Они глядели друг на друга вопросительно; чемодан стоял на земле между ними.
— Напомните-ка мне свой адрес, — произнес он наконец.
— Дакс, улица генерала де Голля, 17. Напишите мне — во-первых, о ее здоровье, во-вторых, о ваших делах. Мне многое еще хотелось бы вам рассказать. И если понадобится помощь, не стесняйтесь.
Она протянула ему руку: в самом этом движении ему почудилось что-то двуличное. Преодолевая брезгливость, Дюваль позволил ей пожать свои пальцы.
— Да, и конечно, поцелуйте за меня Веронику.
Он проводил ее взглядом, увидел, как она растворилась в толпе. Угроза миновала, но вот надолго ли? Придется ли ему покинуть Амбуаз? Укрыться в другом месте? Может быть, уехать за границу?
Не спеша Дюваль вернулся на привокзальную площадь. Он уже не знал, что и думать… Чарли, Вероника, Клер… нет, Фабьена… потому что с этой минуты она вновь стала Фабьеной… Что объединяло этих троих? Разумеется, нельзя принимать за чистую монету россказни этой бабы-яги. И все же что-то за этим кроется!.. Он повторил: «Фабьена… Фабьена», чтобы освоиться с этим именем, попробовать его на вкус, услышать его отзвуки в своем сердце… Фабьена, просившая у него прощения… Фабьена, бывшая душой этого заговора… Фабьена, ставшая мадам Дюваль… Фабьена, которую он продолжал любить.
Приближался час массажа. Дюваль опустил в почтовый ящик письмо мэтру Фарлини и сел в машину. Малолитражка, словно ученый ослик, знала дорогу домой наизусть. Дюваль и не заметил, как она довезла его до «Укромного приюта». Вероника занимала все его мысли. Она сама пожелала выйти за него замуж — и Фабьена, ее близкая подруга, наверняка знала почему. Хотя и так догадаться нетрудно: Вероника нацелилась на его миллионы, потому что знала о существовании Уильяма Хопкинса… а об этом ей мог рассказать только Чарли, который часто ездил в Америку. Надо попробовать добиться от Фабьены, что именно связывало Чарли с Хопкинсом.
«Хопкинс! — подумалось Дювалю, — а ведь я называю его так, словно он мне и не отец. И о Веронике я вспоминаю так, как будто она никогда не была моей женой… На самом деле у меня на свете есть только один родной человек — Фабьена!»
Остановившись перед домом, он снова шепнул: «Фабьена», словно это волшебное имя могло распахнуть перед ним ворота и открыть для него истину. Он попытался повернуть в замочной скважине ключ и обнаружил, что калитка заперта на одну задвижку. Но ведь он точно помнил… Та мерзкая баба даже заметила: «Вы словно боитесь, что ее похитят!» Значит, сюда кто-то приходил. Он уверен в этом. Он бросился к дому, взлетел вверх по лестнице и замер на пороге ее комнаты. Фабьена лежала в той же позе, в какой он ее оставил; она с трудом повернула к нему голову.
Стараясь казаться беспечным, он подошел к окну, чтобы распахнуть ставни навстречу вечернему солнцу. Его глаза перескакивали с одного предмета на другой. Но все вещи оставались на своих местах. Стулья не были сдвинуты. Пахло так же, как прежде. Он присел на кровать, погладил молодую женщину по лбу.
— Знаешь, — сказал он, — кто сейчас приходил? Ты, наверное, слышала, как мы разговаривали… Ты с ней уже встречалась раньше.
Голубые глаза уставились прямо на него; уголок рта снова нервно подергивался.
— По-моему, ты ее не очень-то жаловала… Да и она тебя недолюбливала. Сестрица твоей подружки Вероники… От нее я узнал, что тебя зовут Фабьеной… Красивое имя — Фабьена. Мне оно нравится. Очень женственное.
Ее глаза вопрошали Дюваля с каким-то отчаянием.
— Мы с ней долго беседовали. Она непременно хотела повидаться с тобой, потому что думала, что ты и есть Вероника. Никому ведь не известно, что Вероника умерла. По крайней мере, я на это надеюсь. Но стоит кому-нибудь сюда прийти… Для нас это окажется катастрофой. Пока я отсутствовал, никто не приходил? Если нет, сожми мне руку.
Она сжала ему руку.
— Вот и отлично. Сама понимаешь, я вынужден остерегаться. Мы с тобой оба живем словно на вулкане. Нас может погубить любая случайность, не забывай об этом. Если, на беду, кто-нибудь прознает, что ты не Вероника, я погиб… Раз уж ты была ее лучшей подругой, так, может, ты знаешь, что случилось на шоссе?.. Если знаешь, прикрой глаза.
Она прикрыла глаза.
— Но ты не знаешь всех обстоятельств. Она тебе наверняка приврала… Я и не думал ее убивать — это неправда. Сама посуди: разве я похож на преступника?
Голубые глаза были глубокими, как море. Он вздохнул и продолжал:
— Да, она мне надоела, но еще хуже надоел себе я сам, вернее, мы оба, та нелепая жизнь, которую мы с ней вели. Вот я и не стал прикручивать колесо… чтобы испытать судьбу… оставил все на волю случая… А потом… она вынудила меня написать это письмо… Имей в виду, я мог бы и отказаться… Но я подумал, что так мы скорее получим развод… Мне и в голову не приходило, что Вероника может погибнуть… Я полагаю, вы с ней в самом деле попали в аварию? Если да, снова закрой глаза… Ясно… Никто не мог ее подстроить? Если нет, сожми мне руку.
