Ознакомительная версия.
Каждое лето крупные журналы, особенно молодежные, рассылали группы сотрудников во все концы необъятной советской родины. Сотрудники выступали перед тружениками городов и сел, завоевывая потенциальных подписчиков. И подписчики, и тиражи были делом престижа, но никак не коммерции. Ни зарплата сотрудников, ни гонорары авторов от тиража никак не зависели. Зато главный редактор имел возможность при случае тряхнуть миллионным тиражом своего чуть «левоватого» издания перед носом идеологического начальства, мол, народ нас читает, значит, правильную мы ведем политику!
Разумеется, и партийно-комсомольское начальство, и главные редакторы прекрасно понимали, что народ здесь вовсе ни при чем. Но никто не осмеливался нарушать священный ритуал, который строго соблюдался Слугами народа даже в интимной обстановке.
Все знали, что народ ни при чем, но вслух этого никто не говорил, и сам народ, конечно, тоже. Все всё знали и понимали, но молча.
Заведующие отделами и те, кто работал в штате редакций, предпочитали агитировать подписчиков в южных, приморских регионах. Внештатников и тем более студентов-практикантов отправляли в Сибирь, на Дальний Восток и в другие некурортные места. Впрочем, внештатники и практиканты не были в обиде.
Путь за границу был практически закрыт, но и по бескрайней родине просто так путешествовать было сложно. Во-первых, дороговато, во-вторых, попробуй-ка без командировочного удостоверения и без горкомовской брони переночевать в гостинице где-нибудь в Новосибирске или Абакане. Не будет для тебя места, спи, дружок, на вокзале или, в лучшем случае, в Доме колхозника, где тебе дадут койку в комнате на тридцать человек без умывальника и с дощатым общим сортиром в другом конце города.
Советская родина велика и многогранна. И в Сибири, и на Дальнем Востоке много всего интересного, особенно если тебе около двадцати, ездишь ты бесплатно, на полном гособеспечении. Суточных, двух рублей шестидесяти копеек, вполне хватало на трехразовое питание, и с гостиницами никаких проблем не было. Ты — представитель крупнейшего всесоюзного молодежного журнала, органа ЦК ВЛКСМ. Ты — официальное лицо, и тебя встречают, селят, кормят, возят.
Лена Полянская, Оля и Митя Синицыны сидели на лавочке у аэропорта города Тюмени, курили, подставив лица жаркому сибирскому солнцу, и обсуждали вопрос, подождать ли еще или отправляться в обком комсомола своим ходом, на автобусе.
Обещанный обкомовский «газик» их не встретил. Они с тоской смотрели на бесконечную очередь у автобусной остановки.
— А могут они вообще нас не встретить? — тревожно спросил Митя. — Это же все-таки комсомол, а не партия, и потом, вы — практикантки, а я совсем уж сбоку припеку, песенки пою.
— Не паникуй, — успокоила его Лена, — секретарша главного при мне звонила в Тюмень, сказала, едут три сотрудника, без уточнений.
— А селить нас как будут? — не унимался Митя. — Вам-то хорошо, вас поселят вместе в один номер, а меня к какому-нибудь соседу. Он окажется алкоголиком, лунатиком или вообще маньяком.
— Ну ты и зануда, братец-кролик, — вздохнула Ольга.
— Нет, я не зануда, я — человек основательный; Люблю все знать заранее. Вот вы ведь наверняка не взяли ни кипятильника, ни чая, ни сахару. А здесь все по карточкам. Я, между прочим, не поленился, две банки вареной сгущенки прихватил и банку бычков в томате.
— Вот уж бычки-то здесь точно есть, — усмехнулась Лена.
— А спорим, нет? — нахохлился Митя.
— На что?
— Ну хотя бы… — Митя задумался, — на одну банку вареной сгущенки.
— Он с тобой поспорит на сгущенку, — хмыкнула Ольга, — как раз на ту, третью, банку, которая взорвалась. От его предусмотрительности у нас теперь вся кухня липкая и черная.
— Тебе бы все меня поддеть, сестренка, — покачал головой Митя. — Ладно, я готов спорить на нормальную банку, а не на взорвавшуюся, что бычков в томате здесь нет. Как максимум, здесь есть «Завтрак туриста»: фрикадельки из молотых Рыбьих костей с рисом, похожим на мучных червей. И то по карточкам. Если я проиграю, сгущенка твоя. А если выиграю, что ты мне можешь дать?
— Две пачки «Родопи» или кофе могу отсыпать, молотого.
— Что мне твои «Родопи», когда у меня блок «БТ», — презрительно фыркнул Митя, — и кофе без моего сахарку и кипятильничка вы все равно не попьете!
— Ладно, мальчики-девочки, хватит дурака валять, все равно пить, есть и курить мы будем все вместе, — махнула рукой Ольга. — Вон, кажется, за нами комсомольцы приехали!
