— Чашечку кофе.
Надо было видеть лицо официанта. Глаза его ужасно поскучнели, плечи опустились. Должно быть, он плохо переносил стойкий, неподвижный аромат дамских духов и дыма, которым был пропитан воздух столь изысканного заведения. Протянув руку, официант слегка коснулся пальцами салфеточницы на столе и с настороженной угодливостью наклонился.
— Гм, у нас есть «Боллинже», отличное вино, имеется «Лонг Джон»…
Он взял бокал, в котором отражались блики никеля и позолоты, и придвинул его к салфеточнице.
— Принести?
— Чашечку кофе, пожалуйста.
Климов улыбнулся и тотчас пожалел об этом: никогда не надо улыбаться людям глупым и самолюбивым, они сочтут вашу улыбку либо за желание возвыситься, либо, что еще отвратнее, за явную ущербность.
— Как прикажете, — с ясно просматривающейся неохотой, напоминающей издевку, согласился официант и, чуточку рисуясь, шаркнул ногой.
Проводив его взглядом, Климов не без сарказма подумал, что в злачных заведениях всегда так: или обслуживают хорошо, а кормят плохо, или наоборот. Редко когда то и то сочетаются классически, по высшему разряду.
Роскошь, блеск, позолота…
— Ну какой же он русский, когда он еврей?
За соседним столиком довольно громко разговаривали далеко не подданные Ее Величества королевы Англии.
Сидевший ближе к Климову излишне полный, но с удивительно тонкими чертами лица, немного шепелявый брюнет втолковывал своему, рыхлому, крупноглазому товарищу, одетому с заокеанским шиком, какую-то давнишнюю и, как ему, наверное, казалось, парадоксальную мысль.
— Азохен вейк! — проглатывая гласные, горячась и шепелявя, тыкал пальцем в стол брюнет, и лицо его наливалось кровью. — Спасение евреев, Левушка, в ассимиляции. Уважение традиций — залог долгожительства нации.
— А это как совесть подскажет, — вяло возражал ему третий, узкоплечий очкарик с простоватым лицом заматерелого пройдохи. Он все пытался заложить свои непослушные пальцы за проймы жилета. Казалось, его лысина отражает все светящиеся точки бара.
— Здесь ты не прав, — двигая по скатерти вилку, возразил брюнет. — Люди, не меняющие привычек, опасные люди.
— В каком смысле? — спросил тот, что был одет с заокеанским шиком, и прихлебнул вино из низкого пузатого бокала. — Объясни.
— Пожалуйста, — брюнет тоже сделал несколько глотков чего-то светлого и облизнул губы. — Такие люди относятся к себе слишком серьезно, а это всегда доставляет массу хлопот.
«И не только им одним», — подумал Климов. Он на какое-то время забыл о своих проблемах, прислушавшись к чужому разговору.
Вскоре официант принес ему кофе, поклонился, но расшаркиваться не стал.
Климов подул обжигающий кофе и снова вернулся мыслями к хлопотавшему за стойкой бармену. Кто же он такой? Где учился, женился, чем болел? Все надо проверить, ничего не упустить.
В баре зазвучала музыка, и сразу же несколько пар обнялись в танце.
Попивая кофе, горький, без сахара, но зато отменно горячий, Климов через некоторое время начал различать слова звучавшей песни.
Он зашел сюда не по закону…
Это про меня, усмехнулся Климов и подумал, что плащ теперь придется гладить. Когда официант ставил на стол чашечку с кофе, ему невольно пришлось сесть вольготней, откинувшись назад.
Песня была старой, романтически-слезливой, ее когда-то знали все жиганы и налетчики, и странно было слышать ее в баре «Интуриста». Впрочем, времена меняются. То, что когда-то записывалось на магнитных пленках, на «катушки», теперь выходит на эстраду, на экраны телевизоров.
А перед ним красивая японка
Напевала песни о любви…
Допив кофе, он собрался уходить, но в это время возле стойки бара появился Червонец. В сером со стальной искрой костюме, тот был почти неузнаваем, но память на лица Климова еще не подводила. По тому, как новый его знакомец держался с Шевкоплясом, можно было догадаться, что отношения между ними деловые. Заказав себе коктейль, Червонец небрежно облокотился о сверкавшую никелем стойку и стал разглядывать сидевших в баре.
Пришлось склониться над опустевшей чашкой и передвинуть салфетницу вправо. Так было меньше шансов попасться на глаза племяннику Нюськи Лотошницы. Откровенно говоря, Климов совсем не ожидал встретить его здесь, но… теперь он жалел, что не заказал еще чашечку кофе.
— Азохен вейк! — опять загорячился было говорун за ближним столиком, и Климов чертыхнулся: не хватало, чтобы этот проповедник старых истин привлек внимание Червонца к их углу. Совсем некстати.
