Бесшумно открылась дверь, но Будильник мгновенно проснулся и увидел в проеме двери две фигуры в форме работников СИЗО. Он сел, потер ладонями лицо, отгоняя сон. Спросил недовольно:
— Какого хрена надо?
Надзиратели быстро переглянулись: не рассчитывали, что Будильник проснется.
Будильник пригляделся к ним:
— А чего это я вас раньше не видел, бугры?
— На пол! — зашипел один из надзирателей. — Мордой в землю! Руки за спину!
Второй включил свет.
— Совсем оборзели… — Будильник тяжело опустился на колени, лег, забросил руки за спину. — Завтра сами у меня будете землю жрать…
Второй надзиратель, воровато выглядывая в коридор, кивнул первому. Тот подошел к Будильнику, защелкнул у него на запястьях наручники, коленом прижал руки Будильника к спине. Второй надзиратель набросил ему на шею ремень и рванул, профессиональным движением ломая шею. Будильник не успел издать ни звука.
— Готово…
Надзиратели сняли с него наручники. Ремень завязали петлей, надели Будильнику на шею, перебросили через прутья оконной решетки и затянули, подвешивая тело над полом. Осмотрелись. Вроде бы все.
— Депрессия у человека случилась, — фальшиво-сочувственно сказал первый надзиратель.
Второй кивнул: да, мол, ничего не попишешь. Они вышли из камеры.
Будильник висел на ремне. Лязгнул засов. Лампочка погасла.
Контролер Сергеич наконец отпер дверь карцера. Турецкий сидел на корточках у стены. Открыл глаза, молча посмотрел на Сергеича.
— Извини, — деловито сказал тот. — Домой звонил — с внуком скандалил. Такая дубина растет! Восемнадцать стукнуло, в армию надумал идти, представляешь! — вздохнул Сергеич. — Его бы в войска МВД пристроить, чтобы в Москве служил… Кстати, Александр Борисыч, ты помочь не можешь?
— Отсюда? Нет, не могу. — Турецкий вернул листы Сергеичу.
— Нашел что-нибудь?
Турецкий отрицательно покачал головой:
— А что искал?
— Следы тех, кто меня сюда засунул.
— Это-то понятно. А какие они должны быть, эти самые следы?
— Если бы знать…
Сергеич вернул Турецкого в камеру как раз перед прогулкой. Арестантов вывели во внутренний двор тюрьмы. Турецкий впервые за двое суток закурил на свежем воздухе. К нему подошел Кардан. Поинтересовался:
— Давеча расстроенный со свиданки пришел. Случилось что?
Александр Борисович покачал головой:
— Просто с женой виделся…
— Ясно.
Турецкий был благодарен Кардану за этот лаконичный, но человеческий разговор. И почувствовал потребность его поддержать.
— А к тебе ходит кто-нибудь?
— Настоящему вору семью иметь не годится. — Кардан потеребил свой рубль-медальон и отошел.
Турецкий понял, что получил щелчок по носу. И поделом. Он — следак в недавнем прошлом, а сейчас сыщик, пусть и частный. А вокруг — уголовники. Турецкий сел на землю, опершись о стену. Неподалеку оказался Степан.
— Когда же ты все-таки сломаешься? — развязно спросил парень.
— Жаждешь увидеть хит сезона?
Степан ухмыльнулся — по всему видно, что именно так.
— А ты организуй тотализатор, сделай ставку… Только, боюсь, проиграешь.
— Это почему же еще? — не без обиды спросил Степан.
Турецкий с сожалением посмотрел на него. Решил объяснить — в конце концов, Степан в свои восемнадцать еще не совсем пропащий для общества человек, а голова его забита всякими глупостями.
— Тут ломается тот, у кого за душой ни черта, кроме страха за свою шкуру, желания найти местечко потеплее и жратву повкуснее. А я думаю: родился человеком, ну и будь им — не кроликом, не волком позорным, как тут говорят, а человеком! И тогда никакой специальной идеи вроде «Россия для русских» по жизни не потребуется.
— Это смотря каким человеком, — запальчиво возразил Степан. — Русским — я понимаю, да…
— Слушай, ты, философ неприятных истин. Если ты — человек, то это уже независимо от национальности или от того, по какую сторону решетки находишься.
Степан мгновенно распалился, подскочил, только что за грудки не схватил.
— А я, между прочим…
Турецкий закрыл ему рот пятерней и легонько оттолкнул:
— А ты не сломался не благодаря своей великой идее, а вопреки ей. Бывает и так.
Видно было, что Степан слушает, но не слышит. Слишком сильна в нем была неприязнь к Турецкому, он и мысли не хотел допускать, что Турецкий может быть прав.
