Ознакомительная версия.
— Катя, как же хорошо, что ты у меня есть! — В порыве благодарных чувств Зоя обняла подругу. — Знаешь, все хотела тебе рассказать… Посоветоваться…
И как раз в эту минуту, словно нарочно поджидая под дверью самого важного момента, появился муж Кати Альберт, Алик, как его все называли. Высокий, суховатый брюнет с седыми висками и поблескивающими на носу безоправными очками, в черных джинсах и голубом пуловере.
— Я не вовремя? — Он склонил голову набок и поджал губы, как бы извиняясь за свой приход. — Просто я подумал, что уже все собираются расходиться… Да и дети устали… Мариночка наша сегодня полторта съела, и сейчас сидит, бедолажка, пирожное уминает… Дома-то ребенка не кормят…
Он улыбнулся, и Катя, пожав плечами, извиняясь перед Зоей, поспешила к дочери.
— Зоя, все было прекрасно, — сказал Алик. — Вы устроили праздник не только для детей, но и для нас, взрослых. Приходите к нам в субботу, если у Стаса не получится, то с Максом приходите. Я тоже умею печь торт, называется «Птичье молоко». Мариночка будет очень рада…
Все ушли, Зоя уложила Макса спать, перемыла посуду, приняла душ и прилегла на диване в гостиной.
В голове, перебивая еще не растворившийся в сознании шум и голоса гостей, звучал больным нервом один голос, отравлявший все вокруг и не дающий ей покоя. «Пойдем перепихнемся», так можно перевести ту грубую пьяную фразу, которую перегарно надышал ей в ухо изменившийся до неузнаваемости Павел. Он что же, принял ее за шлюху? Она в тот вечер надела свое любимое платье, свои лучшие драгоценности, сделала прическу, и все это для того, чтобы какой-то пьяный хам, к тому же ее бывший любовник, даже не узнавший ее, предложил ей в наигрубейшей форме секс в туалете?
Зоя решительно поднялась с дивана, зашла в ванную комнату, открыла под ванной дверцу шкафчика, в котором хранила гигиенические средства, и извлекла оттуда пластиковый пакет. То, что лежало внутри, легко можно было принять за половую тряпку. На самом деле это была мужская рубашка в голубую полоску с бурыми потеками. Чья это кровь? Что она может сделать с этой рубашкой? Как отомстить этому животному за свои слезы, стыд и унижение?
Да никак.
Она снова убрала рубашку в пакет и спрятала в шкафчик.
Бог ему судья, подумала она и вернулась в комнату. Включила телевизор.
Ее звали Варвара. В день она выпивала литров пять кофе без сахара, в буфете держала несколько килограммов печенья и бисквитов, в кладовке хранила упаковки с любимыми консервированными персиками и сгущенку, по ночам вставала, чтобы погрызть орешки или сделать себе бутерброд с копченой колбасой, и при этом, удивительное дело, не толстела. Свое нежное тело с непомерно большой грудью и тонкой талией она, зеленоглазая шатенка с блестящими длинными волосами, кутала в шелковые халаты или фланелевые пижамы (в зависимости от погоды), подолгу спала, раскинувшись на флорентийских кружевных простынях, и в свободное ото сна и секса время проводила перед плазмой, поглощая неимоверное количество чипсов, сухариков, печенья, вафлей и обожаемого ею красного винограда.
Дом, который Власов купил исключительно для себя и куда не пускал даже жену, Варвара очень быстро захламила своими вещами и к его возвращению с работы забивала огромным количеством самого разнообразного мусора. Ореховая скорлупа, обертки от сладостей, фруктовые косточки, кожура и огрызки, ватные тампоны, рассыпанная пудра, порванные чулки, мятые журналы, пустые банки из-под кофе и леденцов, коробки, бутылки…
— Варя, ты просто свинья, — говорил Власов, тормоша ее, сонную, в постели, и не находя в себе силы наорать на нее или ударить, хотя руки так и чесались. Глядя на ее формы, проступающие под простыней, и испытывая к ней непреодолимое влечение и зная, какое его ждет наслаждение, он терпел ее несносный характер, отвращение к уборке и прочим домашним делам, ее неряшливость, потому что все это имело отношение лишь к окружающему пространству — себя же Варвара содержала в чистоте, всегда пахла, как цветок, и была расположена к любовным утехам в любое время дня и ночи. Такая теплая и упругая, готовая на все секс-машина, которую он разве что не кусал, не ел вместе с ее душистыми и сладкими, как он полагал, внутренностями.
