Ознакомительная версия.
Вот и все, что было известно о человеке, который держал сейчас в руках судьбу Андре и Сабины де Мюсидан.
Войдя в переднюю, он уже собирался задать прислуге стандартный вопрос: "Дома ли…", когда заметил взволнованную Сабину, спускавшуюся по лестнице. Обернувшись к ней, он почтительно поклонился.
Подойдя ближе, она обратилась взволнованным голосом:
— Барон, уделите мне, пожалуйста, несколько минут и желательно наедине.
Барон почтительно склонил голову, стараясь не дать ей заметить, насколько он поражен подобной просьбой.
— Я считаю за честь выслушать все, что вы захотите мне сообщить.
По знаку Сабины слуга распахнул дверь как раз в ту самую комнату, где накануне доктор Ортебиз вел беседу с ее матерью.
Девушка вошла туда первой, вовсе не заботясь о том, что придет в голову слугам. Она предложила барону сесть и, преодолевая сильное волнение, начала:
— Моя просьба, барон, лучше всего доказывает то глубокое уважение и доверие, которое я к вам испытываю.
На лице барона не дрогнул ни один мускул, хотя подобное вступление могло заронить в его голову любые предположения.
— Как друг нашего дома, — продолжала она, — вы легко должны были заметить, что я в собственном доме, при живых родителях, тем не менее подобна сироте…
Стыд за то, что ей приходилось жаловаться чужому человеку, буквально душил ее и она, скомкав конец фразы, которую так тщательно обдумывала, почти скороговоркой окончила:
— Я умоляю вас взять назад слово относительно ваших намерений по поводу меня.
Эта просьба была для барона настолько неожиданной, что, невзирая на все свое умение держать себя в руках, он никак не смог скрыть своего удивления и горечи.
— Сударыня, — начал было он.
Но Сабина живо прервала его:
— Я прошу вас об этом, как о громадной и великодушной услуге, в ваших руках — возможность избавить меня от горя и неприятностей, тем более, что с вашей стороны это небольшая жертва, мы ведь не настолько знаем друг друга, чтобы я в ваших глазах заслужила что-нибудь больше равнодушия…
Лицо барона, однако, выражало совсем иные чувства.
— В последнем вы ошибаетесь, графиня, если вы думаете, что в моем возрасте я способен жениться без серьезного чувства, внушенного вашими достоинствами.
Сабина хотела что-то сказать, но барон продолжал:
— Мне не известно, чем я мог заслужить ваш отказ, но уверяю, что это такой удар, от которого нелегко оправиться.
Искренность, с которой все это было высказано, глубоко тронула Сабину.
— Поверьте, что мое состояние еще тяжелее вашего, вы ничем не заслужили отказа, и я была бы рада стать вашей женой, если бы…
— Если бы?… — повторил он, ожидая продолжения.
Сабина опустила глаза, чтобы скрыть смущение, и тихо произнесла:
— Если бы мое сердце и рука не были обещаны другому.
Услыхав эту новость, барон многозначительно хмыкнул.
Сабина была возмущена подобной реакцией собеседника. Куда девалось ее смущение!
— Да, милостивый государь, — заговорила она твердо,— сердце мое избрало другого, избрало свободно, без согласия моих родителей, и этот другой заключает в себе весь мир для меня, так же, как и я для него!
Барон молчал.
А она горячо продолжала:
— Мне безразлично, что вы — чистокровный аристократ, а он стоит в самом низу этой лестницы, но этот человек, во-первых, необыкновенно талантлив, во-вторых, сам победил все свои беды и трудности, выпавшие на его долю в детстве и юности. Для того, чтобы добиться известности, он работает подчас как простой ремесленник, так что, если когда-нибудь вам придется пожать ему руку, то вы почувствуете мозоли на ней. А общественное мнение не волнует меня, потому что я люблю его!
Выговорив последнее слово, она умолкла.
Бледная, взволнованная, с пылающими глазами, она была сейчас удивительно хороша.
Барон слушал ее невозмутимый и холодный. На самом деле в нем клокотала страсть, соединенная с ревностью. Он давно любил Сабину. Да, он аристократ, богач… С какой радостью он поменялся бы всем этим с избранником Сабины!
Любой другой на его месте назвал бы все это романтической чепухой, но он понимал ее.
В наше время поголовных интрижек и замужеств, в которых нотариус представляет всю поэзию брака, барон Брюле увидел женщину, способную на истинное чувство.
Эту женщину он уже считал почти своей, но она ускользала от него.
И он решил испить свою горькую чашу до дна.
— Где же вы видитесь с ним?
