Взяв бумаги в руки, Морозов немного постоял, тяжело дыша, а потом сказал:
– Татьяна Александровна! Если вам когда-нибудь понадобится помощь нашей семьи, мы будем счастливы, понимаете, просто счастливы сделать для вас все, что в наших силах.
– Спасибо, – сказала я. – Как знать, как карта ляжет? Может быть, когда-нибудь и обращусь! – И предложила: – А теперь позвоните и обрадуйте Дину Николаевну!
– Да-да! Конечно! – заторопился он и, спохватившись, предложил: – Может быть, чай или кофе? А может, по коньячку в честь такого праздника?
– Это у вас праздник, – усмехнулась я. – А вот мне предстоит не самое приятное на свете занятие, и я хочу поскорее его закончить. Так что я пойду!
– Минутку, Татьяна Александровна! – остановил меня Морозов и бросился к сейфу, где немного покопался и вернулся с толстой пачкой стодолларовых купюр. – Примите вместе с моей самой искренней и горячей благодарностью, – сказал он, протягивая мне деньги.
– Вообще-то я на Дроздова сейчас работаю, – сказала я.
– А это вам премия! – заявил Морозов, вкладывая мне в руку доллары.
– Ну, если так, то тогда конечно, – согласилась я, убирая деньги в сумку.
– А если вдруг, не приведи господи, что-то случится, то мы в полном вашем распоряжении, – заверил меня Морозов.
Покинув кабинет Морозова, я сразу поехала домой. Наскоро перекусила и, устроившись в кресле с кофе и сигаретой, принялась прослушивать аудиокассеты, изъятые у Кленовой. Чем дальше я слушала, тем больше убеждалась в том, что противник мне попался на загляденье: ни одна баба из тех, с кем я сталкивалась раньше, ей и в подметки не годилась! Я даже загордилась, что смогла такую мразь разоблачить. Я слушала одну кассету за другой, получала ответы на все мыслимые и немыслимые вопросы, и передо мной постепенно раскрывалась до самых мелочей вся картина преступления. Периодически я останавливала магнитофон, чтобы сварить новую порцию кофе, а покончив с кассетами, переключилась на видео. «Да уж! – подумала я, глядя на изображение. – Ловка ты, стерва, да не ловчее меня!»
Уже вечером мне позвонил Кирьянов и сказал, что ждет меня у себя в кабинете, причем говорил он таким торжественным тоном, что я поняла – все в порядке. Приехав к нему, я увидела в углу большой пакет, из которого торчали альбомы для фотографий, и вздохнула – работы мне предстоит чуть ли не на всю ночь.
– Ну, хвались! – сказала я и села у стола.
– А чего хвалиться? – с притворной скромностью спросил Володька. – Взяли мы Кривоножкина-Друидского там, где ты сказала. И оказался он, как я и предполагал, настоящим хлюпиком. Раскололся до самых башмаков!
– Что он говорит? – спросила я.
– А что он может сказать? – удивился Киря. – Конечно же, прикидывается бедненькой заблудшей овечкой и все на Кленову валит. Он, мол, наивный, думал, что это просто невинный розыгрыш. А когда прозрел, то насмерть перепугался...
– Того, что засветился! – уточнила я.
– И, позвонив ей из травмопункта, сказал, что сдаст со всеми потрохами, если она ему не поможет, – продолжил Володя. – Вот она его и спрятала.
– А он, душа безгрешная, чист аки ангел! – фыркнула я и спросила: – Квартиру посмотрели?
– Обижаешь! – укоризненно сказал Володька. – Но ничего интересного для нас нет.
– Ты этому агнцу божьему скажи, что все их разговоры Кленова на диктофон записывала, пусть невинность не изображает! Я тебе тут их привезла, – сказала я, доставая аудиокассеты из сумки. – Много интересного узнаешь!
– А это откуда? – насторожился Володька.
– Не имей... – начала я, и он продолжил:
– Сто рублей! – и мрачно спросил: – Ну и как я их тебе к делу пришью? Ты же их получила...
– С нарушением уголовно-процессуальных норм! – подтвердила я. – Так они тебе только для психологического давления на подозреваемого нужны! Для внутреннего, так сказать, употребления!
– Ладно, подумаю, – буркнул Киря.
– Дай почитать протокол его допроса, – попросила я.
– Возьми! – Он протянул мне дело. – Может, что-нибудь новое узнаешь!
Я пробежала глазами документы и действительно получила ответ на один очень важный вопрос.
– А что Базаров? – спросила я, возвращая Кирьянову дело. – Вы где его взяли?
– Проследили за ним и аккуратненько взяли у его бабы, куда он обедать приехал, – пояснил Володя.
– Бабенка из торгующих? – спросила я.