— Если я и не увижу, как тебя прогнут, то только потому, что выхожу скоро! Не находит суд достаточных оснований, чтобы меня посадить, понимаешь, мент?! Ты меня на полгода засадил, а суд…
— Я тебя не сажал, — напомнил Турецкий. — Я занимался твоим делом полтора года назад, и ты тогда оставался на свободе.
— Не важно! Не ты, так твои корешки. А теперь суд оправдает! Или присудит штраф! И получается, что я зазря здесь корячился!
Турецкий смотрел на парня с интересом.
— Спасибо за мысль.
— Чего?!
— Не обращай внимания… А если бы я не запер тебя за хулиганство, через полгода ты сел бы за убийство или за терроризм.
— Да с чего ты так уверен?!
— Опыт, — объяснил Турецкий, — сын ошибок трудных.
— Да пошел ты!
Вечером следующего дня Турецкий читал в карцере очередную милицейскую сводку, на этот раз вооружившись зажигалкой, которую одолжил Рама, предлагавший бутерброд с салом и партию в карты. И снова не нашел, за что можно было зацепиться. Турецкий отложил бумаги и некоторое время размышлял. Поднялся на ноги, коротко стукнул в дверь.
Сергеич отпер. Турецкий отдал ему сводку.
— Теперь, Сергеич, мне нужны списки освобожденных из следственных изоляторов после моего ареста.
— Зачем это? — подозрительно спросил контролер.
Турецкому пришлось объяснять — сейчас Сергеич единственный его союзник с реальными возможностями. Адвокат — это хорошо, но кто поручится, что их беседы не слушают? Да и неизвестно, какие у Васильева возможности.
— Понимаешь, Сергеич, скорее всего, меня взяли, чтобы развалить какое-то дело, которым я занимался и которое еще в процессе. Тогда очень может быть, что кого-то, кого я посадил, сейчас могли выпустить. И если я его вычислю…
— Сдурел?! — испугался Сергеич. — Не буду я никакие списки доставать!
— Очень нужно, Сергеич! Если ты о деньгах, так будут тебе еще деньги…
Но Сергеич был сильно напуган таким поворотом. И его логика была Турецкому в общем-то ясна. Если у сильных мира сего есть зуб на Турецкого и выяснится, что он, Сергеич, маленький человек, ему помогал…
— Нет, даже не проси! И больше не заикайся об этом.
Вернувшись в камеру, Турецкий сразу же подошел к Кардану.
— Дело есть.
— Что за дело?
— Нужно узнать, кто был освобожден из следственных изоляторов после моей посадки. Ты… можешь помочь?
— Могу, — после паузы сказал Кардан. — Но не буду.
— Я не собираюсь их использовать во вред…
— Базар окончен.
Отказав Турецкому в его просьбе, Кардан включил телевизор. Турецкий не успел отойти и увидел на экране фуру, под завязку забитую картонными ящиками.
— …налоговая полиция задержала партию контрабандных лекарств на сумму в двести тысяч рублей. — Это были криминальные новости на федеральном канале.
Сменилась картинка. Диктор в студии прочитал следующее сообщение:
— В Москве скончался криминальный авторитет Руслан Тазабаев по кличке Будильник. Он содержался в одиночной камере «Матросской Тишины» и, по не подтвержденным пока данным, покончил с собой.
«Когда же он успел сесть? — поразился Турецкий. — Одновременно со мной, что ли?! Только-только в Москву в поезде ехал…»
— Вот, например… Ты сел, а Будильник освободился. Подчистую… — сказал Кардан.
Турецкий кивнул, пытаясь сдержать бурлящие эмоции. А что, если его арест и смерть Будильника — звенья одной цепи? И кто-то подчищает хвосты? Кто-то…
— А реально узнать, сам Будильник это сделал или ему помогли? Чего в жизни не бывает, верно?
— Странные у тебя идеи… С чего бы это?
— Есть причина. Любопытство не праздное. Ну, так как?
— Никак. Глупое любопытство.
— Почему?
Кардан посмотрел на него с жалостью.
— Будто так неясно?
— Так неясно же.
Кардан пожевал губами и сообщил:
— Если человек сам садится в тюрьму, зачем ему вешаться?
Вот оно что! Будильник сел сам. Понятно, каким образом. В чем-то пустяковом признался и спрятался в тюрьме. Но почему? Совесть замучила? Или боялся чего-то? Нет, чтобы строить цепочку дальше, надо быть уверенным в исходных данных.
— Кардан, моя просьба в силе. Сам Будильник себя кончил или помогли?
— Много просишь. А чем платить будешь?
— Здесь у меня ничего нет…
Кардан долго с прищуром смотрел на Турецкого. Наконец кивнул.
