Вот только в деталях полная путаница… Да и личность Константина Макарского, по утверждениям ученых мужей, сидевших сейчас передо мной, не тянула на роль организатора преступных махинаций. А если Дина… втянула дурачка в эти занятия? Но зачем? И какую он мог выполнять функцию? Ведь вот же, не кто-нибудь, а светило психиатрии утверждает, что Костя действительно был болен, причем безнадежно…
Я нервно тряхнула головой, как бы стараясь освободиться от настойчиво крутящихся в мозгах мыслей относительно Дины и Кости и их связи с клофелиновым делом. Собакин заметил мое движение и вопросительно замер, глядя на меня. Я же обратила свой взор на Пименова.
— Максим, скажите как человек, хорошо знавший Дину: способна ли она была на какое-нибудь преступное занятие?
Пименов, для которого вопрос оказался совершенно неожиданным, застыл на месте и, как говорится, взял паузу на размышление.
— Ну, знаете… — наконец отошел он от кратковременного столбняка. — А о каком преступлении идет речь?
— Например, о мошенничестве. В отношении мужчин, скажем… Ну…
— Это когда чем-нибудь опаивают, а потом обирают? — живо отреагировал Собакин. — Вы это имеете в виду?
— Да, именно это… — подтвердила я, по-прежнему глядя на Пименова.
Тот, почесав затылок и поиграв бровями, наконец заговорил — немного замедленно, как будто рассуждая вслух:
— Да, она бы пошла на это. Но… если бы ее заставил человек, имеющий на нее неограниченное влияние. Вот так, пожалуй, обстояло бы дело…
— Костя Макарский… — бросил неожиданно имя в ход рассуждений коллеги, снисходительно усмехнувшись, Собакин, слегка подыгрывая Пименову.
— Нет, не Костя, — серьезно ответил Максим. — А такой человек, в которого Дина была бы влюблена… Например, Виктор с год назад. Может быть, в этой роли мог выступить я, если бы откликнулся на ее влюбленность, а потом закрепил бы все это через секс или еще какие-нибудь естественные рефлексы…
— Импринтинг! — выстрелил термином Собакин, с интересом слушавший психолога.
— В общем, только под влиянием извне Дина пошла бы на что-то подобное, — резюмировал Пименов. — В одиночку? Волевых качеств не хватило бы, структура личности не та, много шизоидного элемента… Нет! Абсолютно не вяжется. А что, вы действительно подозреваете ее в таких нехороших вещах? — настороженно поглядел на меня психолог.
Я неопределенно поиграла руками в воздухе, словно говоря, что пока твердых оснований нет, а есть только нечеткие предположения.
Собственно, на этом можно было заканчивать разговор с психологом и психиатром. Они рассказали мне все, что могли и что находилось в их компетенции. Остальное мне нужно откапывать, додумывать и приводить в стройный вид самой.
Я попрощалась с колобком Собакиным, который долго-долго жал мне руку в прихожей, и завезла психолога Пименова домой. А по дороге к себе я попробовала подвести итог разговора: выходило, во-первых, что Костя Макарский действительно был психически больным человеком, взрослым ребенком, и следовательно никак не мог стать организатором преступной группы. Оставалось узнать, откуда у него взялись вещи, которые принадлежали клофелинщице, которую разыскивала милиция? Во-вторых, Костя однозначно не мог быть любовником Дины и следовательно отцом ее ребенка. И нужно было выяснить, кто же на самом деле был этим чертовым отцом! А в-третьих, касается уже Дины. Она-то как раз, по словам Максима Алексеевича, вполне могла быть той самой клофелинщицей. Преступницей-марионеткой. Особенности характера Дины очень для таких дел подходили. Вот только режиссера, ставившего спектакли для этой марионетки, пока что не просматривалось…
После разговора с психологом и психиатром я почувствовала, что мне необходимо отдохнуть. Встреча с представителями этих профессий, беседа о различных отклонениях в человеческой психике сильно утомили меня, вызвали тягостные ощущения на душе. Полученную информацию требовалось «разложить по полочкам», а сил у меня просто-напросто не осталось. Да и поздно уже было — рассталась я с лекарями человеческих душ после десяти часов вечера, а домой добралась ближе к полуночи.
На автоответчике я обнаружила одно сообщение от Леры Павловой — она просила перезвонить. Но я решила отложить разговор с ней на завтра. В конце концов дело только-только еще начало разворачиваться, многие детали следовало обдумать, прикинуть… Сейчас еще мало что было ясно, и в такие моменты разговоры с заказчиком обычно только отвлекают от нужного направления мыслей.
