Рядом с кроватью стоял книжный шкаф, до отказа заполненный помятыми и обтрепанными журналами для нудистов и культуристов. На приземистой тумбочке в несметном количестве красовались флакончики с парфюмерией, все початые.
Стоявший на книжном шкафу белый телефонный аппарат два раза позвонил.
Открыв дверцу гардероба, я обнаружил, что висящая в нем одежда четко разделена на две части. Слева были костюмы, брюки и пиджаки, соответствующие роду занятий и социальному положению Сиэя, а справа — каких только нарядов не было! Обтягивающие штаны из леопардовой кожи. Костюм вампира и дьявола. Свадебное платье, монашеская ряса. Пират, космонавт, Микки Маус.
Из дверей позади меня раздался спокойный голос Сиэя:
— Вас к телефону, мистер Тобин.
Захлопнув дверцу шкафа, я повернулся к нему и увидел на его лице легкую улыбку. Он был доволен, что его разоблачили. Когда он в следующий раз войдет в спальню, то непременно вспомнит обо мне, но меня это мало трогало.
— Интересная коллекция, — заметил я.
— Благодарю.
— Вы говорили, что ночь со среды на четверг провели с другом, однако подробностей не сообщили?
Он кивнул, и по губам его продолжала блуждать слабая улыбка.
— Верно.
Я подошел к кровати, откинул драпировку и показал на зеркало.
— Это ваш друг?
Он улыбался, как Купидон; изо рта у него чуть слюна не потекла. Вместо ответа, он сказал:
— Если хотите, можете снять трубку на этом аппарате.
Я задернул занавес:
— Спасибо.
Он вышел за дверь так же молча, как и появился, а я, подойдя к белому телефону, снял трубку и произнес «хэлло».
На фоне приглушенного шума множества других голосов раздался голос Эрни Рембека. Эрни спросил:
— Это вы, мистер Тобин?
— Да, я слушаю.
— Подождите минутку, я закрою дверь.
Шум голосов прекратился, наступила тишина, и Рембек опять заговорил:
— Ну вот, так будет лучше. Вы меня хорошо слышите?
— Да.
— Немедленно возвращайтесь сюда.
— В чем дело?
— Помните Пола Айнхорна? Того, что сбежал.
— У которого во Флориде отец и два дяди. Да, помню. И что?
— Полиция только что нашла его мертвым.
— Где? Как?
— В номере отеля, на Сорок шестой улице. Выстрел в голову.
— Мне необходимо все, что у них есть, — потребовал я. — Все, что они раскопают, должно немедленно попасть ко мне на стол. Я сейчас же выезжаю.
— Буду ждать, — пообещал он.
Квартира Рембека была полна народу — там находились только мужчины, одетые в темные деловые костюмы, стоявшие небольшими группками с бокалами в руках. Они негромко переговаривались. Похоже было на официальный прием, только посерьезнее.
Рембек встретил меня прямо в дверях со словами:
— Мне еще не звонили.
— Я буду у себя в офисе, — сказал я. — Пойдемте, Керриган.
Мы прошли через толпу, и, когда за нами закрылась дверь офиса, я спросил:
— Что здесь происходит?
— Он пожал плечами.
— Что-то вроде поминок. Парни выражают свои соболезнования.
— Поминки? Без покойной?
— Родители Риты переправили ее тело к себе в Южную Дакоту, — объяснил он. — Эрни связался с ними и выяснил, что сегодня у них там поминки, а завтра — похороны. Поэтому он и здесь решил устроить поминки. В знак… м-м-м… почестей. И скорби.
Я и прежде сталкивался с абсурдной сентиментальностью в преступном мире, но на сей раз она меня просто ошеломила своей неуместностью. Девушки больше нет, все верно, но перед смертью она немилосердно бросила Рембека, оставив записку с точно рассчитанным намерением оскорбить его. И все же Рембека можно понять, он предпочел стереть из памяти унизительный эпизод и оставить о Рите более приятные воспоминания.
Если Квигли поведал мне правду про отношение Риты к Рембеку — если, конечно, он знал правду, — то нелепые поминки вообще выглядели как злая и неуместная шутка.
— Вы не возражаете, мистер Тобин? — обратился ко мне Керриган. — Я пойду покажусь в обществе. Надо принять в этом участие.
— Одну минуту, — остановил его я. — Сначала я хочу с вами поговорить.
— О чем?
— О том, что вы у меня — подозреваемый номер один.
Он растерялся, но лишь на миг и тут же весело произнес:
— Да? Ну что ж, не знал, что я у вас на почетном месте.
— Давайте взглянем в список.
