Ознакомительная версия.
— А давно вы видели эту девушку вот с ним? — Катя показала на снимок Анны и Данилы.
— Да месяц назад примерно, но в последнее время мы ее с ним не видели, а он недавно приезжал вот с ним, — Кора указала на снимок Германа Дорфа.
— И этот был вот с этим, — Маришка указала на снимок Геннадия Савина и Германа Дорфа. — Они на Зазу Наполи приезжали, на ее сольник. Я им коньяк приносила и коктейли.
— А Васю раньше в их компании вы не видели? — спросила Лиля.
Кора пожала плечами:
— У нас ведь такая тусня каждый вечер, может, и крутился возле них. Вам выяснить надо? Я выясню. Эти обычно приезжали на смешанные вечеринки. У нас в клубе такая политика — креативный микс. По средам гей-вечеринки устраивают, но весь народ в отрыв уходит обычно по четвергам, пятницам и субботам. На миксе клуб больше денег зарабатывает. И атмосфера совсем другая, терпимее, что ли, круче.
— А вот этот парень посещал клуб? — Лиля придвинула к Коре и Маришке фото Фархада Велиханова.
— Вроде нет, впрочем, столько народу каждый вечер, — ответила Кора.
— Но с этими тремя вы его не видели? — Лиля указала на снимки Германа, Данилы и Геннадия Савина.
— Нет, точно нет.
— А эта женщина? — Катя указала на снимок Раисы Лопыревой.
— Нет, — Маришка покачала головой, — но я ее где-то видела… Ой, да по телику!.. Или нет… Нет, точно по телику, в новостях!
— Эта баба к нам не приезжала, да ее и на фейс-контроле не пустят, — фыркнула Кора. — Если только бороду не приклеит, как у меня.
— А эта женщина? — Катя указала на снимок Жени.
— Нет, такую вроде не видела. — Кора смотрела на снимок. — Ишь ты, снегурочка, кожа на лице какая у нее.
— Она хромая, — сказала Катя, — хромая от рождения.
— Тоже калека, как мы? — Маришка улыбнулась радостно. — Нет, ее в клубе я не встречала.
— Значит, только парни и Анна Левченко, — сказала Лиля. — Девушки, я вам оставлю фотографии. Только очень осторожно, не привлекая ненужного внимания. Нас интересует все, что сможете узнать об этих людях — слухи, сплетни, любые клубные истории. Нам это очень поможет в раскрытии убийства Васи Саянова и еще двоих.
— А кого убили? — спросила бородатая Кора.
Катя и Лиля молчали: говорить — нет?
— Из этих? — Кора кивком указала на снимки.
— Да. — Катя решилась: нет, раз ждем помощи, надо сказать. — Убили вот ее — это Анна Левченко. И вот этого парня — Фархада Велиханова, он работал шофером и студентом был.
Кора собрала снимки, как карты в колоду.
— Мы вам поможем, — пообещала она.
Странным для женщины, почти мужским жестом погладила, расправила свою бороду.
Карлица Маришка налила в чашки душистый чай.
Марта Монро, о которой рассказывали Кора и Маришка, в этот вечер сидела перед старым трельяжем в съемной квартире у метро «Динамо».
Ох, динамо, динамо…
Уже в черных чулках и туфлях — обряд облачения в них только-только закончился, и пара чулок валялась рядом на грязном неметеном полу. Марта сделала на чулках несколько затяжек, и прямо на ляжке образовалась гигантская дыра.
Ох, динамо, динамо…
Вся на нервах…
Марта резкими движениями наносила на свои пухлые щеки толстый слой тонального крема. Крем ложился неровно.
Она не пела в этот день в ванной. Слова песен, точнее отрывки, не шли с языка.
Вся на нервах.
И погода — дерьмо.
И мир — куча дерьма.
Взяла карандаш, начала подводить брови. Тонкий черный грифель сломался. Она швырнула контурный карандаш на пол.
Пальцем поелозила в баночке с румянами и наложила на скулы две стрелки, потом начала размазывать. Осталась недовольна результатом и снова взялась за тональный крем.
Когда она стала красить накладные ресницы, то обратила внимание, что рука ее дрожит.
В клубе «Шарада», если заметят, скажут — квасить надо меньше, Монро.
Кто бы квасил, ребятки…
Ребятки-крысятки…
Кобели и сучки…
Она мазнула тушью мимо ресниц, и под бровью образовалась черная полоса. И что за вечер такой!
Вся на нервах, вся на нервах…
Она послюнила палец и стала стирать тушь с века. Потом продолжила остервенело красить ресницы.
Марта Монро…
Белесый блондинистый парик ждал своего часа на распялке на трельяже. Волосы Марты покрывала сетка телесного цвета. Голова с толстыми щеками напоминала по форме грушу.
