Ознакомительная версия.
Заинтригованный, Стивен бросился к компьютеру.
Дробь по клавишам, параметр для поисковика: «Блог Линды Грин», вереница ссылок. Похоже, первая же – рабочая, адрес явно содержит имя и фамилию журналистки, а также популярный ресурс интернет-дневников. Нажать на «enter», и...
– Ничего не понимаю, – пробормотал Стивен Уэйн, недоуменно моргая. – Я не вижу никакой записи. Последнее сообщение в блоге размещалось неделю назад. Никакого письма бойфренда журналистки тут нет...
Впрочем, через пару минут он уже читал про подробности отношений Линды и Джейка, а также про старый сейф, который парень случайно обнаружил во время ремонта.
Из блога Линды Грин эта запись действительно была удалена. Однако ее успели растащить по своим дневникам журналисты; некоторые корреспонденты уже даже поторопились подготовить статьи с использованием этой информации для интернет-изданий.
Современные технологии позволяют распространять сенсацию быстрее вируса...
– Представляю, что за жизнь теперь начнется у Кати с Майклом! Наверное, к ним в дом ринется целая толпа безумцев, все станут искать кассеты. Ведь обнародовано все – улица, номер дома... Но это не самый интересный вопрос. Намного занимательнее другое. Неужели Мэрилин Монро и правда убили? – прошептал Стивен Уэйн, окончив чтение. Его пальцы снова забегали по клавишам. – Кто же тогда расправился с этой красивой актрисой? За что ее убрали?
Через час Стивену Уэйну уже казалось, что он знает ответ на этот вопрос. Но от этого событие, произошедшее много лет назад, не стало казаться менее трагичным и нелепым...
* * *
Она – именно такая, как надо. Стройненькая, миниатюрная, словно статуэтка. Глаза огромные, не глаза – глазищи, причем зеленые. Веселая, грустная, кокетничающая, угрожающая – она всегда кажется самой красивой, такой желанной. Впрочем, дело не в постели. Перевести отношения с симпатичной девушкой в горизонтальную плоскость – совершенно заурядное событие. А вот любоваться сонным личиком, и улыбаться от нежности, ожидая, пока она проснется, а еще предвкушать возможность принести ей завтрак... И самое главное – не бояться... Не бояться, что за этой нежностью последует невыносимая боль...
«Как-то неожиданно я попался, – Андрей Ермолович осторожно убрал от Ликиного лица прядь волос. Похоже, та ее щекотала, Лика смешно морщила нос, пыталась отбросить локон, но вместо щеки попадала по подушке и морщилась еще больше. – Честно говоря, не думал, что когда-нибудь со мной такое опять случится. Умом понимал: после гибели Тани прошло много лет. Времена изменились. Зверье в человеческом обличье, конечно, осталось. Но теперь у него другие методы. Все-таки того, что было в лихие девяностые, сегодня не происходит...»
... Доперестраивались.
Зарплаты папы-академика хватает разве что на хлеб и молоко. Мясо, колбаса – уже недоступны. Впрочем, от этого Ермолович-старший не страдает. Во-первых, в магазинах нет ни того, ни другого, даже за хлебом с раннего утра выстраивается длинная очередь. Во-вторых, отец обитает в каком-то своем мире – формул, технологий, расчетов. Он и в лучшие времена, похоже, не осознавал, что именно поглощает на ужин... Когда-то папа зарабатывал очень много. Вместе со своим отцом, физиком-ядерщиком, он занимался разработками, предназначение которых в семье обсуждать было не принято. Однако как бы маленькие Андрей и Катя ни упрашивали: «Папа, а мы хотим сходить на твою работу», отец оставался непреклонен: нельзя, государственная тайна. Он зарабатывал много, но финансы его интересовали лишь как возможность в неограниченном количестве покупать книги. Книг в перестроечные годы становилось все больше. Папа хотел купить и Булгакова, и Чейза – однако они стоили каких-то бешеных денег, и отец становился мрачным. Перемены в стране смяли папино лицо в такую непонимающе-обиженную маску, что становилось понятно: обсуждать с ним перспективы покупки модных светлых джинсов-«пирамид» или «турецкого» свитера из толстой шерсти, с красными или зелеными ромбиками, абсолютно бесперспективно.
Приходилось думать о том, как заработать денег, самостоятельно.
Ни думать, ни зарабатывать, естественно, не хотелось. Необходимость этого вызывала невероятно ожесточенную озлобленность.
