— Послушай меня, милая, — увещевала ее мать, — ни одна женщина не способна изменить прошлое мужчины.
Вне всякого сомнения, Абигайль и Пол были страстно влюблены друг в друга. Он ее боготворил, и папина дочка Абигайль в роли объекта поклонения чувствовала себя более чем комфортно. Пол достигал все новых высот. Вначале он стал управляющим дилерским центром, затем приобрел собственное предприятие, затем еще и еще. И с каждым своим достижением он мчался к Абигайль за похвалой. Ее одобрение значило для него так много, что порой это бывало почти комично.
Наступило время, когда она устала от его поклонения. И тут она увидела, что не столько находится на пьедестале, сколько заперта в сказочной башне. Когда Пол утверждал, что недостоин ее, на самом деле он говорил совершенно серьезно. Его самоуничижительные шуточки, которые поначалу казались такими милыми, внезапно перестали ее забавлять. За всей этой фанфаронадой и бахвальством скрывалась такая пропасть неудовлетворенности, что Абигайль не знала, удастся ли ей когда-нибудь разглядеть ее дно.
Приемные родители Пола были чудесными людьми. Мари и Марти представляли собой редкостное сочетание терпения и умиротворенности. Прошло немало лет, прежде чем в разговоре Мари обмолвилась о том, что Полу, когда он появился в их семье, исполнилось уже двенадцать лет. В воображении Абигайль Пол был пухлощеким розовым младенцем, сразу после рождения угодившим в объятия Мари. Но история усыновления Пола гораздо больше походила на один из романов Диккенса, чем кто-либо готов был признать. У Абигайль возникло множество вопросов, на которые никто не хотел отвечать. Пол открываться перед женой не желал, а родители явно считали, что предадут сына, если станут рассказывать о нем, пусть даже и его жене.
Приблизительно в то же время начались и его бесконечные интрижки. Хотя, возможно, они были с самого начала, а тогда она просто начала их замечать. Было гораздо проще зарыть голову в песок и старательно поддерживать статус-кво, когда с грохотом рушился старательно созданный ею мир. Почему его измены оказались для Абигайль неожиданностью? Она избрала иной жизненный путь, и все же каким-то образом оказалось, что она идет по следам своей матери.
Поначалу Абигайль радовалась дорогим подаркам, которые Пол привозил ей из деловых поездок и с конференций, но затем начала понимать, что это своего рода отступные. Таким образом Пол избавлялся от чувства вины. Шли годы, улыбка Абигайль тускнела, и она все менее охотно пускала Пола в свою постель, когда он возвращался из Калифорнии или Германии с бриллиантовыми браслетами или золотыми часиками.
Тогда Пол начал привозить подарки для Эммы. Их дочь отреагировала на это так, как и следовало ожидать от привыкшей к роскоши девочки. Маленькие девочки так устроены, что всегда жаждут внимания, и Эмма вжилась в роль папиной дочки так же легко, как некогда это сделала ее мать. Пол дарил ей то «Айпод», то компьютер, то машину, и она с радостным визгом бросалась отцу на шею, в то время как Абигайль корила его за то, что он балует дочь.
Вот так просто и незаметно произошло перевоплощение Абигайль в собственную мать. Как и в случае с любыми переменами, этому предшествовало озарение. Ей было ненавистно наблюдать за тем, как легко Пол привлекает на свою сторону Эмму, заваливая ее подарками и окружая безусловной любовью. Он считал дочь верхом совершенства, и она платила ему той же монетой. Его девочке все давалось легко и без малейших усилий. Пол откупал Эмму и от плохого настроения, и от грусти. Когда на второй день занятий она потеряла учебник английского языка, он без вопросов и упреков купил ей второй. Если она забывала выполнить домашнее задание, он звонил и предупреждал учителей, придумывая различные отговорки и оправдания. Если она хотела пойти на концерт, билеты на который были давно распроданы, или мечтала о каких-то новомодных джинсах, Пол тут же ей помогал. Почему это не нравилось Абигайль? Разве не должна такая любовь к ее единственному ребенку вызывать у матери восторг?
Нет. Иногда ей хотелось схватить Эмму за плечи и хорошенько встряхнуть, объяснить ей, что нельзя до такой степени полагаться на отца, что она должна научиться заботиться о себе. Абигайль не желала, чтобы ее дочь выросла в полной уверенности, что получить желаемое можно только с помощью мужчины. Эмма была умной, веселой и красивой. Она могла добиться чего угодно, если бы хорошенько постаралась. К сожалению, готовность Пола прийти на выручку, как только Эмма щелкнет пальчиками, была слишком заманчивой. Он выстроил для нее идеальный мир, в котором просто не было места несовершенствам.