На площади остановился «газик» защитного цвета, из него выпрыгнул молодой человек, одетый, несмотря на жару, в строгий темно-серый костюм. На лацкане пиджака ярко сиял маленький комсомольский значок. Озираясь по сторонам, молодой человек решительно направился к зданию аэропорта.
— Вот пусть теперь поищет, раз опоздал, — злорадно заулыбался Митя, — наш рейс когда прилетел? Полтора часа назад! Вот пусть теперь и поищет.
Через несколько минут из аэропорта послышался громкий радиоголос:
— Внимание! Группа журналистов из Москвы! Вас ожидают у справочного бюро. Повторяю…
Подхватив разом все вещи, свои, Ольгины и Ленины, перекинув через плечо ремень зачехленной гитары, Митя отправился к справочному бюро, Ольга и Лена пошли за ним налегке.
— Нет, все-таки он у тебя джентльмен, — заметила Лена.
— Воспитываю, — пожала плечами Ольга.
— Вас решено отправить сначала в Тобольск, потом в Ханты-Мансийск, — сообщил им второй секретарь обкома.
Лощеный, надменный комсомолец лет тридцати сразу оценил, что прибывшая из Москвы компания — птицы невысокого полета. Так, шелупонь, студентики-практиканты. Вслед за ним понял это и молоденький инструктор по идеологии, которому было поручено сопровождать гостей. Он, как и его босс, тут же перешел на «ты», стал панибратски похлопывать Митю по плечу, а Лену с Олей называть «девчатами».
— Вопрос с гостиницей мы порешаем, — сообщил он, отдавая отмеченные у секретарши командировочные удостоверения. — Вы погуляете пока, город посмотрите. Вещи можете оставить в моем кабинете. А часика через два подходите, порешаем с гостиницей. У нас сейчас слет оленеводов, с номерами плохо.
— Простите, Володя, что значит «порешаем»? — обращаясь к комсомольцу подчеркнуто на «вы», спросила Лена. — Как я поняла, у нас уже сегодня выступление по телевидению и встреча с учащимися ПТУ. Причем телевидение через час, нам ведь надо отдохнуть с дороги, душ принять.
— Слушай, старушка, ну что за буржуйские замашки? — поморщился комсомолец Володя. — Какой душ? Надо проще быть. Учти, номера с душем у вас все равно не будет. Во-первых, в Тюмени уже год нет горячей воды, а во-вторых, ты ведь не главный редактор.
Тут вмешалась Ольга. Она умела и любила ругаться, особенно с такими вот комсомольскими хамами.
— В общем, так, Вова, — сказала она тихо и ласково, — либо ты сейчас же, сию минуту, поднимешь со стула свою толстую задницу и не «порешаешь», а решишь вопрос с нормальной гостиницей, либо мы идем в обком партии и заявляем, что ты со своими идеологическими обязанностями не справляешься. Если этого мало, мы звоним в Москву, в редакцию, и наш главный редактор тут же связывается с ЦК ВЛКСМ. Ты хочешь, чтобы вопрос с гостиницей решался на таком уровне? Пожалуйста, я с удовольствием тебе это устрою.
Через пятнадцать минут комсомольский «газик» отвез их в гостиницу «Восток».
— Интересно, — задумчиво произнесла Лена, оглядывая вполне приличный двухместный номер, — почему у нас по всей стране нет ни одной гостиницы «Запад»? Есть «Север», «Юг», «Восток», а «Запада» — ни одного. Будто не существует такой части света.
Горячая вода в городе Тюмени действительно была уничтожена как классовый враг. Но при такой жаре можно ополоснуться и холодной. Комсомолец сделал-таки им номера с душем. Правда, Мите пришлось подселиться к соседу, но это был тихий культурный старичок снабженец из Барнаула. Не алкоголик и не маньяк, во всяком случае на первый взгляд.
Местные телевизионщики оказались значительно приятней комсомольцев. Правда, заведующая редакцией попросила перед съемкой, чтобы Митя спел те песни, которые собирается исполнять на выступлении.
— Или тексты хотя бы дайте просмотреть, — смущаясь, предложила она, — и вы, Оля, если не сложно, покажите мне ваши стихи, которые будете читать.
— Но ведь не прямой же эфир, — пожал плечами Митя, — если что не так, вы потом вырежете.
— Прежде чем я вырежу, — тихо произнесла полная усталая женщина средних лет, — мне голову успеют оторвать. Если что не так…
Тексты, напечатанные на машинке, у них с собой были.
— Митя, пожалуйста, вот эту песню, где «вокзал, пропахший блудом и тюрьмой», петь не надо, — заметила она, не отрывая глаз от страницы, — а остальное можно. А у вас, Оля, вот это стихотворение про лимитчиц, «я лимитчица, косточка черная», оно очень хорошее, но вы его, пожалуйста, не читайте.
Ознакомительная версия.