— Мы встречаемся иногда на улице, во время моих прогулок, но иногда я захожу к нему, — просто отвечала она.
— Приходите к нему?!
— Да, я нанесла ему пятнадцать визитов, за которые он сделал мой портрет. Мне кажется, что я могу посещать человека, которого я люблю, и не краснея заявить об этом любому.
Барон сконфуженно умолк.
— Теперь, когда вы знаете то, что я не решилась доверить даже матери, я спрашиваю вас, в какой степени я могу рассчитывать на вашу помощь?
Если бы барон узнал о Сабине что-либо подобное со стороны, он мог бы бороться с соперником, но когда она сама прибегла к его помощи… У него не оставалось путей к отступлению.
— Ну, что ж, я поступлю так, как вы того желаете, — произнес он с горечью, — сегодня же вечером я пошлю вашему отцу письмо, в котором возвращу ему данное мне слово. И первый раз в жизни я не сдержу своего собственного… Я, зная нрав вашего отца, даже предположить не могу, какие это повлечет последствия для меня, но вы желаете этого…
Но Сабина уже горячо благодарила барона за ту жертву, которую он собирался принести.
— Вы избавляете меня от таких минут, которые я даже вряд ли смогла бы перенести! Идти против воли моих родителей… Тогда, как с вашей помощью…
Но барон Брюле не разделял ее уверенности, смотрел на дело глубже.
— Хочу спросить, графиня: своевременна ли будет моя жертва? Позвольте мне объяснить вам… До тех пор, пока все уверены, что я ваш жених, мало кто отваживается ухаживать за вами, но как только станет известно, что вы свободны, масса претендентов кинется на мое место.
Сабина только вздохнула. То же самое ей говорил Андре.
— Обдумайте хорошенько, ведь дело не только в ваших личных качествах, вы наследница огромного состояния, оно может соблазнить не одного искателя приданого…
Она грустно заметила:
— Да, к несчастью, говорят, я богата.
— Так что же тогда вы станете говорить новым претендентам?
— Пока еще не знаю, вероятно, найду способ отказать им.
— Если вы позволите, я бы осмелился дать вам дружеский совет.
— Говорите, барон, я прошу вас…
— В таком случае, почему бы нам не оставаться в прежнем положении? До тех пор, пока наш разрыв никому не известен, ваше спокойствие обеспечено. Я же, верьте моему слову, по первому вашему знаку уйду со сцены.
Сабина не дала себе труда задуматься над тем, что скрывалось за этим предложением.
— Нет, нет, барон, это будет слишком, нельзя ведь так злоупотреблять вашим чувством, это будет недостойно меня и вас…
Барон не настаивал. После рыцарского порыва обычное человеческое едкое горе заливало его.
— По крайней мере, позвольте узнать имя счастливца, — грустно произнес он.
— Отчего ж нет, его зовут Андре, он живописец и живет на улице Тур-Доверн…
Имя и адрес живописца тут же впечатались в память барона.
— Будьте уверены, что мной руководит не только любопытство, я мог бы быть полезен не только вам, но и ему, у меня достаточно влиятельных знакомых…
Бедный барон, он не знал, что женщина, как бы благоразумна она ни была, никогда не потерпит покровительства тому, кого она любит!
— Позвольте поблагодарить вас, барон, но Андре не нуждается в покровительстве, он сам добьется всего…
Сказав это, она тронула шнурок сонетки.
Вошел лакей.
— Докладывали ли вы графине о приезде барона?
— Никак нет, мы получили приказ графини, что сегодня она барона принять не сможет.
— Почему же вы мне этого не сказали в самом начале, — резко спросил тот и, поклонившись Сабине, вышел очень недовольный собой.
"Этот тоже достоин любви", — подумала Сабина, провожая его глазами.
Она поспешила к себе наверх, чтобы, как можно скорее написать Андре, как вдруг в передней раздался голос другого посетителя, который непременно требовал, чтобы его пропустили к графу.
— Черт бы вас побрал, — кричал он, — мне нет дела до его приказания вам, мне необходимо его видеть, и я увижу его! Сию минуту доложите обо мне или я обойдусь без ваших дурацких докладов!
Посетитель был не кто иной, как сам барон Кленшан, друг юности графа, единственный свидетель трагического случая. Тот самый барон, который имел забавную привычку доверять ежедневно бумаге все, что происходило с ним в жизни. Он был среднего роста, обычного сложения, обычной внешности. Словом, в нем не было ничего выдающегося или даже просто заметного. Одет он был тоже сообразно.
Ознакомительная версия.
