Ознакомительная версия.
– Вот это да, Костик – настоящий французский повар? – пожилая пара, сидевшая через два столика от них, с интересом на них уставилась. Светлана шепотом сказала – Семен Алексеевич, по-моему, это наши соотечественники.
– Скорее всего. Иностранцы уже давно дрыхнут. Все, бегом спать.
Поднялась к себе в номер с неуловимым настроением чего-то приятного. Усталости не было. Истома. Что-то из юности. В голову влетела фраза из какого-то романа «…sans te toucher…»[114]. Так и заснула с этой фразой, пытаясь уловить смысл, подсказанный подсознанием. Губы и язык саднило как от поцелуев.
– Светлана Леонидова, с возвращением Вас на Родину. В новом французском поместье беспорядок или приехали в Россию слуг набирать?
– Здравствуйте, Степан Алексеевич, мы пока не подобрали поместье. Отчет о поездке сегодня вечером пришлю. А Вам удалось чего-нибудь нового раскопать? – рассматривая разбросанные на полу вещи, ответила Светлана.
– Подняли всю информацию о родственниках. В архивах, как всегда, бардак. Девичья фамилия матери – Войнова. Не Носкова.
– Жаль, я думала, что Носков является дедом Семена. – Поднялась с дивана, чтобы примерить к стене репродукцию из Пьерфона.
– А ты его уже Семеном называешь? Пора тебе сворачивать деятельность. Но ты права, Семен Николаевич Носков – дед нашего Волкова.
– Хоть что-то раскопали. – Опять уселась на диван, подобрав ноги.
– Знаешь, Светлана, замечательный был мужик, не зря Волков ему памятник поставил, пусть даже такой своеобразный. Я тебе скинул в почту отчет нашего агента о его похоронах, почитай на досуге, станет многое понятным. Не был ни олигархом, ни авторитетом, ни «юбилейным» орденоносцем. А как у вас дела продвигаются, товарищ майор?
– Занимаюсь переводами по складскому оборудованию с радиометками и штрихкодированию, очень тяжелые для меня были переговоры по каким-то саморазгружающимся контейнерам. Не знаю, имеют ли они какое-то значение? Постараюсь все вспомнить поточнее. Основная мысль – с их помощью возможна сверхбыстрая загрузка и разгрузка малогабаритного товара.
– Может, контрабанда.
– Еще речь шла о GPS-модулях со спутниковой связью. Волков настаивал включить в них поддержку GLONASS.
– Патриотично. Похоже, для того чтобы контейнер можно было отслеживать в любое время. Еще что-нибудь есть?
– Пока ничего, но как-то не верится, что он мог людей расстреливать.
– А что скажешь про менеджеров, не только палящих по-македонски, но и владеющих тактикой штурмовых групп?
– Интересный факт, но с настоящим оружием их никто не видел.
– Кстати, помнишь о происшествии около «Царь-Града»?
– Да.
– Ребята покрутили карту местности в компьютере и обнаружили овражек, который очень может быть местом расстрела. В 200 метрах от стоянки джипа. Пьяница перепутал, вот ничего и не нашли. Умоляю. Нет, приказываю быть осторожной. И давай, скорее присылай подробный отчет. Завтра туда едет группа экспертов.
Октябрь 1981. Горельские выселки
Деревья облысели. Гнутая медь инструментов оркестра сверкала на солнце. Люди толпились в саду и на улице. Лица гасили безумное царство света. Гул стих. Шуршание листвы. Скрип ступеней. Гроб выплыл на руках и через пятнадцать шагов встал на табуретки. Женский крик, удваиваясь, утраиваясь, умножился в вой. Погасил солнце…
Дальше был застывший во времени последний путь. На всем протяжении люди ставили табуретки или лавки, накрывали их снятыми с икон льняными полотенцами. У каждого дома гроб ставили, прощались, поднимали, чтобы через пятьдесят шагов опять поставить у соседнего. Любопытных не было. Горе было огромным и искренним. Тысячи ног скорбно шаркали в такт меди оркестра. Когда деревня закончилась, у начала «кустиков» дежурил грузовик с откинутым бортом, чтобы последние километры гроб проплыл на колесах. Но уважение к усопшему было таково, что до могилы его несли на плечах. Не на пушечном лафете, не на траурном ПАЗике, а на плечах тех, кто уважал одноногого инвалида, замерзшего в октябрьской луже в послеолимпийский год, как и было предначертано судьбой…
2008. Правила быстрого ухаживания
В кабинете Волкова солнечные зайчики бесились, перескакивая с одной машинки на другую, сигналя о рассосавшейся пробке на Ленинском проспекте. При закрытой двери два высших лица бизнес-империи обсуждали не вопросы кассовых разрывов и оптимизации налогов, не выбор удачной рекламной кампании фирменных моченых яблок «Яблочко». Тематика беседы была более понятна пятнадцатилетним пацанам. Обсуждались успешные методики ухаживания за женским полом. Волков по обыкновению стоял около машинок и смотрел на друга, Зильберман болтал ногами, сидя на столе.
– Зильбер, как тебе наша француженка?
– Ты что, решился на производственный роман, а как же принцип? – на лице школьного друга расплылась улыбка.
– А почему нет? Что-то в ней есть особенное. Удивляюсь, как ты еще к ней не подкатил, – прищурив глаз, Волков посмотрел на друга. Подошел к болтающему ногами Ильичу, достал фотографию.
– Посмотри на снимок. Я его в замке Пьерфон сделал.
– Богиня! Не подкатил только из чувства собственного самосохранения. Первое, я вижу, как ты смотришь на нее. Второе, она тоже в тебе видит не папика, а объект для изучения. Третье, я очень ценю свою свободу и еще не готов настолько поменять свою жизнь. Эта богиня может мозги в другую сторону развернуть, если ей слегка увлечься.
Волков посмотрел на друга.
– Заметь, не девушка, не дама, а богиня. Зильбер, ты все правильно улавливаешь, оба рассмеялись. – Фотография сделана в «зале рыцарских дам». Видишь на заднем плане девять фигур?
– Что за каменные тетки?
– Фи, и это говорит человек с воспитанием! Это девять античных богинь. Света – десятая.
– Обалдеть, во что ты вляпался. Не зря она на продленке споткнулась. У ребят система еще сырая, но отрабатывает всех необычных людей, – Зилберман слез со стола.
Семен развернулся к своей коллекции и стал рассматривать машинку, которая была мечтой каждого мальчишки в семидесятых. У машинки открывались двери и капот, а на днище выгравирована цена – 2 рубля. Это был именно тот редчайший экземпляр, который пять лет назад ему подарил Зильбер вместе с оловянным солдатиком, держащим знамя. Илья видел, что Волков мнется, что-то еще хочет сказать.
– Давай, рассказывай, что еще приключилось?
– Помнишь, Костик рассказывал про сексуальность французского языка?
– А я ему «девочку» с «Альтуфьевской» пытался подсунуть, которую из инъяза выгнали.
– Он потом месяца три с нами не разговаривал, готовил в ресторане всякую фигню. Пахла вкусно, но расстройства желудка были гарантированы. Ругался, так сказать, гастрономически.
– Во-во! Я на коленях к нему на кухню приполз, он меня кетчупом вымазал с ног до головы.
– Ты про это не говорил.
– А ты чего думаешь, он нас травить перестал? Я в целях самосохранения пошел на унижение, – оба улыбнулись, и Волков вернулся к теме. – Так вот, зря мы над ним хихикали. Я реально целовался со Светланой «sans toucher». Еще бы пять минут, и накинулся бы на нее прямо в ресторане. Отработка произношения плюс горячий шоколад – страшная смесь. Впрочем, даже без шоколада. Действительно, французский очень сексуальный язык. Посоветуй другу, наш вечный Дон Хуан, самые эффективные методы установления духовного контакта с богинями.
– Рассуждаем логически. Она не доярка, поэтому ВДНХ, извини, ВВЦ не подойдет.
– Далеко начал, причем здесь ВДНХ?
– Рассказываю. Роман у вас производственный?
– Я бы сказал, офисный.
– Не придирайся к словам, – Зильберман опять взгромоздился на стол, подвинув письменный прибор в виде паровоза. И начал качать ногами. – Ну, так вот. На производстве ты хотя бы о половине увлечений объекта воздыханий знаешь. Берем доярку. Что ее может поразить?
– Прокатить на троллейбусе, – Семен оторвался от созерцания коллекции.
– На троечку. Потому что нужно обладать хотя бы минимальными знаниями о производственной сфере деятельности твоей дамы. Ты знаешь, какой тип породы коров используется в нашем сельском хозяйстве?
– Симментальская, казахская белоголовая.
– Стоп. Хватит! Слушай, а ты уже по дояркам прошелся, – Илья спрыгнул со стола. – Я тебя не о названии, а о типе спрашивал.
– Мясомолочные породы.
– Правильно, это те, которые не дают ни молока, ни мяса, либо которые едят мясо и запивают молоком. Так вот, ты ведешь даму на выставку и показываешь действующий образец коровы, у которой вместо вымени – цистерна. Красавица в шоке. Ты обещаешь подарить такую же на день ангела и делаешь с ней, что хочешь. Можно и не обещать, так как предмет обожания вырван на месяц из реальности, – Илья стал расхаживать по комнате как лектор перед аудиторией лоботрясов. – Теперь приближаемся к твоему объекту. Девушка не только хорошо сложена, но и воспитана. Стандартный поход на выставку или оперу не сработает, даже если снять президентскую ложу в Большом, который, кстати, на ремонте.
Ознакомительная версия.
