— Странное место они себе выбрали — библиотеку,— ухмыльнулся Куприянов.
— Вовсе не странное. Там же сейф! Вот он их и соблазнил. Я думаю, что Шмелев ничего о марках не знает.
— Вполне возможно,— кивнул Трифонов.— Анна женщина скрытная. Она умеет выслушивать людей, но редко высказывается сама. Особенно когда речь идет о семье.
В кабинет постучали, и появилась Наташа Рогова с пухлым конвертом в руках
— Очередной сюрприз?
— Нет, бандероль из Лондона. Они повторили заказ, присланный адвокату Добронравову. Помните о найденной квитанции в его квартире? Здесь каталоги марок. В цвете. И есть те, что Лапицкая передала ему на хранение.
— Значит, они его интересуют? — обрадовался Куприянов.— Положил глаз на чужое состояние.
— Тут, может быть, дело совсем в другом,— спокойно ответила Наташа и положила распечатанную бандероль на стол.— Добронравов ничего не смыслит в марках. Ему доверили на хранение ценные раритеты. Он хотел убедиться в их истинной ценности, а не выглядеть дураком. Может, ему подделку всучили?…
— Резонно, конечно,— согласился Лыткарин.— Но когда убедился, то решил найти способ их присвоить. Александр Иваныч, неплохо бы узнать у Лапицкой, какие он давал ей гарантии на случай утери.
— Думаю, что никаких,— ответила Наташа.— Я познакомилась с Белокуровой. Как мне удалось выяснить, она родственница Лапицкой. Ее девичья фамилия тоже Оболенская. У князя Оболенского была родная сестра. Нелли Юрьевна — ее внучка. Так что, Анна и Нелли — троюродные сестры. И вот что интересно: Белокурова знает Добронравова. Познакомилась с ним в доме Лапицкой, и он был представлен ей как знаток русской живописи. Белокурова не видела его раньше, и когда приехала в усадьбу, Добронравов уже собирался уезжать. О том, что он адвокат, она и по сей день не знает, а познакомились они в конце июля. Тогда Белокурова пригласила Добронравова к себе в гости. У нее на есть шесть картин, оставленных предками, и она хотела установить авторов. Добронравов пообещал приехать и приехал через несколько дней. Глянув на картины, он заинтересовался одной и предположил, что ее автор — Шагал. Но без экспертизы утверждать не мог. Она потребовала экспертизы. Он объяснил хозяйке, что на это потребуется время и средства. За бесплатно такие вещи не делают. Она согласилась. Он взял картину и вернул ее через полторы недели. Причем привез экспертные документы, где подтверждалась подлинность работы. Белокурова решила ее продать, но Добронравов сказал, что ей очень мало за нее заплатят и такой шедевр лучше держать у себя дома. Картина числится среди сгоревших в пожаре после бомбежки в сорок третьем году. Тогда в блокадном Ленинграде особых следствий не проводили, но имелось предположение, будто мародеры убили одного именитого профессора, сняли с его стен коллекцию Шагала, а потом подожгли дом. После этого начался налет и бомбардировка. Все списали на бомбу. Но картин среди обломков не нашли, а профессор был мертв. Но не от свалившейся на голову крыши, а от ножевого ранения.
Белокурова очень расстроилась. Она вспомнила, что именно эту картину отец купил на рынке после войны, и рассказ Добронравова показался ей правдивым. Следствие за давностью лет никто не начнет, но картины из коллекции погибшего профессора большой цены никогда иметь не будут, если их не вывезти за рубеж. Там проще. Но возможностей вывоза нет. Или почти нет. Он, то есть Добронравов, с такими людьми связей не имеет. Остальные картины висят на стене дольше, чем живет сама хозяйка дома. И никакой ценности не представляют.
— Значит, и Белокурова не знает о марках.
— Нет. Но она знает, что Лапицкая года два назад очень удачно продала девять картин из гостиной. Очевидные подделки, а заплатили ей много. Точной суммы она не знает. Тогда и ей пришло в голову продать свои работы, но эта затея не увенчалась успехом.
В кабинет заглянул дежурный.
— Александр Ваныч, вас хочет видеть какая-то женщина. Кира Леонтьевна Фрок.
— По какому вопросу?
— По личному.
— Ей придется немного подождать…
— Минуточку,— прервал Куприянов.— Это ведь сожительница адвоката Добронравова. Я вам о ней рассказывал…
— Хорошо, пусть войдет.
Для адвоката она была слишком хороша. Как выглядит объявленный в розыск Добронравов, все знали, но в кабинет вошла высокая, хорошо одетая статная и красивая дама лет тридцати пяти. У присутствующих хватало фантазии представить ее на светской вечеринке. Там она могла бы стать королевой бала.