– Точно! Кожгалантереей торгует! У нее несколько точек в магазинах, так что не бедствует. А ты об этом откуда знаешь? – удивился Киря.
– А он по таким и специализируется и все рассказывает им, что его жена больна раком, а он из глубочайшей порядочности, – язвительно выговорила я, – не может ее оставить, потому что это ее убьет.
– Ну и гнида! – с омерзением выговорил Володя, как плюнул.
– Та еще! – кивнула я и спросила: – Ну, а он что говорит?
– Этот стоит насмерть. Как те пуговицы. Оговор, мол! Поклеп и все в этом духе! Трое суток мы его продержим, а вот потом... – Киря развел руками. – При ловком адвокате он вполне может выкрутиться!
– А ты ему вот эту кассету дай послушать. Здесь мой разговор с Анной Семеновной Перебейнос записан, – предложила я, протягивая ему еще одну кассету. – Учти, это копия! Оригинал мне в другом месте предъявить предстоит!
– Ну ты прямо как Дед Мороз в Новый год! – рассмеялся Киря.
– А теперь вызови-ка ты сюда Базарова, – попросила я. – Есть у меня к нему один вопрос на засыпку! Он здесь?
– А где же ему еще быть! – сказал Володя и позвонил по телефону: – Это Кирьянов! Как там Базаров? – спросил он и, выслушав ответ, сообщил мне: – Рассказывает сокамернику о своем боевом прошлом. – А потом распорядился: – Ко мне на допрос его!
В ожидании Базарова Володя ткнул пальцем в кофеварку и, усмехнувшись, спросил:
– От такого не откажешься?
– Давай, – покривилась я. – И хорошо бы получить результаты анализов.
– Я для тебя копии сделал, – сказал Володька, доставая из стола бумаги и протягивая мне.
– Мог бы и оригиналы отдать! – усмехнулась я. – Все равно не пригодятся!
– Думаешь, не доживут они до суда? – спросил Киря.
– А ты в этом сомневаешься? – удивилась я.
– Да, похоже, что так! – подумав, согласился он.
– Ты уже по инстанции доложился? – поинтересовалась я.
– А как же! – воскликнул Володя, разливая кофе. – И был удостоен похвалы! Пока устной, но...
– Будем надеяться, что не только! – улыбнулась я.
– Мечтать не вредно! – вздохнул Киря.
Мы с ним сидели, курили и пили кофе, когда привели Базарова. Увидев меня, он очень удивился, но от вопросов воздержался, а начал с порога возмущаться, что задержали его, боевого офицера, и обещал, что он этого так не оставит.
– Сядь! – жестко сказала я. – На тебе грехов как на сучке блох! Так что не ломай комедию!
– Что?! – заорал Базаров. – Да как ты смеешь?!
– Смею! – оборвала я его. – Слушай сюда, сволочь! Ты такое слово, как пресс-хата, слышал? Так вот! Я тебе ее устрою. Среди заключенных много тех, кто Чечню прошел. Шепнут им, как ты там боевикам оружие продавал, и они тебя встретят с бо-о-ольшой любовью!
– Ах, за ним еще и это числится? – зло бросил Кирьянов.
– И это тоже! – подтвердила я и сказала Базарову: – И не мечтай о том, что тебя сразу убьют! В лучшем случае на портянки порвут! Но это в лучшем. А в худшем – в параше утопят. Да не сразу. Так что не надейся, что здесь время с комфортом проведешь. Перевести тебя недолго.
Он молчал и только прожигал меня ненавидящим взглядом.
– Ты меня взглядом не пепели! – нехорошо усмехнулась я. – Это и у тех, кто покруче тебя, не получалось! – И спросила: – Живым остаться хочешь?
Он молчал, сжав зубы, но потом все-таки кивнул.
– Где карта памяти из цифровика? – спросила я.
– Какого цифровика? – удивился он так натурально, что, не знай я правды, могла бы и поверить.
– Значит, не договорились! – подытожила я и, повернувшись к Кире, попросила: – Распорядитесь, Владимир Сергеевич!
Кирьянов взялся за трубку, и тут Базаров не выдержал и процедил сквозь зубы:
– Под правым погоном на «парадке»!
– Ты еще и форму опаскудил, сволота! – рявкнул Володя и, позвонив, распорядился: – Уберите отсюда эту падаль!
Базарова увели, а я, поднявшись, сказала:
– Поехали, Володя! Надо это дело до конца довести! – Я взяла пакет с альбомами фотографий и пошла к двери.
Догнавший меня Киря удивленно спросил:
– Что за карта памяти?
– Она к этому делу не относится! – ответила я. – Просто очередное паскудство Витюши! – с ненавистью выдохнула я.
Дом Базарова был большим, но – даже по фасаду было видно – абсолютно безвкусным. Дверь нам открыл парень лет двадцати, и Кирьянов пояснил:
