Александр проигнорировал его слова. Без Екатерины никто из них не осмелится что-либо предпринять, а Екатерина держала свое слово. Она писала ему каждый день, напоминая ему о своем обещании не препятствовать ему ни в чем и умоляя получить обратно ее любовные письма к Багратиону, они не должны попасть в чужие руки... Александр мог себе представить, какие письма писала своему любовнику Екатерина Павловна, и поэтому сразу же послал за ними.
Даже Екатерина не догадывалась о том, что сделал ее брат. В своих письмах она обвиняла французов за разрушение Москвы и яростно ругала свою семью за то, что они желали мира.
Александр удалился на Каменный Остров, чтобы найти там покой, и послал за Марией Нарышкиной.
Он никогда ни в чем ее не обвинял, хотя ему было известно обо всех совершенных ею изменах. Сейчас ему требовались покой и дружеское расположение, и то, что Мария развлекалась с несколькими любовниками, ему было все равно. Он ею пренебрегал, а она очень чувственная женщина - так какое это имело значение...
В первые несколько часов она держалась напряженно, говорила о пустяках. Он наблюдал за ней с удивлением и разочарованием.
- Мария, что с тобой? Разве тебе не хотелось приезжать сюда?
Она помолчала и взглянула на него.
- Конечно, ваше величество, я только хотела развлечь вас... Если вам надоело...
- Мне совсем не хочется спорить сейчас, - устало сказал он. Она называла его ваше величество только тогда, когда сердилась. Она села в кресло, потом снова встала и начала ходить взад и вперед по комнате.
- Простите меня, - произнесла она. - Я так давно не видела вас, что почувствовала себя чужой.
Мария поняла, что слабеет. Он был виновной стороной; но, как всегда, она не могла поддерживать в себе обиду, когда Александр был рядом с ней. Она хотела примирения, она сама хотела подойти к нему, потому что он выглядел уставшим, бледным и постаревшим лет на десять. Она все еще была безнадежно влюблена в него, и в этот момент понимание того, что никогда больше не будет играть в его жизни значительную роль, вряд ли чего-нибудь стоило.
Он молчал, и она сказала:
- Я понимаю, какое для вас сейчас беспокойное время. Я просто хотела быть рядом с вами и помочь вам.
- Теперь ты можешь мне помочь, - отозвался он. - Когда-то я сказал тебе, что ты вольна делать, что тебе угодно, если только при этом не оставить меня. Это было очень давно здесь, на острове, ты помнишь?
- Помню, но я не думала, что вы действительно это имели в виду. Я поймала вас на слове, Александр, понимаете?
- Дорогая моя Мария, я не сержусь. Видит Бог, ты была одинока, и я тебя не виню.
Она невесело рассмеялась.
- А знаете, я ведь делала все это только для того, чтобы вы меня приревновали! Ну разве это не смешно? О, что же это случилось с нами? Ведь раньше мы всегда были так счастливы вместе!
Он неожиданно поднялся, и лицо его исказилось.
- У меня сильно болит нога, - сказал он. - Я приехал сюда, чтобы на несколько дней забыть обо всех своих заботах. Я опять захотел испытать счастье с тобой, как раньше, хотя бы ненадолго.
Она поднялась, подошла поближе к нему и тряхнула головой.
- Значит, наше счастье - это что-то, что можно испытывать в течение нескольких дней, а потом забыть? - спросила она. - Нет, оно было всегда, Александр, потому что мы любили друг друга. А сейчас оно ушло. Не от меня, нет, а от вас. Но, если вы все еще желаете меня, я сделаю все, чтобы доставить вам удовольствие.
Она потянулась и поцеловала его в губы. В ту же минуту он прижал ее к себе; и тогда она поняла, что все осталось, как прежде, как в первые годы их знакомства, еще до Тильзита. Это был тот же мужчина, которого она знала тогда, мужчина, занимавшийся любовью с нелюбимой женщиной.
На следующее утро температура у Александра не спала, а рожистое воспаление покрыло всю ногу. Через несколько дней он вернулся в Санкт-Петербург для лечения, и прошло несколько недель, пока Мария Нарышкина вновь увидела его.
Наполеон оставался вблизи Москвы на протяжении пяти недель, расположив свою штаб-квартиру в поместье Питерское. Побег из Москвы произвел на него гораздо более сильное впечатление, чем кто-либо предполагал. За долгие годы битв и ужасов ничто не испугало его, как та ночь, когда дежурный офицер разбудил его среди ночи и он увидел из окна ослепительное сияние разбушевавшегося огня.
