— Возьми мне кусок лимонного пирога и пиво… себе — все, что понравится. Сядь вот там, в углу, за маленький столик, я вернусь через минуту. Он быстро пошел по направлению к туалету.
В кабинке, шумя, как Ниагарский водопад, Хьюго даже удовлетворенно застонал от облегчения, потом вымыл руки и сполоснул лицо, стоя рядом с водителями в клетчатых рубашках и засаленных майках и сотрудниками дорожной службы в строгих коричневых костюмах.
Он возвращался к Алисе, чувствуя себя невесомым, как воздушный шарик.
— Ладно, — начал он, садясь за оранжевый пластиковый стол, — а теперь расскажи мне об отце. О человеке из Португалии.
И набросился на пирог. Черт, что за вкус, сплошная синтетика… Алиса смотрела на него снизу вверх, жуя крабовую палочку:
— Я не видела его уже четыре года.
— Что такого страшного произошло между твоими родителями, что отца лишили права видеться с тобой? Ты больше не носишь его фамилию?
Алиса опустила глаза в тарелку. Хьюго не деликатничал, он должен наконец узнать правду.
— Я точно не знаю. Я тогда была маленькая. Моя мать подала на развод, а потом что-то произошло. Адвокаты. Судебный процесс. Отец проиграл. Год спустя после развода мы виделись в последний раз… Потом мама объяснила, что по документам я теперь не Алиса Барселона Тревис Кристенсен, а просто Алиса Барселона Кристенсен.
Хьюго улыбнулся. Не слишком весело.
— Ты действительно не знаешь почему? Что случилось на самом деле?
Алиса отрицательно покачала головой. Потом как будто решилась и открыла было рот, чтобы ответить, но снова передумала и, не говоря ни слова, проглотила следующую крабовую палочку.
Хьюго не упустил ни одного движения ее души.
— Почему ты не можешь ничего мне рассказать?
Алиса подняла на него глаза, в которых плескалась тревога. Мгновение молча смотрела, потом проглотила очередной кусок сурими и уронила:
— Эти штуки из крабов совсем невкусные. Хьюго прикрыл глаза:
— Ладно, как хочешь…
Он доел, одним глотком допил пиво и собрал грязную посуду на один из подносов.
— Ты больше ничего не будешь?
— Нет, я и есть-то не хотела.
— Хорошо, тогда уходим.
Хьюго встал и направился к кассе.
Алиса шла следом, сохраняя дистанцию как минимум в метр.
Следующие двести километров они проехали в молчании. На выезде из Нарбонна произошло непредвиденное осложнение: столкнулись две машины, и возникла многокилометровая пробка. Хьюго сверился с картой Витали, лихорадочно обдумывая ситуацию. Можно съехать с автострады, ведущей к южной границе на Перпиньян. Добравшись до главной трассы через Центральные Пиренеи, он избежит крупного таможенного поста по пути в Барселону. И въедет в Испанию по горным дорогам Страны Басков и Наварры: Памплона, потом Бургос. Оттуда он спустится прямо к Саламанке и попадет в Португалию с севера, где его вряд ли ждут. Десять минут спустя Хьюго ехал прямо на запад, в сторону Каркассона, Тулузы и Тарба, там он собирался свернуть к границе. Да, он правильно составил маршрут на день и поэтому мог — во имя сохранения полной тайны — увеличить время прохождения маршрута на несколько часов.
Через некоторое время Алиса заерзала на сиденье. Поставив локти на подголовник, она спросила вкрадчивым голосом:
— Вы сердитесь, Хьюго? Он не знал, что отвечать.
— Вы хотели, чтобы я вам все рассказала, там, в закусочной…
Она скорее утверждала, чем спрашивала, но Хьюго решил развеять ее опасения:
— Да нет, не беспокойся, полагаю, у тебя были веские причины…
Он сам, пытаясь объяснить ей, что за ад имеет в виду, тоже не был до конца честен: не назвал ни одного имени, ни разу не упомянул Витали и других членов организации, придумал какую-то гуманитарную организацию, работающую на боснийское правительство, наврал, что отвечает за безопасность ее членов, потому и носит оружие. Он смешал достаточно реальных фактов с ложью, чтобы все выглядело вполне правдоподобно. Он ничего не рассказал девочке ни о поставках оружия, ни о боях в Черске и Сараеве, ни о горном селе, в котором они нашли сотни трупов, ни словом не обмолвился об изнасилованных девушках, которых обезглавили на их собственных кухнях или в маленьких спальнях на кроватях, загаженных нечистотами. Он не стал расписывать в деталях тот случай, когда они с Беширом Ассиневичем, Марко Людовичем и двумя французами, неожиданно осветив фонарем дверь погреба, увидели распятую девочку со вспоротым животом. Стоило ему вызвать эту картину в памяти, и она часами не выходила у него из головы. Хьюго умолчал и о том, что показали ему боснийские офицеры: десятки маленьких девочек сидели взаперти в школьном зале — похожие на дешевых кукол с переломанными ногами. Многие боснийцы не могли сдержаться — слезы катились из их глаз, опустевших навсегда, навечно…
— Знаешь, это мой отец…
Хьюго не сразу включился. Душа его витала далеко от тела, которое вело черный «БМВ» по французской дороге. В некотором смысле это не было преувеличением: огромная часть его памяти и личности навсегда осталась там, перед той дверью в жуткий пыльный погреб, набитый мертвыми телами, разрушенными жизнями.