Профессорские дети, избалованные... У них ведь в советские годы была беззаботная жизнь, сытое детство. К хорошему привыкаешь быстро и быстро начинаешь считать высокий уровень жизни чем-то само собой разумеющимся... Пока отец мог обеспечить елку в Кремле, продуктовые заказы, Черноморское побережье и «Волгу» с водителем, он казался самым лучшим. Когда «совок» накрылся медным тазом, бедному папочке довелось выслушать такое... «Да кому нужна твоя наука, если ты семью прокормить не можешь!» Словно базарные торговки, ведут себя дорогие детки, что Катя, что Андрей. Катя еще слишком мала, ничего не понимает, просто копирует, как обезьянка, поведение и речи брата. А брат привык ни в чем не знать отказа, он требует выполнения всех своих капризов, и ему наплевать, что для их реализации больше нет никаких условий. Переходный возраст, подростковая глупость, которая на том уровне развития воспринимается как знание всех тайн мироздания... Бороться с трудностями не хочется, проще кого-нибудь обвинить, а кто всегда рядом? Самые близкие, дорогие люди, родители. Теперь вспоминать те злобные резкие фразы, срывающиеся с губ, мучительно стыдно... Родители, впрочем, никогда и не вспоминают. Нет ничего такого, чего не могли бы они простить своим детям. Если бы еще можно было что-нибудь сделать с собственной памятью...
В общем, как ни печально, приходилось шевелить извилинами на предмет самостоятельного улучшения своего финансового положения.
Тогда вырисовывались две модели поведения: что-то продавать-покупать или же вынуждать поделиться тех, кто это самое продает-покупает. Познакомиться с бандитами оказалось проще. Они часто захаживали в ресторан, находящийся прямо возле дома. И та часть их жизни, которую можно было увидеть со стороны, казалась привлекательнее. Лучше уж в ресторане сидеть, чем таскать неподъемные клетчатые сумки с товаром, как это делают челноки. А потом еще и отстегивать со своих кровно заработанных.
Конечно, интеллигентское воспитание, профессорская семья – все это просто так за борт не выбросишь. Среда всегда влияет. Хотя бы на уровне оправданий, которые сам для себя придумываешь.
«Я граблю торгашей. Всяких хитрых ушлых людей, которые покупают подешевле, продают подороже», – думал Андрей Ермолович образца девяностых годов. Нет, он, конечно, был не дурак. Прекрасно понимал, что эти челноки – как правило, учителя и инженеры, слабые, пожилые, не умеющие противостоять наглому молодому стремлению хапнуть побольше и побыстрее. Но тот парень весь свой ум пускал лишь на поиск аргументов в защиту бандитского беспредела. «Коммерция – это всегда риск и опасность. Любой продавец на рынке знает – если к тебе подходит парень в спортивном костюме и просит поделиться выручкой, спорить с ним не надо. Следует дать ему то, что он просит. Тогда с товаром и со здоровьем продавца все будет в порядке, – рассуждал новоиспеченный рэкетер. – Правила игры определены и общеизвестны. И если человек вступает в эту игру – он знает, на что идет; он готов ко всему...»
Впрочем, угрызения совести закончились быстро.
На уровне народной мудрости тезис выражен образно: с волками жить – по волчьи выть.
Марксизм-ленинизм к излишним сантиментам не апеллирует: бытие определяет сознание.
Уже нет никакого очарования воровской бандитской жизнью. Когда от хороших друзей остается лишь пара крестов на кладбище (пацаны опрометчиво приехали на «стрелку» без волын), на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Есть шрам и на собственном животе – а не надо было верить, что гонец от конкурирующей группировки пришел для того, чтобы «замириться». Доверчивость стоила обжигающей боли, невыносимого ощущения сквозняка прямо во внутренностях. «Не щадя живота своего, – бились тогда, сразу после ранения, лихорадочные мысли. – Все правильно, жизнь – она в животе, а сейчас в моем животе сквозняк, и жизнь запросто может вылететь». Впрочем, напрасно паниковал: врачи откачали и даже сказали, что особой опасности не было; просто, наверное, сложно в штаны не наложить, когда пузо насквозь протыкают... Что еще было в те лихие годы? Полное собрание сочинений Булгакова, подарок отцу. («Сынок, твою научную статью напечатали, и ты великодушно потратил гонорар на мое хобби», – растрогался папа, так и не научившийся ориентироваться в реальной жизни.) Были усталость, постоянное нервное напряжение, иногда – страх... А еще была привычка. Вид владельца киоска, пристегнутого наручниками к батарее, не вызывает больше никакого желания оправдаться перед собой. Потому что никто из пацанов такой ерундой не занимается. Другие вопросы на повестке дня: собрать дань побольше, «подогреть» братву, которая сидит, разобраться с конкурентами...
Ознакомительная версия.
