— Ты переволновался, Фил, иначе ты не стал бы так разговаривать со своей старой бедной бабушкой. Послушай, дитя мое. Ты не думаешь, что тебе нужно оставаться рядом с матерью, когда она совсем одна? Ей предстоит тяжелое время. Видишь ли, твой папа был отравлен. Отравлен! Понимаешь?
Голос миссис Рэттери, заискивающий с тяжелой слащавостью, подобной хлороформу, затих. Из комнаты донесся плач - плач ребенка, сопротивлявшегося этой отравляющей анестезии. Найджел услышал за своей спиной чьи-то шаги.
— Маме понадобится вся наша помощь. Видишь ли, полиция может выяснить, что последнюю неделю она ссорилась с папой и что она говорила, и они могут подумать, что она…
— Ну, это уж слишком!- пробормотал Найджел и схватился за ручку двери, но мимо него, как фурия, в комнату ворвалась Вайолет.
Старая миссис Рэттери стояла на коленях перед Филом, вцепившись в его худенькие руки. Вайолет схватила старуху за плечо, пытаясь оттащить ее от мальчика, но с таким же успехом она могла сдвинуть с места гранитную скалу. Тогда мать быстро оттолкнула ее руку и встала между ней и сыном.
— Чудовище! Как вы могли… как вы посмели так обращаться с ним! Все в порядке, Фил, не плачь. Больше я никогда не подпущу ее к тебе. Теперь ты в безопасности.
Мальчик смотрел на мать широко раскрытыми недоверчивыми глазами. Найджел заметил, какой голой была комната: без ковра, дешевая железная кровать, кухонный столик. Несомненно, это была идея отца - воспитывать мальчика спартанцем. На столе лежал раскрытый альбом для марок: обе страницы были захватаны грязными пальцами и испещрены разводами пятен от слез. Найджел чуть было не вышел из себя, чего с ним давно не бывало, но он понимал, что пока еще не имеет права восстанавливать против себя старую миссис Рэттери. Она все еще была на коленях.
— Будьте так любезны, мистер Стрэнджвейс, помогите мне встать, - сказала она.
Даже в этом положении она ухитрялась сохранять достоинство. "Что за женщина?" - подумал Найджел, помогая подняться ей на ноги: это становилось в высшей степени интересно.
6
Пятью часами позже Найджел разговаривал с инспектором Блаунтом. Фил Рэттери был благополучно доставлен в "Рыболов", где сейчас расправлялся с щедрым угощением, обсуждая с Джорджией полярные экспедиции.
— Это действительно был стрихнин, - сказал Блаунт.
— Но откуда? Нельзя же просто зайти в аптеку и купить этот яд?
— Нет. Хотя можно купить отраву для крыс. Некоторые из них содержат значительный процент стрихнина. Не думаю, чтобы нашему другу нужно было его покупать.
— Вы меня заинтриговали. Определенно вы считаете, что убийца - брат человека, который занимается уничтожением крыс, или его сестра. "Все, что напоминает писк крысы, заставляет мое сердце трепетать". Это Браунинг.
— Не совсем так. Но Колесби порасспросил людей вокруг гаража Рэттери. Он расположен у реки и буквально кишит крысами. Он заметил пару банок отравы для крыс в конторе. Любой - то есть любой член семьи - запросто мог туда войти и взять их.
Найджел обдумал это предположение:
— Он спрашивал, заходил ли туда в последнее время Феликс Керне?
— Да, он был там раз или два, - неохотно сказал Блаунт.
— Но не в день убийства?
— Его не видели там в день убийства.
— Знаете, не позволяйте Кернсу стать вашей идефикс. Придерживайтесь непредвзятого мнения.
— Это не так легко, когда имеется убитый человек, а другой черным по белому пишет, что намерен его убить, - сказал Блаунт, похлопывая по толстой тетради, лежащей перед ним.
— Насколько я понимаю, Кернса можно вычеркнуть из списка.
— И как вы пришли к такому заключению?
— Нет никаких причин сомневаться в его заявлении, что он собирался покончить с Рэттери, утопив его. Когда это не удалось, он вернулся прямо в "Рыболов". Я поговорил там с людьми. Официант помнит, что подавал ему чай в гостиную в пять часов - приблизительно через четыре минуты после того, как он оставил яхту на причале. После чая он сидел на лужайке перед отелем и читал до половины седьмого: у меня есть свидетели. В шесть тридцать он направился в бар и пил там до обеда. Значит, он не мог вернуться к Рэттери в этот период, так?
— Придется проверить это алиби, - осторожно сказал Блаунт.
