А меня эта беседа не радует все больше и больше. Самое главное, я не понимаю, зачем Ольга мне все это рассказала? Уж конечно, не потому, что я на нее надавила: во-первых, я особенно и не давила, а во-вторых, она первая завела этот разговор — еще тогда, когда мы встретились с ней в первый раз. Итак, у меня пока напрашиваются только два варианта ответа. Первый вариант — она все-таки является непосредственным участником преступления или даже убийцей. И очень умелым и опасным убийцей — такой нетипичный способ она специально выдумала, чтобы отвести от себя подозрения; Генку подставила совершенно сознательно. А когда узнала (откуда?), что Генку освободили из-под ареста, решила блефовать и выбрала для этой цели именно меня. Наверное, у меня самые подходящие для навешивания на них лапши уши. Чтобы отвести от себя подозрения, Ольга мне и рассказала эту историю с ней в роли главного свидетеля. И долго вдалбливала в мою башку мысль, что она была очень рада тому, что присутствовала при убийстве своего злейшего врага, что ничуть его не жалеет, но сама не убивала.
Что ж, очень неплохо. Она меня, между прочим, вполне убедила. Мне почему-то показалось, что Ольга — 'сказала правду. Или же она — гениальная актриса. Так, а если она сказала правду, то стоит рассмотреть второй вариант — Ольга рассказала мне все это затем, чтобы… чтобы… Как это ни смешно прозвучит — чтобы облегчить свою совесть. Чтобы доказать самой себе, что она права, что Саша погиб именно потому, что был «большой сволочью», что его не просто убили, а совершили возмездие. Это ведь все-таки нелегко — двадцатилетней девушке присутствовать при таком зверском убийстве, пусть даже и убийстве человека, из-за которого погиб твой возлюбленный. Это здорово действует на психику.
Вот таким образом. И хоть вы бейте меня, хоть режьте — мне второй вариант кажется более правдоподобным. Ну не верю я, что она могла убить Сашу. Молчит моя интуиция, не вскакивает с криком: «Лови ее, Танька, это преступница!» А раз молчит интуиция, что надо делать? Правильно, косточки спросить. Не строй из себя самую умную, Татьяна, лучше послушай высшую инстанцию.
Приняв такое не очень оригинальное, зато верное решение, я стала вытаскивать из мешочка кости.
И только собралась, сосредоточившись, задать им интересующий меня вопрос, как вдруг услышала безмерно удивленный и даже напуганный возглас Игоря:
— Тань, ты чего?
— Как это — «чего»? Решила обратиться за подсказкой к моим верным кубикам, — с достоинством ответила я.
Но Игорь не унимался:
— Тань, прямо здесь?
Только я собралась возмутиться и спросить, почему это «здесь» нельзя гадать на костях, как вдруг выяснилось, что это действительно несколько неудобно! Оказывается, мы сидим за столом и, видимо, ужинаем:
Я надеюсь, что ужинаем, а не завтракаем, и из моего сознания выпало всего часа четыре, а не все двенадцать, потому что я абсолютно не помню, каким образом оказалась за столом, да еще и умудрилась переодеться. Да, точно, переоделась — на мне уже не ярко-голубой сарафан с красными маками, а узкое короткое платье темно-синего бархата. Ага, и туфли я умудрилась сменить. Ну надо же — ничего не помню. Настолько меня потряс разговор с этой самой Ольгой, что я, видимо, временно выключилась из окружающей действительности. Кошмар какой-то.
А Игорь все продолжал на меня смотреть очень жалостливыми глазами — мол, заработалась Танечка. Это меня взбесило, ненавижу, когда меня жалеют. Поэтому я сказала;
— Не вижу причин, почему это нельзя сделать прямо здесь. Я же не в голом виде собираюсь танцевать, правда? Так что, надеюсь, общественного порядка я не нарушу И чтобы еще больше подчеркнуть свою независимость, я кинула кости.
Ну вот, пожалуйста! Я же говорила, что кости никогда не лгут:
30+16+4 — «Разногласия с другом; не исключена разлука».
Сейчас, сейчас начнутся разногласия, а потом и разлука — спать он будет где угодно, только не в моей каюте! Вот только спроси меня, что на костях выпало, только спроси, я тебе так отвечу!
Дальше все шло по плану — Игорь, естественно, спросил, я, само собой разумеется, ответила, потом мы начали шепотом ругаться, а Владик и Сережа делали вид, что они за своим чавканьем нас не слышат. В конце концов я гордо встала и вышла.
Постояв минут пять на палубе и привыкнув к роли одинокой и свободной женщины, я почувствовала, что мне прохладно и стоит сходить переодеться.