До сих пор.
Раздался стук в дверь. Абигайль поняла, что по-прежнему лежит в кровати. Ей только почудилось, что она сумела сесть. Она пошевелила руками и ногами, чтобы убедиться, что они все еще ее слушаются.
— Эбби?
Пол выглядел совершенно измученным. Он не побрился, его губы потрескались, а глаза ввалились. Вчера вечером Абигайль отвесила ему пощечину, которая обожгла ее ладонь. До вчерашнего дня она ни разу в жизни не поднимала руку на другого человека. За последние двадцать четыре часа она убила юношу и дала пощечину мужу.
Пол заявил, что, если бы они не забрали у Эммы машину, ей бы сейчас ничего не угрожало. Возможно, на самом деле мужчины не так уж просты?
— Пока никаких новостей, — сообщил он.
Она поняла это, едва взглянув на него.
— Твоя мама прилетает около трех часов. Ты меня слышишь?
Абигайль сглотнула, ощутив, как пересохло в горле. Она так много плакала, что слез не осталось вовсе. Слова сорвались с ее губ прежде, чем она успела понять, что собирается произнести:
— Где мой отец?
Пола, похоже, огорчило, что она спрашивает о другом человеке.
— Он вышел, чтобы купить кофе.
Она ему не поверила. Ее отец никогда не ходил за кофе. Для этого существовали люди, призванные исполнять его желания.
— Малышка… — окликнул ее Пол и замолчал.
Абигайль чувствовала его боль, но в ней все онемело. Все же он вошел в комнату и сел рядом с ней на кровать.
— Мы справимся с этим, — сказал он.
— А если не справимся? — спросила она, изумившись мертвенному звучанию собственного голоса. — Пол, что, если у нас это не получится?
На его глаза навернулись слезы. Его всегда было легко заставить плакать. Эмма запросто обработала его в случае с машиной. Когда они сказали, что забирают у нее машину, она визжала и кричала. Она устроила настоящую истерику. «Я тебя ненавижу! — кричала она, обращаясь сначала к Абигайль, а потом к Полу. — Я ненавижу вас до глубины души!» Пол стоял с открытым ртом еще долго после того, как его ангелочек бросился вон из комнаты.
И теперь Абигайль задала ему вопрос, не уходивший у нее из головы всю ночь.
— Пол, скажи мне… Ты что-то сделал? Ты кого-то заставил… — Абигайль пыталась собраться с мыслями, но в них царил полнейший сумбур. — Ты кого-то кинул? Может, ее из-за этого похитили?
У Пола был такой вид, будто она плюнула ему в лицо.
— Конечно нет, — хриплым шепотом пробормотал он. — Неужели ты думаешь, что я стал бы от тебя это скрывать? Неужели ты думаешь, что я сидел бы, ничего не делая, если бы знал, кто похитил нашего ребенка?
Абигайль почувствовала себя омерзительно. Но к омерзению примешивалось скрытое торжество. Ее радовало, что удалось так легко причинить ему боль.
— Та женщина, с которой я был… Эбби, я не должен был так поступать. Я не знаю, зачем это сделал. Малышка, она ничего для меня не значила. Я просто… нуждался…
Он не сказал, в чем именно нуждался. Они оба знали ответ: он нуждался во всем.
— Скажи мне правду, — попросила она. — Где папа?
— Он кое с кем общается.
— Половина департамента полиции уже находится в нашем доме, а остальные готовы примчаться по первому зову. С кем он может общаться?
— Частное сыскное агентство. Они уже выполняли его задания в прошлом.
— Он знает, кто это сделал? Может, кто-то пытается с ним за что-то поквитаться?
Пол покачал головой.
— Малышка, этого я не знаю. Я не являюсь доверенным лицом твоего отца. Я думаю, что он прав, не полагаясь на Бюро расследований Джорджии.
— Тот полицейский внушает мне доверие. Мне показалось, что он знает свое дело.
— Ага, кому бы я точно не доверился, так это этому долбаному мудаку.
Его слова прозвучали так резко, что она не нашлась что ответить.
— Я был не прав насчет машины, — прошептал он. — Мне не следовало этого говорить. Все это не имеет к машине никакого отношения. Просто она… Она ничего не хотела слышать. Ты была права. Я должен был обращаться с ней строже. Я должен был быть ей отцом, а не другом.
Как давно она ждала, пока он это поймет? Но теперь это было уже не важно.
— Это не имеет значения.