— Можете прокрутить его хоть сквозь мясорубку, больше вы ничего не сможете выжать. Если он добавил яд в лекарство, он должен был это сделать между тем временем, когда Рэттери принял его после ленча, и моментом, когда он сам отправился на реку. Можете выяснить, что он имел эту возможность. Но зачем ему было это делать? У него не было причин думать, что его затея с судном провалится, но, даже если он решил перестраховаться, он не выбрал бы яд - история с лодкой показывает, что у него хватает здравого смысла, - он устроил бы что-нибудь другое, что тоже выглядело бы как несчастный случай, а не эту тупую идею с отравой для крыс и исчезнувшей бутылкой.
— Да-а, бутылка.
— Вот именно. Бутылка. То, что бутылку тут же спрятали, делает это дело похожим на убийство; и что бы вы ни думали о Феликсе Кернсе, нельзя же поверить, что он настолько глуп, чтобы таким образом привлечь внимание к совершенному им убийству. Во всяком случае, я думаю, будет довольно легко доказать, что он не приближался к дому Рэттери, пока с момента смерти Джорджа не прошло какое-то время.
— Я знаю, что он там не появлялся, - неожиданно сказал Блаунт. - Я это проверил. Сразу после смерти Рэттери доктор Кларксон позвонил в полицию, и с десяти пятнадцати дом охранялся снаружи. У нас есть свидетели, знающие, где находился Керне с обеда до четверти одиннадцатого, и здесь его не было,добавил Блаунт, поигрывая кончиками губ.
— Ну, тогда, - беспомощно сказал Найджел, - если Керне не мог совершить этого убийства, что…
— Я этого не сказал. Я сказал, что он не мог убрать бутылку из-под лекарства. Ваши аргументы были весьма интересными, - продолжал Блаунт тоном учителя, собирающегося раскритиковать работу своего ученика, - в самом деле, интересными, только они основаны на ошибочных предпосылках. Вы предполагаете, что один и тот же человек отравил лекарство и избавился от бутылки. Но допустим, что Керне влил туда яд после ленча, чтобы отравление подействовало во время обеда, если на реке он потерпит неудачу. Допустим, что он и не думал после этого убирать бутылку, чтобы создалось впечатление, что Рэттери покончил жизнь самоубийством. После того как Рэттери вдруг плохо себя почувствовал, предположительно появляется кто-то третий - человек, который уже знает или подозревает, что Керне жаждет смерти Рэттери; этот человек мог пожелать защитить Кернса, мог догадаться, что яд находился в бутылке, и - в отчаянной, безрассудной попытке прикрыть его - избавляется от бутылки.
— Понятно, - проговорил Найджел после долгой паузы. - Вы имеете в виду Лену Лаусон. Но зачем…
— Да ведь она влюблена в Кернса!
— Господи, откуда вы это знаете?
— Мне подсказало это мое психологическое чутье, - сказал инспектор, тяжеловесно вышучивая сильнейшее пристрастие Найджела. - Кроме того, я говорил со слугами. Они более или менее официально обязаны отвечать на мои вопросы. Но есть и еще один крошечный нюанс - только чтобы вы не были чрезмерно доверчивы. Наверняка вы назовете это… э… поразительным. Но ваш клиент упоминал об этом в своем дневнике: у меня не было времени прочесть его целиком, но взгляните только вот на это место.
Блаунт подвинул к собеседнику дневник, отметив нужное место пальцем. Найджел прочитал:
— "Я обещаю себе получить удовлетворение от его страданий - он не заслуживает быстрой и легкой смерти. Я хотел бы поджаривать его на медленном огне или наблюдать, как муравьи прогрызут свои ходы в его живой плоти, а еще есть стрихнин, который способен заставить человека извиваться от боли, сворачиваясь в клубок, - господи, я готов столкнуть его в пропасть, прямо в ад!.."
Несколько минут Найджел размышлял, затем заходил по комнате, переставляя свои длинные, как у страуса, ноги.
— Это не работает, Блаунт, - нарушил он долгое молчание, говоря серьезно, как никогда. - Неужели вы не видите? Это в точности подтверждает мою теорию, что некто третий добрался до этого дневника и использовал его, чтобы убить Рэттери таким образом и чтобы подозрение пало на Кернса. Но оставим это. Кажется ли вам вероятным с человеческой точки зрения, что некто - оставим в стороне Кернса, обыкновенного порядочного человека, если не считать непоправимой травмы, нанесенной ему Рэттери, - что некто мог быть настолько ненормально хладнокровным и расчетливым, чтобы приготовить второе убийство в случае неудачи с первой попыткой? Это не кажется вероятным. И вы это знаете.
— Когда человек психически болен, нельзя ожидать, чтобы его действия были логичными, - не менее серьезно сказал Блаунт.
— Неуравновешенный человек, намеревающийся совершить убийство, всегда ошибается от чрезмерной самоуверенности, а не от ее недостатка. С этим вы согласитесь?