Я подошел к столу и, сев за него, снова начал обводить карандашом имена, снабжая их по ходу дела своими комментариями. Керриган стоял рядом и следил, как на бумаге выпячиваются имена подозреваемых.
— Раз Айнхорн мертв, — заключил я, — остаются шестеро. Из которых, по-моему, Пьетроджетти наименее вероятен. Он знал о деньгах, но не подходит на роль «настоящего мужчины» в жизни Риты Касл. Кроме того, если бы он захотел украсть восемьдесят тысяч долларов, я уверен, что ему было бы проще и сподручнее сделать это с помощью ручки и гроссбуха. А с похищением и убийством — явно интрига — не в его стиле.
Керриган кивнул.
— Он — наименее вероятен, — подтвердил Керриган. — Согласен.
— Следующим я поставлю Доннера, — продолжал я, — поскольку приходится верить, что он за двадцать восемь лет ни на кого, кроме своей жены, не взглянул. Хотя он, почти как Пьетроджетти, не похож на «настоящего мужчину» Риты Касл.
— Прекрасно, — одобрил Керриган. — Я и тут с вами солидарен.
— Третьим будет Лайдон, — решил я. — В его пользу свидетельствуют молодость и неудачная семейная жизнь. Человеку, который в этом городе занимается операциями с недвижимостью и владеет огромной собственностью, не надо изобретать никакого хитрого способа, чтобы быстро достать деньги. Помимо прочего, он производит впечатление нытика, так что, по-моему, Рита Касл сразу должна была бы проникнуться к нему презрением, и ничто не заставило бы ее изменить свое мнение.
— Пока что нет подходящего кандидата, — заключил Керриган. — Я абсолютно во всем с вами согласен.
— Это нижние фамилии в списке, — подытожил я. — Оставшиеся трое гораздо больше подходят на эту роль. Третьим сверху идет Луис Хоган. Вполне вероятно, что он принадлежит к типу мужчин, которого она вполне могла счесть «настоящим», и тот инцидент с телесным «осмотром» Риты в гараже, когда она достала его своим флиртом, мог ее даже интриговать. Луис Хоган подвизается в профсоюзе, а это означает, что вряд ли у него была другая возможность раздобыть деньги, если они ему срочно понадобились, поэтому обстоятельства могли заставить его прибегнуть к «кассе». Помимо всего прочего, он похож на человека, живущего не по средствам.
— Так почему же он не возглавляет список? — удивился Керриган.
— Потому что мне с трудом верится, будто он мог одурачить Риту Касл насчет своих истинных намерений. Она была женщиной незаурядной и сама могла любого вокруг пальца обвести, и, по-моему, требовалась немалая ловкость, чтобы ее обмануть. Хоган прямолинеен и мелковат.
— Возможно, вы правы, — согласился Керриган. — Но Хоган должен идти в списке по крайней мере вторым. А все остальные — передвинуться на один номер вверх.
— Почему?
— Потому что Сиэй должен быть последним.
— Отчего же?
— А разве не ясно? Он ведь голубой.
Я покачал головой:
— Нет, не совсем. Я предполагаю, что он и в самом деле время от времени ложится в постель с мужчинами, но воспринимает их лишь как суррогат самого себя. И такой, как он, способен чрезвычайно умело вести гетеросексуальную игру, если у него будут на то достаточно веские причины.
— Раз вы так считаете, — с сомнением протянул он.
— Мэттью Сиэй обладает, в пределах разумного, различными склонностями, которые, по-моему, в меньшей степени были также свойственны Рите Касл. Вполне вероятно, что ее мог привлечь человек, столь глубоко ее понимавший. Они бы неплохо друг другу подошли — хорошенькая получилась бы картинка из ночного кошмара.
Керриган рассмеялся:
— Одна маска разговаривает с другой.
Мне в голову тоже пришло подобное сравнение, только пострашнее. Рита Касл и Мэттью Сиэй вдруг представились мне как пара кукловодов, спрятанных друг от друга темнотой и управляющих двумя марионетками на длинных белых бечевках. Марионетки вставали друг перед другом, дрыгали руками и ногами, занимались любовью, и все это время раздавалось едва слышное щелканье деревянных суставов.
Неужели марионетка-мужчина повергнет марионетку-женщину на землю, размозжит ее деревянный череп и оставит ее соломенное тельце истекать киноварью (в случае Риты — кровью) на пустой сцене?
Я тряхнул головой. Слишком уж у меня разыгралось воображение! Все равно этот образ не даст мне ответа на нужный вопрос.
— В общем, — заговорил Керриган, — остаюсь один я. Под номером один.
— Да, я написал ваше имя над остальными. Вы — наиболее подходящая кандидатура.
