сама тайник нашла? Тогда все мои мечты пойдут прахом…
Но нет – когда я открыл тайник, шкатулка была на прежнем месте.
Только было мы хотели уйти со своей находкой, вдруг слышим – ключи в дверях.
Мать честная!
Хозяйка вернулась!
Не понравился ей, видите ли, Пашин звонок, и она нагрянула, чтобы его проверить. И не одна – какого-то родственника привела, здоровенного детину.
А когда меня увидала – прямо озверела, как с цепи сорвалась.
– Я, говорит, с самого начала подозревала, что ты жулик! Что ты тут ошиваешься, что ты высматриваешь?
И к родственнику своему поворачивается:
– Ты его обыщи, Гена, не украл ли он чего, как ты есть полицейский, а он незаконно в мою квартиру проник!
Хорошо, я успел шкатулку с камешками Пашке передать!
Этот громила меня обшарил, но ничего не нашел.
Хотел и Пашку тоже обыскать, но тот отбился – мол, я риелтор и имею полное право здесь находиться…
Короче, Пашка ушел, а меня этот хозяйкин родственник еще два часа продержал, пытался дознаться, что я в квартире искал. Поначалу грозил, что полиции меня сдаст, а как понял, что я полиции не боюсь, потому как что они мне могут сделать? Да и людишки кое-какие у меня там имеются, в случае чего – словечко замолвят.
Ну этот бугай понял, что я полиции не боюсь, тогда сказал, выбьет из меня все силой. Ну тут я и вовсе успокоился, потому как твердо знаю: когда хотят бить, то сразу бьют, заранее не предупреждают. А если начинают угрожать, да описывать, что сделают, если я не расколюсь, то такое только на малолеток действует или на барышень нежных, впечатлительных. А я в жизни многое повидал, меня на такой дешевый прием не возьмешь».
Вдруг мне послышался какой-то странный звук – как будто слон старается идти тихо. Не знаю, возможно, настоящие слоны и умеют ходить тихо, но откуда тут взяться слону?
Я быстро пришла в себя, то есть мысли в голове теперь были мои собственные, а не Горыныча. И я тут же догадалась, что это за звуки, и увидела их источник.
Источник показался из-за угла, но поскольку реакция у Феденьки была не такая быстрая, как у меня, то я успела скрыться за стеллажом с бутылками за секунду до того, как он меня увидел бы.
И каково же было мое удивление, когда Горыныча тоже не оказалось на прежнем месте! Вот, а говорил, что силы не те, прикидывался немощным, валенок старый!
Феденька изумленно оглядывался по сторонам, очевидно, ни разу здесь не был. С трудом, но до него дошло, что вокруг него бутылки с вином. Он достал одну, потом другую, зубами выдернул пробку и присосался к бутылке.
Краем глаза я увидела, как Горыныч горестно покачал головой – такое вино тратить на этого дебила!
Феденька между тем опорожнил одну бутылку и принялся за другую, не переведя дух. Опустошил и эту, и, видно, решил взять еще одну, но это ему не удалось. Просто на ноги не встал. Он покрутил головой, икнул, потом повалился на пол и затих.
– Окочурился? – шепотом спросила я.
– Да нет, спит просто, – тихо ответил Горыныч, которому было лучше видно.
– Ну так пойдем уже отсюда!..
И я быстро пошла вперед между бесконечными рядами запыленных бутылок.
Ворота крепости открылись, оттуда выехали несколько нарядных всадников.
Впереди них скакал герольд в красном плаще, с белым полотнищем, развевающимся на пике, – знак, что к лагерю кардинала направляются парламентеры.
Когда всадники подъехали ближе, стало видно, что возглавляет группу герцог де Субиз, младший, любимый брат вождя гугенотов герцога Рогана.
Парламентеров окружил отряд конных гвардейцев кардинала, проводили их до красного шатра.
Там их ждал кардинал.
Он восседал на резном кресле, как на троне, но при появлении герцога и его свиты поднялся, сделал символический шаг вперед и отвесил церемонный поклон.
– Надеюсь, вы приехали ко мне, чтобы обсудить условия сдачи?
– Отнюдь, ваше преосвященство. У вас нет никаких шансов взять Ла-Рошель штурмом, крепость неприступна, ее гарнизон велик и хорошо вооружен. Поэтому я от лица своего брата и баронов предлагаю вам заключить почетный мир на наших условиях. Тем самым вы сбережете деньги короля и жизни своих солдат.
– Помилуйте, герцог, о каком почетном мире вы говорите? Допустим, крепость и правда хорошо защищена, и гарнизон ее велик. Но в этом и ваша главная беда. Этот гарнизон нужно кормить, а запасы продуктов в крепости невелики. Мои войска окружили Ла-Рошель двойным кольцом, через которое и муха не пролетит. Так что очень скоро у вас в крепости начнется голод. Нет, только полная капитуляция!
– Нет, ваше преосвященство, мы будем оборонять крепость до последней возможности. А что до голода… надеюсь, Господь не оставит нас своим попечением.
– Что ж, выходит, вы зря проделали этот путь. Позвольте, герцог, хотя бы угостить вас и ваших спутников вином из моих запасов… это доброе бордо, думаю, в Ла-Рошели такого уже не осталось.
– Не откажусь, ваше преосвященство! Хорошего бордо в крепости действительно не осталось… – герцог сделал небольшую паузу и закончил фразу: – Но это не повод для капитуляции.
Кардинал улыбнулся одними губами, показывая, что оценил остроумие герцога. Он хлопнул в ладоши – и в шатре тут же появились безмолвные слуги с запыленными бутылками и сверкающими бокалами.
Вино было разлито.
– За здоровье его королевского величества! – провозгласил тост кардинал.
– За примирение между французами! – поправил его герцог и сделал большой глоток. – Католики или гугеноты, мы – потомки Людовика Святого и его паладинов!
Это была несомненная шпилька в адрес кардинала, род которого не отличался такой древностью, как род Роганов, к которому принадлежал герцог де Субиз.
Кардинал не стал спорить, он тоже отпил вино из своего бокала, и поднял этот бокал, словно хотел внимательно его оглядеть.
Это был бокал из рубинового стекла, по краю которого змеился узор из королевских лилий.
Но кардинал разглядывал не бокал.
Сквозь темно-красное стекло он смотрел на своего визави, на герцога де Субиза.
Он внимательно разглядывал волевое, решительное лицо, которое ничуть не портил шрам на левой щеке.
Черты вождя гугенотов, искаженные рубиновым стеклом, двоились, дробились и переливались, как церковный витраж. Вдруг лицо герцога дрогнуло и исчезло.
Теперь кардинал видел самого себя, видел себя со стороны глазами своего визави.
Он смотрел глазами герцога де Субиза, видел то, что видит тот, чувствовал то, что тот чувствует.
Он видел властного человека в кардинальской мантии, но думал не о нем.
Перед внутренним взором герцога раскинулось бурное