Она сжала ему руку.
— И все же, если выяснится, что Вероника утонула, письмо вскроют и передадут в полицию… Ты знаешь, у кого Вероника его оставила? Закрой глаза, если знаешь… Нет?.. Правда не знаешь?
Он взял ее левую руку и нащупал пульс.
— Какой частый у тебя пульс! Такой частый, что я не очень-то ему верю… Фабьена, одумайся! Для меня это вопрос жизни и смерти. Вероника тебе ничего не говорила?.. Если ее сестра не лжет, у нее не было от тебя секретов. Нет, плакать сейчас не время. Отвечай… Ну же, Фабьена. Подумай о нас с тобой. Разве нам плохо вдвоем? Как же так? Неужели ты хочешь, чтобы меня арестовали? Хочешь, чтобы тебя часами допрашивали… они-то не станут тебя щадить… Фабьена. Я люблю тебя. Теперь скажи все… все… Чтобы я мог защитить нас обоих.
Его губы коснулись ее лба, осторожно спустились к израненному виску, мокрому от слез. Он прошептал:
— Фабьена, любимая… Не знаю, какую роль ты играла во всем этом… Подозреваю, что не слишком красивую… но заранее… слышишь, заранее… не держу на тебя зла. Наверняка мы с тобой оба брошенные дети… сироты. Когда больше не на что надеяться, легко наделать глупостей… Я вот женился на Веронике, потому что считал ее богатой… Когда душа мертва, остаются только деньги… ведь верно? Так что мы квиты. Я женился из-за денег и чуть не убил и Веронику, и себя самого. Это чудовищно. Но я достоин прощения, потому что люблю тебя. Я вверяюсь тебе весь, без остатка. Твоя вина не может быть больше моей. Знаешь, я ведь не судья. Я все пойму. Правда еще может нас спасти. Кому Вероника отдала письмо?
Он встал, чтобы лучше видеть ее. Они бросали друг другу вызов, не произнося ни единого слова.
— Ты отказываешься отвечать?
Она закрыла глаза.
— Что ты хочешь этим сказать? Что ты отказываешься?
И снова она закрыла глаза.
— Отлично. А я клянусь, что ты будешь говорить.
Он вышел, хлопнув дверью.
Началась война — война взглядов, долгих часов молчания, вспышек ярости и бесконечных уговоров; в ней случались минуты затишья, обманные маневры, хитрости, угрозы. Побежденным всегда оказывался Дюваль. Фабьена не отступала ни на пядь. Ее недуг, словно бункер, стал для нее укрытием. Осада могла длиться бесконечно. Дюваль изложил ей столько различных версий, что сам в них запутался. Он проверил все возможные варианты. Но все его старания ни к чему не приводили. И он возвращался назад, к тому самому моменту, когда, как ему казалось, впереди забрезжил свет.
— Фабьена… Ты ведь слышишь меня… Я не требую от тебя ничего особенного… Взять, к примеру, твои документы… Они фальшивые… Я же знаю! Значит, пришлось обращаться за помощью к специалисту. Тебе самой или какому-то близкому тебе человеку. Этого ты не можешь отрицать… Ну, открой глаза. Посмотри на меня. Я тебе не враг, Фабьена… Выходит, ты нашла какую-то подпольную контору. Наверное, это не так уж трудно. К примеру, если бы в Каннах мне понадобились фальшивые документы, я уверен, как-нибудь выкрутился бы… А уж тем паче в Париже… Ведь ты, по-моему, живешь в Париже… Я не ошибся? Ты живешь в Париже, Фабьена?.. Ничего не случится, если ты скажешь мне «да» или «нет»… Ну хорошо, оставим этот разговор! В конце концов, это не так уж и важно. Что мне действительно хочется знать, так это зачем ты выдавала себя за Веронику. А главное — почему Вероника не возражала?
Он закуривал сигарету и, расхаживая взад и вперед по комнате, повторял, словно вдалбливая урок тупой ученице. «Почему Вероника не возражала…» Резко повернувшись, возвращался к кровати:
— Почему она не возражала?
Фабьена лежала не шевелясь, точно мертвая.
— Почему она приезжала, словно обычная гостья? И только тогда, когда никто не мог обратить на нее внимания? Почему?.. Здесь мне одному не разобраться… Не то я такого напридумаю… всяких гадостей и глупостей… чего ты никогда не могла бы сделать. Только ответь — и я оставлю тебя в покое. Даю честное слово!.. Ты сняла этот дом — Вероника, безусловно, знала об этом. Этого ты тоже не можешь отрицать. Ты сняла его несколько месяцев назад. Вот в чем суть… Местные жители знают, твой муж живет в Каннах; у него тяжелая работа, и вот почему в один прекрасный день он может приехать сюда, чтобы отдохнуть от дел… Этим мужем был я. Вот что мне хотелось бы понять: почему вы с Вероникой надумали привезти меня сюда? И как вы собирались это сделать?