Вообще-то я люблю, вернувшись после тяжелого дня в свою тихую квартирку, приняв душ и устроившись в постели, спокойно поразмышлять на сон грядущий о деле, которым занимаюсь. Но в этот раз никаких обдумываний, прикидок и размышлений, а также анализа новых данных не получилось. Я уснула через минуту после того, как моя голова соприкоснулась с подушкой.
Проснулась я от телефонного звонка. Телефон звонил-заливался на разные лады, прямо-таки захлебывался. И голос в трубке тоже захлебывался, я даже не сообразила поначалу, кто звонит. Наконец я поняла, что это Наталья Борисовна Черемисина, очень чем-то взволнованая.
— Татьяна, Татьяна! — кричала она в трубку. — У нас непредвиденные события! Вы не могли бы к нам приехать?
— Что случилось? — попыталась вставить я, но безуспешно — Наталья Борисовна, задавая свой вопрос, моего ответа не слушала и продолжала кричать дальше:
— Мне срочно нужно с вами поговорить! Это просто кошмар какой-то, я совершенно выбита из колеи! Приезжайте поскорее, пока я одна дома, а то скоро вернется Игорь, и тогда…
Я бросила взгляд на часы и коротко сказала в трубку:
— Выезжаю, буду минут через сорок.
Запрошенного мною времени должно было хватить на сборы и легкий завтрак с кофе, дорога же до Черемисиных от моего дома займет минут пятнадцать, не больше. А управилась я даже чуть быстрее.
Дверь после моего звонка открылась сразу, и на пороге квартиры я увидела встрепанную Наталью Борисовну.
— Слава богу, это вы, — облегченно проговорила Черемисина, втаскивая меня в квартиру. — Я тут уже просто вся извелась, у меня разыгралась мигрень, и мне не помогает даже новое лекарство. Хотя, может быть, оно поддельное — сейчас это сплошь и рядом. Проходите, проходите…
Я разулась, слушая ее трескотню, и прошла в комнату.
— Садитесь, — произнесла она, тоже усаживаясь в кресло, предварительно стряхнув с него на пол набор кистей.
— Так что случилось, Наталья Борисовна? — поинтересовалась я. — Я поняла, что это как-то связано с Игорем?
— Да, — односложно произнесла Наталья Борисовна, но после секундной заминки добавила: — Хотя скорее с Ларисой.
После этого она замолчала с торжественным выражением на лице, словно выдала мне ценнейшую информацию и я теперь должна ее переварить и оценить. Сама Черемисина выдержала многозначительную паузу, взяла из пачки сигарету и закурила.
«Боже мой, как сложно общаться с такими людьми, — вздохнула про себя я. — О всяких бестолковых вещах они галдят без умолку, а как доходит до дела, бросают полунамеки и трагически молчат».
— Так что с Ларисой? — с трудом подавляя досаду, спросила я.
— Она устроила скандал и ушла из дома. А перед этим… — Наталья Борисовна снова позволила себе долгую паузу, — перед этим она четко дала понять, как она относилась к моей дочери!
— К Дине? — теперь уже заинтересовалась я. — И что же?
— Оказывается, она терпеть не могла Дину и — представьте себе! — не могла дождаться, когда с ней что-то случится! — округлив глаза, произнесла Черемисина.
— Лариса сама вам так сказала? — крайне удивилась я.
— Она ясно дала это понять, что же тут еще говорить! — всплескивая руками, воскликнула мать.
— Наталья Борисовна, я вас очень прошу собраться и рассказать мне все по порядку, — попросила я. — Что конкретно она говорила, в связи с чем, как зашел разговор о Дине, что Лариса делала потом и где она теперь. Если это относится к смерти вашей дочери, то, как вы понимаете, мне нужны все подробности.
— Хорошо, — выдохнула Наталья Борисовна, затушила сигарету, тут же закурила новую и, поджав губы, завела свой рассказ. — Вообще-то мы все привыкли считать Ларису тихой и мягкой. Она казалась этакой безобидной овечкой… Такой, знаете ли, прикидывалась лапонькой! Ох, недаром говорят, что можно прожить с человеком всю жизнь, а потом вдруг понять, что ты совершенно его не знаешь!
«Что ж, такое, конечно, возможно, — подумала я. — Но только это все же редкий случай. Обычно достаточно гораздо меньшего времени, чтобы понять, кто перед тобой».
Погордившись в душе своими задатками психолога, я продолжила тормошить Наталью Борисовну:
— Что же такого сделала Лариса, что заставила вас разочароваться в ней?