— Прошу меня извинить за вторжение. Прошли две недели после исчезновения Давида Илларионовича, а я до сих пор мучаюсь в догадках. Ни писем, ни звонков. Сегодня я решила поехать к нему домой, но увидела опечатанную дверь… Я хочу знать, что с ним случилось. Нельзя же близких держать вне ведении столько времени. Я ведь тоже человек.— Волнение женщины не выглядело наигранным.
— Мы занимаемся поисками вашего друга.— Куприянов поторопился уступить даме свой стул.— Прошу вас.
— Спасибо, я постою. Я хотела услышать вразумительные объяснения, больше мне ничего от вас не надо.
— Ответить более вразумительно мы сможем вам через нескольких дней, Кира Леонтьевна,— спокойно отпарировал Трифонов.— Работа по установлению места нахождения господина Добронравова не прекращается ни на минуту. У нас есть кое-какие подвижки, но говорить о результатах рановато.
— Он жив?
— На этот счет у нас нет сомнений. Скажите, вы ездили к нему на квартиру? Значит ли это, что у вас есть ключи от его дома?
— Конечно. Он перед отъездом всегда оставляет мне ключи. Правда, отлучается он не очень часто.
— Что означает все?
— От дома, офисов и сейфов.
— У него не один офис и сейф?
— Да. Не один.
— А когда он передал вам ключи?
— За день до отъезда. Он ночевал у меня, утром уехал по делам, а вечером у него был самолет.
— Пятого сентября. А шестого он улетел.
— Совершенно верно.
— Где вы живете?
— На Пироговской набережной у Большой Невки.
— Что он мог делать в Красном Селе за час до рейса? Проспект Ленина и угол улицы Свободы?
— Не имею представления. Очевидно, был у кого-то из своих клиентов. Он часто выезжает на дом к тем, на кого работает. Но мне он о своих делах ничего не рассказывает. Мое дело — заботиться о нем и создавать ему комфортные условия.
— А где находится его второй офис?
— Гороховая, дом пять. В жилом доме.
— Вы не против, если мы осмотрим это помещение? С вашего согласия и в вашем присутствии, разумеется.
Женщина на минуту задумалась.
— Вряд ли я сумею препятствовать этому. Ведь вы можете получить ордер на обыск, если уже побывали в его квартире и опечатали ее.
— Зачем же нам усложнять процесс. Время работает против нас.
— Хорошо, я согласна. Но за ключами мне придется ехать на дачу. Я боюсь хранить их дома.
— Тогда мы с вами, если не возражаете.
Паспорта Николай сделал в срок, но затребовал сумму значительно большую, чем объявил утром. Деньги у Артема были: он успел снять с кредитной карточки стопку зеленых купюр и теперь мог не мелочиться.
— Не обижайся, приятель,— улыбнулся Николай.— Просто я терпеть не могу халтуру. Я не стал вклеивать твою фотографию в украинский паспорт — он фальшивый. Сделан на уровне, но фальшивка. К ментам в руки с таким лучше не попадаться. Я нашел для тебя настоящий бланк и сделал чистый оригинал. Комар носа не подточит, если по ЦАБу проверять не станут.
Артем расписался.
— Спасибо за заботу.
— Какие проблемы! Тебя рекомендовал мне мой хороший кореш.
— А в Харькове у вас есть кореша?
— Конечно. И в Харькове, и в Киеве, и Одессе, и даже в Виннице.
— Халтуру, которую вы забраковали, делали в Харькове. Кто бы мог так нагадить?
— Только не наши люди. Но они смогут определить халтурщика. Эту услугу я могу сделать для вас бесплатно.
— Хотелось бы.
— Через пару дней я дам ответ.
— Хорошо, я подскочу.
На этом и порешили. Артем ушел из фотоателье с новыми документами. Ему так хотелось побыстрее избавиться от Могилы, что он решил не откладывать в долгий ящик посещение офиса адвоката.
Приехав на Гороховую, он оставил машину на другой стороне улицы и пошел на разведку.
Поднявшись на лифте на последний, шестой, этаж, он начал спускаться пешком. На пятом этаже дверь одной из квартир была раскрыта настежь, на площадке стояли молодые ребята и курили, все навеселе. Одна из девушек, судя по длинному белому платью, была невестой.
Увидев элегантного молодого человека, спускающегося сверху, молодежь загудела:
— О! Сосед, давай к нам. Должен выпить за молодоженов, а то как же, вам теперь жить вместе…
Артема силой затащили в квартиру и усадили за стол.
— Горько! — закричали со всех сторон. Пришлось взять в руки бокал с шампанским.
Народу в квартире набилось битком. Во всех комнатах были накрыты столы, кроме одной, где устроили танцы. Он и оглянуться не успел, как к нему на колени села смазливая девчушка и полезла целоваться. Минут тридцать было потеряно, пока он наконец не улучил момент и не выскользнул из квартиры, дверь которой не закрывалась.