В каюте, пока я влезала в джинсы и хлопчатобумажный зеленый ажурный пуловер, мне в голову внезапно пришла мысль — интересно, вспомнил ли Игорь что-то новенькое, дозвонился ли он до Иры и Кати и вообще… Рано я с ним поругалась. Да и про Ольгу не мешает ему рассказать… Ну, ничего не поделаешь — против костей не попрешь, они лучше знают. Остается одно — идти дышать свежим воздухом и спокойно отдыхать. А завтра, дай бог, приедет Кирсанов. Он, конечно, всласть надо мной поиздевается — мол, деньги гребешь лопатой, а работать не умеешь, все сваливаешь на родную милицию. Но поворчит-поворчит, поиздевается-поиздевается, а работать все-таки с ним будет гораздо легче.
Я вышла на палубу, нашла какой-то свободный стульчик и уселась на него с твердым намерением отдохнуть, полюбоваться волжским закатом и успокоиться.
Ничего из этого не вышло. Нет, я добросовестно просмотрела великолепное зрелище под названием «волжский закат», но отдохнуть и успокоиться мне не удалось. В голову все время лезли всякие неподходящие мысли — главным образом почему-то я обдумывала, как именно мне завтра оправдаться перед Кирсановым. Но, между прочим, самое главное требование заказчиков я выполнила — Генку-то освобождают. Конечно же, его освобождают в результате благоприятного для него заключения экспертов, но и моя заслуга в этом не такая уж маленькая. В конце концов, если бы не я, не было бы проведено нормальной экспертизы, и Генка отправился бы на энное количество лет любоваться небом в крупную клеточку. Или мелкую — как повезет.
И вообще! Почему это я должна оправдываться перед Кирсановым, а? Он мне, что ли, деньги платит? Главное, что моей работой довольны заказчики. И попробовал бы он сам в таких условиях найти убийцу. А я ему, между прочим, целого свидетеля убийства подкину! Мне не жалко.
Кое-как успокоив таким образом свою совесть, я решила идти спать. Надо же мне, в конце концов, выспаться. Тем более что уже окончательно стемнело, и меня основательно заели комары. Я посмотрела на часы. Ого, уже половина одиннадцатого. На верхней палубе играла музыка, там вовсю веселилась дискотека, а на моей палубе было тихо, пустынно и темно. Освещали палубу только редкие полосы света, льющиеся из обитаемых кают. Как раз когда я вступила в достаточно большое неосвещенное пространство — по-моему, тут находилась столовая, которая, естественно, в этот час не была освещена, я услышала какие-то звуки борьбы. Сперва мне показалось, что это обычная пьяная драка, в следующую секунду услышала женский возглас и подумала, что это какой-то урод пристает к беззащитной девушке, а через долю секунды я узнала Ольгин голос. Я ринулась на выручку: свидетеля моего обижают! Негодяи, я им сейчас покажу.
Врезавшись в самую гущу драки, я первым делом заорала:
— Оля, это я, Татьяна! Не бойтесь, все будет в порядке!
— Татьяна, осторожно, он очень опасен, он псих, — совсем близко в этой самой «гуще драки» ответил мне Ольгин голос.
Ага, «он». Славненько, значит, он один. Я на ощупь оторвала Ольгу от нападавшего и зашвырнула ее себе за спину Пытаясь уклониться от ударов и в то же время как следует приложить своего невидимого противника, я все же нашла время отрывисто спросить:
— Ольга! Все в порядке?
— В принципе, да, — явно с трудом отозвался мой главный свидетель.
Глаза у меня стали потихоньку привыкать к темноте, и очертания того, с кем я дралась, уже были достаточно хорошо различимы. Вследствие этого мне удалось нанести ему парочку довольно болезненных ударов, что заставило его обратиться в бегство. Можно было предположить, что он побежал за подмогой, поэтому я подхватила Ольгу и потащила ее в свою каюту.
Ольга держалась за меня, но передвигалась довольно шустро, из чего я заключила, что чувствует она себя неплохо.
До каюты мы почти добежали, и обе плюхнулись на диван. Отдышались. Посмотрели друг на друга. Ольга первой нарушила молчание:
— Спасибо. Ты, кажется, спасла меня, — переход на «ты» произошел быстро и естественно.
— Пожалуйста, сколько угодно. Это был он?
— Да.
Ни я, ни она не уточнили, кто именно, — и так было ясно, что имеется в виду убийца Саши.
— Чего он хотел? — поинтересовалась я.
— По-моему, убрать меня. Чтобы не разболтала.
— Он что, тебя видел?
— Нет, он слышал наш с тобой разговор.
— Ясно. Как именно он хотел тебя убить?
— По-моему, сбросить за борт. Я не умею плавать.
— Не лишено смысла. Я думаю, что он возобновит свои попытки.
