Через пять минут термометр был извлечен, и мой домашний доктор прокомментировал:
– Тридцать восемь и две. Но моими заботами – жить будешь. Поднимайся. Давай подушку под спинкой поправим, одеяльце под ножки. Вот и умница! Сейчас горячий чай с лимоном и медом. Будем лечиться.
Ленка пошла на кухню.
– Танюх, тут у тебя коробка конфет. Можно ее открыть?
– Лен, какие еще конфеты? Откуда? Но коль нашла в моей квартире, значит, мои, открывай.
– Ой, ни фига себе! Таньк, ты где себе такого крутого откопала? – Она появилась в проеме двери, растерянно держа в одной руке коробку, в другой открытку.
– Хватит прикалываться, взялась лечить, так лечи, а то из докторов вмиг уволю.
– Это я-то прикалываюсь? А это что? – Положив конфеты на стол, с пафосом прочитала послание: – «Милой Танечке за прекрасно проведенную ночь, первую, но, надеюсь, не последнюю. Я очарован». И здесь еще вот что. – Ленка протянула мне пятьсот долларов. – Это как понимать? Как переквалификацию на древнейшую профессию? – Она расхохоталась.
– Дай-ка сюда, будем глядеть. Ты где это откопала? Или опять чумишься? – Я осеклась на полуслове, вспомнив, как уходила из квартиры Бориса, прихватив вместе со своей сумкой его пакет. Вот, значит, как! Он заранее все припас, будучи уверен, что затащит меня в постель. Какой предупредительный! Только финала не предусмотрел. А ночь... ночь была, пусть не такая, о какой он мечтал, но эти конфеты и деньги я заработала честно, бог свидетель.
На Ленкин вопрос, чем я его так покорила, отшутилась:
– Обжорством. Столько ела, что он подумал, что все остальное время я голодаю. Вот и оказал гуманитарную помощь.
– Да ну тебя, Танька, с твоими прибамбасами! Давай лучше попробуем конфеты. Посмотрим, какой сладкой ты ему показалась.
* * *
Два дня я лечилась под неусыпным Ленкиным контролем. На третий день она отчалила в школу исполнять свои прямые обязанности, а я решила позвонить Альберту.
Разговор получился долгим и трудным. С самого начала я решила расставить все точки над i, рассказав о том, что знаю все об усыновлении. Альберт долго молчал, потом медленно заговорил:
– Татьяна, я понимаю, что в ваших глазах выгляжу подлецом. И не хочу оправдываться, но, поверьте, это чистое юное создание... Я действительно увлекся Ольгой. Можно даже сказать, потерял голову. А когда пришел в себя, было уже поздно. Но у меня и в мыслях не было использовать ее в качестве суррогатной матери. Когда мы объяснились, Ольга приняла решение сделать аборт. Я отвел ее к Борису. Что он ей предложил, вы уже знаете. Когда она согласилась продать ребенка, Борис сказал мне об этом. Зная, что мы хотим усыновить малыша, он пространно намекнул, что может это устроить. От такого соблазна я не мог отказаться. Вот так у нас и появился мой Левушка, наследник.
– А вы об Ольге подумали?
– Но ведь она сама захотела продать ребенка. С ней я больше не виделся. Считаю, что рвать надо с корнем. Но пока она была в положении, постоянно передавал через Бориса деньги на полноценное питание, справлялся о ее здоровье...
– Альберт Львович, вы уже знаете, что она осталась совсем одна и нуждается в помощи?
– Да, я в курсе. Но что вы от меня хотите? Я что теперь, этот крест должен нести до конца жизни?
– Этого не требуется, но помочь ей материально в данный момент – ваша святая обязанность. А как вы это сделаете – лично или через кого-то, – решать вам.
Альберт Львович тяжело вздохнул и сказал, что попытается найти выход из положения. Я почему-то была уверена – так оно и будет.
* * *
К вечеру того же дня в моей квартире появился ангел-искуситель в образе Кирсанова с бутылкой коньяка и кучей новостей.
– Валяешься? Ты что, болеешь, что ли? Танюш, не дури.
– Да нет, это уже в прошлом.
– Ну ничего, подлечиться, в смысле выпить, никогда не поздно, или ты будешь оспаривать этот тезис?
– Конечно же, нет.
– Тань, у меня для тебя сногсшибательное известие. Хочешь? Ну ладно, с ног тебя все равно не сшибешь, ты ведь сидишь.
Я внутренне напряглась, зная наперед, что он сейчас скажет.
– Так вот... – немного помолчав, продолжил он. – Твой Борис Леонидович не выдержал всех заморочек тяжбы с законом, все-таки успел я его тряхануть, и он застрелился.
– Да? – Я не смогла удержаться от усмешки. «Слава богу, обнаружили, недолго смердеть пришлось», – мелькнуло в голове.
– Но это еще не все. Герман тоже откинулся. Представляешь, прямо в машине, за рулем, сердце отказало.
– Надо же, как они дружно. Но бог с ними... За что пьем-то?
– Таня, постой. – Кирсанов внимательно посмотрел на меня, видимо, что-то заподозрив. – Таня, ответь, только честно: уж не твоих ли это рук дело?
– Ну что ты, Киря, где уж нам...
