не можешь. Но я счастлив, безумно счастлив, что ты, моя милая, жива и невредима. А вот Виталий…
– Его… убили?
– Нет, Яночка, при мне его увезли в больницу, он был в плохом состоянии, но живой. Мы надеемся, он выкарабкается.
– Отвези меня к нему, – попросила она.
– Он в реанимации.
– Думаешь, ее это остановит? – подал голос Петр Иванович.
– И вам здравствуйте, – ответила Яна.
– Мы вроде как на «ты».
– Тебе, – сказала Яна, улыбнувшись ему впервые за всё это время. – Спасибо вам обоим… вовремя подоспели.
– Мартина благодари. Схватил меня, как маньяк, потащил искать нужную пристань. У меня сложилось ощущение, что если бы мы тебя не нашли, то он самоуничтожился бы, как робот, который не выполнил свою функцию. Хорошо, что Мартин почувствовал, угадал, в какую сторону надо ехать, чтобы тебя найти. Просто чуйка сработала. Тебя с заброшенной турбазы хотели увезти? – спросил он.
– С нее… будь она неладна, – кивнула Яна.
Приехавшим службам было чем заняться. Врачи с полицейскими «отбуксировали» в «скорую» Диану и лысого. Врач-женщина, которая бежала рядом с носилками, не отводила взгляда от рукоятки кинжала, сверкающую разноцветными каменьями. Орудие убийства произвело на нее впечатление.
Погрузили в карету «скорой помощи» и Валеру. Предложили помощь Мартину и Яне, та сначала отнекивалась, но неожиданно потеряла сознание и в дальнейшем ее разрешение для госпитализации не потребовалось.
Виталий Николаевич Лебедев был стреляным воробьем. Так уж сложилось, что в своей жизни он знал мало ласки и заботы, зато синяков и шишек с избытком. Впрочем, это ему было по должности положено. В анамнезе Виталия Николаевича были ножевые ранения, и пулевое. Ну, а как иначе? Он был добросовестным следователем и не прятался за чужие спины. Не раз случалось, когда он приходил в себя в больнице, в палате реанимации. Но в этот раз ему было так тяжело, как никогда раньше. Реально, чувствовал себя Виталий очень плохо. Так что иногда даже думал, что лучше бы ему умереть. Он даже сглотнуть не мог, чтобы слезы не выкатились из его глаз. Изображение ужасающей реальности стояло «туманным Альбионом», не сразу принимающим реальные очертания. Но потом эти очертания приобрели очень милый сердцу Виталия образ длинноволосой блондинки с большими грустными глазами.
– Яна…
– Виталик… – сразу же кивнула она, словно ждала его вопроса, и подалась вперед.
– Как же мне плохо, – вздохнул он. – Снились жуткие сны, что тебя увезли и убили. Я даже возвращаться сюда не хотел… без тебя, Цветкова, этот свет мне не мил. Привиделось мне, что тебя схватили, похитили и уволокли. Или это на самом деле было?
– Конечно, было! Именно поэтому ты и оказался в больнице. Ты заступился за меня, пытался помочь, и был ранен. Я так переживала! Чуть сердце не разорвалось!
– Тебе бы меня не хватало? – попытался улыбнуться Лебедев, только улыбка у него вышла кривоватая, словно оскал у волка с инсультом. – Значит, с тобой всё хорошо? Как же я рад. Я лох, что не смог помочь.
– Ты же не Железный Дровосек, чтобы идти против пули! Я так счастлива, что ты жив! Мне так неудобно, что из-за меня нарушилось святое торжество – свадьба.
– Почему из-за тебя? – улыбнулся следователь, держа Яну за руку и чувствуя ее тепло.
– А из-за кого? Ты же за меня дрался? И пулю получил! – Яне пришлось рассказать Виталию, что с ней произошло и почему. – Не появись я на вашей свадьбе, ничего бы и не было. Волосы им мои приглянулись, будь они неладны.
– Это же надо было такое придумать! Но, в любом случае, только ты, Цветкова, могла в такое вляпаться! Не знали дебилы, с кем связались… Янка, какое счастье, что ты жива и у тебя всё хорошо. Меня только одна мысль смущает… – напряг мозг Виталий Николаевич, почти физически ощущая, как у него скрипят извилины.
– Какая? – сразу же спросила Яна, выражая свою готовность прийти на помощь другу.
– Ты сейчас сказала, что в меня выстрелили.
– Да! Пуля застряла… где-то в груди, но ее уже достали, всё хорошо, – заверил Яна.
– Так и я помню звук выстрела и обжигающую боль. Не первый раз у меня огнестрел-то, – подтвердил Виталий Николаевич. – Но потом картинка в глазах: блеск лезвия ножа и… Обрывки речей врачей, дескать, ножевые ранения, глубокие порезы… Откуда? Вернее, это тоже у меня? – спросил он у Яны, надеясь на честный ответ.
– А вот тут вообще интересно получилось! – засмеялась Яна, призывая и Виталика посмеяться с ней, но быстро убрала улыбку, потому что поняла, что он не может смеяться, да и не собирался. – Кхе-кхе… Когда тебя забирали медики, ты был весь в крови от порезов, один легкий, другой тяжелый, в смысле глубокий, на шее. Тебе поэтому говорить и глотать тяжело. Привезли в больницу, тут же в операционную, стали шить и не сразу поняли, что у тебя еще и огнестрельное ранение. Но пульку тоже достали.
– Пульку?! Ты серьезно? Какая прелесть! То есть меня и порезали, и подстрелили? Хорошо, что не подожгли! Я просто счастливчик.
– В другой последовательности, – ответила ему Цветкова. – То есть тебя сначала подстрелили, а потом порезали.
– Они ненормальные, что ли? Решили все виды оружия на мне испробовать? – не понял Виталий Николаевич. – Их взяли?
– Взяли. Лысый бандюга пока не может говорить, его тоже прооперировали, а вот его подружка Диана всё рассказала. Хочет облегчить свою участь. Только она клянется, что они тебя не резали. Ее сожитель только выстрелил в тебя.
– Получается…
– Получается, что после них тебя еще кто-то порезал. Только тоже не понимаю – зачем? Ты уже никакой опасности не представлял, зачем убивать?
– Да уж. Не знаю, кому я мог так насолить. Зато теперь понятно, почему мне так плохо.
– Ты потерял