— Твой отец? — хрипло переспросил он.
— Да… это он меня попросил… и я ему обещала… Никому не рассказывать того, что он писал…
Хьюго нахмурился.
Тем хуже — в любом случае через двадцать четыре часа Алиса Кристенсен навсегда исчезнет из его жизни. Пусть подавится своими проклятыми секретами!
Перед ним расстилалась лента дороги, у него была кассета Джимми Хендрикса, а зажигательная гитара Перпл Хейз в конце концов все «устаканила».
Ему даже удалось прогнать из памяти то проклятое видение. Ту гребаную дверь с распятым на ней человеческим телом.
Она оказалась на восточной дороге, шедшей вдоль побережья. Раствориться в пейзаже. Узнать эту землю, эту страну, насладиться ее ароматами и языком, привыкнуть к лицам и видам…
Чтобы быстро продвинуться, придется рассчитывать на интуицию и везение.
Один из каналов передавал безликую мелодию в стиле диско. Слева тянулись пляжи, обсаженные кипарисами и соснами. Анита начала отбивать такт по рулю, слушая песню Уитни Хьюстон.
По широкой скоростной дороге № 125 она проехала Ольяно, несясь вперед по серой ленте шоссе.
Солнце давно нырнуло за горизонт, упав по другую сторону Атлантики, — наше светило всегда точнее любых часов и приборов.
Деревья, выхватываемые фарами из темноты, напоминали огромных призраков.
Анита решила остановиться в небольшой харчевне, которая возникла перед ней на мысе, в стороне от пустынной дороги, словно свалившись с неба. Она поставила машину на пустую стоянку и вошла во влажно-жаркий зал с белыми оштукатуренными стенами, на которых были развешаны рыболовные сети и чучело рыбы-меч.
Внутри, за столом у окна с видом на океан, ужинали двое старых рыбаков. Вглубине четверо мужчин помоложе играли в карты. Один из них оказался хозяином. Он сразу поднялся навстречу Аните с обычным для этих мест простым и сдержанным гостеприимством, улыбнулся, произнеся несколько слов, состоявших преимущественно из шипящих звуков.
Анита коротко ответила и прошла к столику у окна, позади того, где сидели рыбаки.
Она заказала большой стакан сервесы, съела несколько оливок.
Через окно она видела белые перила ограждения над растущими на склоне соснами, спускавшимися к пляжам. По морю бежала легкая зыбь, волны складывались в затейливые фигуры, а над водой самоуверенно сияла полная Луна.
Тихонько пела старая пластинка. Простая мелодия, в которой звучала традиционная португальская печаль. Песня рыбаков — таких, как эти двое стариков, молча попивающих свой бакальхао.
Четверть часа спустя они поднялись и вышли из ресторанчика, негромко попрощавшись с остальными и почтительно, но с достоинством, поклонившись Аните.
Она подозвала хозяина, чтобы заказать кофе, а когда тот подошел, достала из сумки фотографию Стивена Тревиса:
— Я ищу этого человека, он мой друг. Англичанин, бывший моряк. Мне сказали, что он жил в окрестностях Фару.
Хозяин внимательно и вежливо изучил снимок, потом, отрицательно покачав головой, вернул Аните:
— Нет, я его не знаю… Эй, Жоакин, посмотри, знаешь этого типа? — Он обращался к картежнику в красной рубашке. Тот поднял на него взгляд:
— Что там, Антонио? Что за тип?
— Вот, гляди… — Хозяин помахал снимком. — Иди сюда, посмотри, он друг нашей маленькой иностранной гостьи.
Мужчина положил карты, встал, подошел к хозяину.
Внимательно изучив фотографию, он тоже отрицательно покачал головой.
— Эй, ребята, а вы его знаете?
Жоакин отнес карточку своим приятелям, они смотрели, передавая из рук в руки, вежливо отвечали:
— Нет, нет…