Пламя стеной поднималось вдоль улиц; полыхало само небо; ужасный рев, перемежавшийся грохотом рушившихся зданий, оглушил его, когда он поспешно оставил дворец, часть которого уже была охвачена огнем. Жар и дым были удушающими. Он помнил ужасающую красоту миллионов сверкающих искр, кружившихся над головой и подгоняемых ветром.
Люди бегали по улицам, проклиная все на свете, потому что сто тридцать три городских насоса сразу вышли из строя, и невозможно было бороться с огнем.
Некоторые из солдат выстраивались в цепочку, чтобы передавать наполненные водой ведра и шлемы; содержимое их тут же испарялось в пламени пожара, не производя никакого эффекта. Другие пытались изолировать горящие здания, очищая соседние улицы и прилегавшие крыши от всего, что могло загореться. У третьих хватало ума взрывать на пути огня здания, но никакие предохранительные меры не могли справиться с тем, что происходило.
Император с большим трудом выбрался со своим штабом из города. Ослепленный дымом, кашляющий, опаляемый волнами жара, он пытался собрать войска, выкрикивая команды в реве и грохоте пожара.
Офицер, который разбудил его, схватил его за руку и стал тащить по направлению к экипажу.
- Ради Бога, сир, - кричал он, - вы же не хотите погибнуть здесь? Ради Бога...
Наполеона почти насильно усадили в экипаж, и напуганные лошади рванули вперед, они старались поскорее пересечь мост и выбраться из города.
Проезжая мимо огромного здания, превращенного в конюшни, император услышал громкое ржание лошадей и крики людей, это его кавалеристы пытались вытянуть оттуда испуганных животных. Крышу и верхний этаж уже охватило пламя. Со страшным грохотом, который сотряс карету, часть здания рухнула, погребая под собой людей и лошадей.
Выехав за стены города, Наполеон приказал остановить экипаж и вышел из него. Через несколько минут к нему подошли члены его штаба. Небольшая группка стояла на берегу реки и наблюдала, как вздымающиеся языки пламени поднимались все выше и выше, а сильный ветер разносил их с одного места на другое. Даже на таком расстоянии жар этого пламени опалял их лица.
К рассвету вся Москва уже горела либо лежала в почерневших руинах. Пожар продолжался еще в течение трех дней.
Огромные запасы оснащения и провианта, столь необходимые для армии, были уничтожены. Хотя пожар пошел на убыль, то тут, то там появлялись новые очаги, поджигаемые выпущенными заключенными или партизанами, которые остались по приказу Ростопчина.
Французская армия растянулась по прилегавшим деревням, грабя их и неся тяжелые ежедневные потери от налетов казаков на отстающих.
В своей штаб-квартире в Питерском Наполеон выжидал, упрямо отказываясь идти на Санкт-Петербург или начать отступление на юг до наступления зимы. Александр сдастся, уверял он; и была в его поведении та свирепость, которая не допускала возражений.
Русская армия потерпела поражение, их столица захвачена и сожжена до основания. Им придется пойти на мир! Чтобы доказать это, он отправил посланников к царю, предлагая перемирие.
Когда-то они были друзьями, и воспоминания об этой дружбе заставили Наполеона предложить царю разумные условия. Все еще оставалось в силе его обещание отдать России Турцию.
Послание было составлено в примирительных, но в то же время и гордых выражениях. Однако Александр ответил, что он не заключит мира до тех пор, пока хоть один французский солдат останется на русской земле. Он также приказал генералу. Кутузову не вступать ни в какие переговоры с посланниками врага.
Питерское охватило оцепенение. Наполеон бушевал и ругался, а его окружение стояло вокруг в неловком молчании, ожидая, когда он успокоится. Ситуация становилась слишком опасной, чтобы тратить время на оскорбления в адрес Александра, который находился в безопасности в Санкт-Петербурге. Задержка, вызванная попыткой добиться перемирия, привела к тому, что идти на северную столицу было уже поздно. Скоро должна была наступить суровая русская зима. Первым к Наполеону обратился Ней.
- Сир, мы не можем больше оставаться здесь. У нас нет провианта, а над головой ничего, кроме палаток. Мы вынуждены отступить.
- Погода стоит хорошая, - огрызнулся Наполеон. - У нас еще достаточно времени.
- И все-таки мы должны начать движение, сир, - продолжал настаивать Ней. Наполеон взглянул на других маршалов, и они тоже кивнули; даже Мюрат был согласен со своим соперником.
- Что ж, хорошо, тогда мы встретимся здесь через час. Я должен изучить ситуацию.