Где мои семнадцать лет…
На Большом Каретном…
И там про пистолет что-то…
Марта страдальчески скривила губы — нет, не поются песни сегодняшним вечером. Это оттого, что на душе снова скребут кошки.
Снова здорово…
Живите богато…
А вот не получается никак…
Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной…
Марта протянула руку к парику, напялила его.
Ну вот, так много лучше — пышная шевелюра уравновесила эти толстые щеки.
Надо худеть…
Марта погрозила себе пальцем в зеркале.
Затем достала из туго набитой вечерней сумки помаду.
Нежным движением…
В одно касание…
Алый рот, созданный для поцелуев…
А потом на стекле бокала остается помадный след.
И на мужском члене тоже — след от алой помады.
Ах, какой грандиозный стояк…
Стояк постоянный…
На всех…
И это уже никак нельзя исправить.
Или все же есть способ?
Марта густо, жирно красила помадой свои губы.
Затем она надела на черное, утягивающее толстые телеса боди розовое платье с блестками и новый белый меховой жакет. Утепляться так утепляться.
Таксист, пригнавший машину, позвонил от подъезда.
Пора в клуб.
И опять все повторилось — мочевой пузырь властно объявил о своем намерении. И Марта в мехах зашла в туалет. И там снова раскорячилась над очком, исхитряясь, как бы не залить ластовицу своего боди желтой обильной струей.
А то провоняешь еще мочой…
А с пузырем треклятым надо что-то делать…
Сходить к урологу? Но желание мочиться настигает ее, скажем так, лишь в определенные моменты.
Поймет ли это уролог — вот вопрос.
— Надо после чая выпить кофе за твою интуицию, Лилечка, — объявила Катя, когда они покинули квартиру на улице Космонавтов.
В Прибрежном все недалеко друг от друга: ОВД, центральная площадь, набережная Москвы-реки. Отыскали кафе, сели у окна и заказали — Катя латте, Лиля Белоручка крепкий двойной эспрессо.
— Все три убийства связаны, — констатировала Катя, — теперь это очевидно. И ты не просто угадала, но… Лиль, ты сделала самый главный вывод о связи на одной лишь детали — отсутствие гильз. А теперь мы выяснили, что…
— Хорош хвалить меня. — Лиля добавила в кофе сахара из сахарницы-дозатора. — Это дело — как вот такая сахарница: мы новую информацию получаем постепенно и равными порциями. Как эта сахарница устроена, чтобы не все сразу высыпалось, а частями, так и это дело. Только как все в деле устроено, мы пока не поняли еще.
— Семья и окружение моей подруги Жени были знакомы со всеми тремя жертвами. — Катя чертила на салфетке. — Что у нас получается? Третью жертву, Фархада Велиханова, знали все без исключения. Вторую жертву, Анну Левченко, знал Данила. Находился с ней, возможно, в отношениях.
— Возможно также, с ней были знакомы Герман Дорф и Геннадий Савин, и опять же твоя подружка и ее отец и мачеха-тетка. Раз Анна являлась девушкой Данилы, может, он ее в дом приводил? А она посты в «Живом журнале» против Лопыревой печатала.
— Да, это вполне вероятно, — согласилась Катя. — Первую жертву, Василия Саянова, знали двое — Герман Дорф и Геннадий Савин. Раз Данила — завсегдатай «Шарады», то и он мог знать паренька. Могла знать Саянова и Анна Левченко.
— Но вот что нам до сих пор не ясно — так это связи между жертвами. Были ли они знакомы между собой, хотя… Может, это уже и не так важно.
— То есть как это не важно? — удивилась Катя. — Это азбука розыска.
— А тут все гораздо сложнее, чем азбука, — ответила Лиля. — Я сердцем чувствую. И опять же эти гильзы треклятые, их отсутствие. Ты права — сверхчеловеческие усилия надо было приложить там, в темноте под дождем на аллее, чтобы отыскать обе стреляные гильзы. Вроде совершенно невероятная, непосильная задача. И тем не менее убийца их отыскал и забрал с собой, как и в двух прежних случаях.
Катя подумала про себя: Лиля, может, все проще, может, это вы их там не нашли, уголовный розыск. А гильзы лежат где-то в кювете.
Но Лиля словно услышала эти скептические мысли.
— Знаю, о чем думаешь, — это мы лопухнулись и не нашли. Мы дважды все там прочесали с металлоискателем, квадрат за квадратом во всех направлениях. И потом…
— Что потом?
— Я еще туда дважды возвращалась с металлоискателем, уже сама, одна, — призналась Лиля, — нет, ничего не нашла. Это как идея фикс у меня теперь: отсутствие того, что должно быть непременно.
Ознакомительная версия.