Какие только «бусики», колечки, сережки, пижамки, шубки и платьица она у него не выпрашивала — он регулярно пополнял ее карточный счет, ни разу при этом не упрекнув за расточительность. Понимал, что только ради этого она с ним и живет, терпит его постаревшее и не такое сильное, как прежде, тело, стараясь наполнить его молодостью и энергией.
Предчувствие, что очень скоро его молодая любовница сбежит от него, не покидало Власова последние две недели. Появилось в поведении Варвары что-то неопределенное, появились какие-то странности, долгие взгляды, томные вздохи.
Перестала она выбрасывать присланные женой пирожки и котлеты, напротив, подогревала их и кормила ими Власова. Была с ним особенно вежлива, не дерзила, старалась не выщипывать при нем брови или красить ногти, а в последние дни стала даже вытирать полы в ванной комнате после душа (раньше она покидала ванную, оставив после себя лужу воды и мокрые полотенца, сваленные прямо на пол).
Власов подъехал к дому, утопающему в зелени фруктовых деревьев, открыл ворота и обнаружил, что красной машинки Вари под навесом нет.
«Вот «Форд Фиеста» бы мне подошел, как ты думаешь, Власов? Или он будет маловат для моей задницы?»
В этом была вся Варя. Очаровательная, соблазнительная и грубая, как прачка.
Власов взмок. От нехороших предчувствий. От того холодка, что пробежал по затылку, потом по спине и растаял, как кусочек льда.
Как-то уж подозрительно тихо вокруг, хотя и раньше никакого шума вроде бы не было. Разве что звук работающего на всю катушку телевизора.
Власов, обливаясь потом от дурного предчувствия, поднялся на крыльцо дома, повернул ручку двери. Так, ладно. Заперто. Все правильно, он сам сколько раз говорил Варе, чтобы она запирала дом — мало ли кому взбредет в голову войти.
Он позвонил. Тишина. Вот оно. Вот то, чего он боялся. И не потому, что Варя исчезнет из его жизни, просто в доме станет совсем уж невыносимо тихо, и дом его проглотит, такого маленького, слабого, старого. Вот такие ощущения он испытал, войдя в гостиную, где на столе, на чисто вытертой столешнице белого, в розовых прожилках, мрамора увидел знакомую пластиковую банковскую карточку, желтую, потрепанную, истерзанную холодными металлическими щелями банкоматов — ту самую, ради которой Варвара раскрывала ему свои объятия, терпела его храп по ночам, выслушивала его скучные разговоры на производственные темы, разбуженная ночью поила его отварами трав от болей в желудке, делала массаж, целовала его дряблую кожу и наблюдала за его старением.
Опустошенная, карта напоминала Власову его самого, такого же выпотрошенного, использованного, никому не нужного.
В спальне на аккуратно заправленной постели (Варя, да ты, оказывается, и это умеешь, когда захочешь!) он увидел записку. Мятая салфетка с пятном от губной помады, и нацарапано чернилами:
«Виктор, переворачиваю страницу. Ты — хороший. Целую. Не поминай лихом. Твоя Варвара».
Перевернула, значит, страницу. Перевернула и прихлопнула его. Как таракана. Значит, не зря он чувствовал, что должно случиться что-то нехорошее.
Варвара.
Как он теперь будет спать без нее, без ее аромата и теплых рук и жарких ног, кто обнимет его, поцелует, скажет на ушко «спокойной ночи!», кто позволит будить себя среди ночи, чтобы исполнить все его желания и прихоти?
Никто. Вообще никто.
Виктор Владимирович, зайдя на кухню, был не менее удивлен, поскольку и там все было чисто убрано. Это какого же рода стимул заставил ленивицу Варвару перемыть всю посуду, полы, разложить все по своим местам? Жаль вот только, что приготовить ужин она ему не сподобилась. Торопилась, видимо. Ей же еще надо было собрать чемоданы, уложить туда все свои сокровища, брильянты, шубки.
Власов вскипятил воду и приготовил себе кофе. Сел возле окна, достал сигарету, закурил.
Все еще не верилось, что Варвара ушла. Он несколько раз поворачивал голову, надеясь увидеть ее, улыбающуюся, в дверном проеме.
Голод — не тетка. Власов открыл холодильник, достал оттуда остатки салата — они оказались несвежими. Да и котлеты, которые жена Оксана передавала с водителем Егором, тоже залежались. Это как же такое случилось, что он, Власов, не бедный, кажется человек, не может найти в своей кухне еды?
К черту эту Варвару! Так подло поступить с ним…
Позвонили. Власов подошел к окну и увидел стоящую за воротами женщину. Кого еще нелегкая принесла?
Ознакомительная версия.