Симпатичная деваха с узкой черной бархоткой на полноватой шее и в дорогом сверкающем платье, отливающем морской голубизной, поднялась из-за дальнего столика и, приветливо вскинув руку, пошевелила пальчиками.
Червонец ответил ей таким же вольным жестом, но, отвернувшись, дал понять всем своим видом, что не испытывает к ней значительного интереса.
«Да он здесь свой человек!» — со смешанным чувством зависти и неприязни заключил Климов и решил пока не уходить, понаблюдать, что будет дальше.
Деваха, явно обиженная холодным видом своего приятеля, достала сигарету и стала прикуривать. Ее неестественно-золотистые локоны, как у магазинной куклы, водопадом сбегали на шею и доставали почти до лопаток. Зябко передернув плечами, она вдохнула дым и медленно, сквозь ноздри стала выпускать его, поглядывая в потолок. Потом как-то решительно и зло направилась к Червонцу.
Гибкое тело на длинных ногах.
О чем они заговорили, из-за громкой музыки понять было нельзя, но после молниеносной дискуссии деваха перестала бросать на Червонца те многообещающие взоры, какими одаривает шлюха понравившегося ей мужчину.
А когда огни в домах погасли,
Они вместе с нею…
Дотянув через соломинку коктейль, Червонец еще раз спросил о чем-то Шевкопляса и, не обращая внимания на златокудрую, фланирующей походкой заскользил между столиками. Остановился он возле тучного борова с неприятно отвислой губой. В пальцах у здоровяка дымилась тонкая, но необычно длинная сигара. Развалясь в кресле, он листал журнал «Премьер».
Климов снова пожалел, что ему не за кого спрятаться. С того места, где притормозил Червонец, его угол хорошо просматривался. Оставалось надеяться, что полумрак, салфетница и чашка сделают свое благое дело, не дадут «засветиться».
Золотоволосая демонстративно медленно прошла к своему столику и, прежде чем усесться, хищно зыркнула в спину Червонца. А тот уже похлопывал здоровяка по мощному плечу и с какой-то гнусной ухмылкой подмигивал ему. Судя по сигаре, по вальяжности и по журналу, который держал в руках боров, он был иностранцем, и Климову более чем странным показалось это знакомство. Что могло связывать Червонца с интуристом? Чем иностранца мог заинтересовать вчерашний уголовник? Уж не намечается ли сделка по продаже «Магии и медицины» за кордон? Все может быть. А кто посредник? Не иначе, бармен…
Догадки догадками, а надо было двигаться: Червонец и толстяк направились к выходу.
Климов сложил купюру вдвое, прижал ее к столу кофейной чашкой, извинился перед соседями и, перешагивая через ноги, заторопился прочь. Видит его Шевкопляс сейчас или не видит, его уже не волновало. Судя по всему, он сел на хвост большому зверю.
Он даже не успел позвонить в управление. Сделать это у него просто не было возможности. Боясь, как бы Червонец с иностранцем не пропали из виду, он оказался на улице раньше, чем его ведомые. Теперь он целиком был во власти быстро развивавшихся событий.
Сбежав по лестнице, он на ходу накинул плащ и, сделав вид, что прячется от ветра за экскурсионным автобусом, хорошо запомнил номер «москвича», за руль которого уверенно сел Червонец. Иностранец завалился на заднее сиденье.
Оценив ситуацию и понимая, что еще секунда-две, и бежевый «москвич» затеряется в потоке мчащихся по улице машин, Климов кинулся к такси.
— Свободен? Выручай.
Водитель внял его скороговорке с полуслова, присмотрелся к удалявшемуся «москвичу» и легко нагнал его при выезде из города.
— Обходим?
— Нет, — дотронулся до его локтя Климов, — и этого достаточно. — Он даже посоветовал немного поотстать. Слишком уж стремительно и ходко наседали они на «москвича».
Приготовившийся было к обгону водитель взялся за рычаг коробки скоростей и сбросил газ. Держась в отдалении, он довольно грамотно преследовал машину, за рулем которой восседал Червонец. Климов не без ревности подумал, что кино и телевидение скоро всех научат сыскному делу.
Оказавшись за чертой города, проскочив световую рекламу ресторана «Домик рыбака» и газостанцию, «москвич» миновал железнодорожный переезд и свернул на кольцевую дорогу. Теперь его путь лежал в сторону сажевого завода или психбольницы, настроенный на погоню, предположил Климов. Тогда нужно обходить их, и как можно скорее. К психбольнице ведет узкая дорога через лес, и слежка тогда будет очевидной. Надо обгонять сейчас, пока машины на кольце. Если эти типы не свернут, промчатся мимо, он их все равно достанет по прямой: сворачивать Червонцу больше некуда. Обочина кольцевой трассы — раскисший от дождей чернозем, не говоря уже о густолесье. Так что с трассы «москвичу» не соскочить.
