Может быть. ей и удалось бы отмазаться. Запись была не чистой, и к тому же единственной уликой. Но вдова практически созналась, скрывшись до того, как за ней пришли. Или сдали нервы, или предполагала, что розыск с помощью премии может ввести сообщников в соблазн.
Ее так и не нашли. Решили, что пересекла границу. Все счета мужа были п зарубежных банках и. разумеется, принадлежали подставным липам.
С того времени заказных убийств банкиров в городе стало меньше. Потенциальные заказчики заосторожничали.
Переждав год, за Борьку взялись.
Я точно знал об этом. Но предупредить Борьку не смог. Он нахально не желал выслушать предупреждения. Приходилось надеяться на то, что друг знает, что делает.
Весь этот день я провел в квартире. Не потому, что опасался покидать убежище. Вероятность встречи с бандитами была мизерной. С ментами — более реальной, но и ее можно было почти исключить.
Я ждал. Рассчитывал, что подъедет Борька. Важнее дела, чем предупредить его. сейчас не было.
Попытался еще раз вызвонить. Заявил, что подъеду сам, но услышал краткое:
— Не вздумай.
И угомонился.
Оставалось только злиться и ждать. И тасовать мысли и воспоминания обо всем, что произошло за эти дни. Но как ни мешал их. крайними в колоде всегда сохранялись две заигранные карты. Обе — разномастные дамы. Одна — изгнанная мной, борец за собственное счастье Карина. другая — Ольга.
Думал и о том. как много времени понадобится орлам Гапеева, чтобы выйти на убийц. То и дело обзывал себя полным идиотом. Изумлялся тому, что сразу не связал мертволицего дружка артистки с делом Чуркиса. а через него с Борькой. Насколько облегчил бы Гапееву работенку, если бы порекомендовал ему Борькин офис в качестве засады. Теперь иди знай. когда эсбэушники доберутся до бандюг. Как бы не опоздали.
Спохватился. Можно же позвонить в клуб, доиграть с Гапеевым по телефону.
Через справочное узнал номер клуба. Набрав его, попросил позвать преферансиста Гапеева. И впервые поймал его на пропуске занятий в школе.
Отсутствие вечного ученика в классе меня вдохновило. Значит, вчерашний материал он усвоил верно.
Часов в восемь вечера, измаявшись ожиданием и бездельем, позвонил домой шефу. Решил узнать, есть ли новости. Узнал.
— Где вы? — неожиданно взволнованно накинулся на меня шеф.
— Работаю над сюжетом, — ответил я осторожно. — Увидите — ахнете.
Шеф явно уже наахался по моему поводу. Спросил:
— Знаете, что вас ищет вся милиция города?
Сразу стало очень неуютно. Я понял, что он не шутит.
— Что случилось? — спросил я.
— Вы меня спрашиваете? — Он сделал ударение на «меня».
— Что я опять натворил? — попытался сыронизировать я.
— Не знаете?
— Не знаю.
Шеф не сделал паузы. Выдал уныло и серьезно:
— Вы убили человека.
Я тяжело сглотнул. Испуганно спросил:
— Кого?
— Человека, — удивился шеф. — Этого мало?
— Много. Кого именно?
Шеф не тянул резину. Снова ответил без паузы:
— Лечащего врача вашей жены.
Что тут началось!!! Внешне все выглядело спокойно. Разве что я тут же вспотел. Не перебивая, дослушал шефа. Выяснил известные ему подробности.
Но смятение, которое ощутил, мешало хоть как-то осмыслить новость. Не говоря уже о том, чтобы выделить варианты. Они, как куры в курятнике, в который проник хорек, заметались в панике.
Положив трубку, я подошел к окну. Тупо смотрел в него, пытаясь подумать хоть о чем-то определенном.
И вдруг одна мысль выкатилась сама по себе, как шарик при определении номеров спортлото.
Я понял, что стоять у окна могу сколько угодно. Мне ничто не грозит. Эта неудержимая одержимая уже добыла материал для шантажа.
И тут же по очереди стали выкатываться другие шары.
У нее была связь с Гошей. Конечно же, не только любовная. У них было общее дело. И только кретин бы не догадался, что к делу этому имеет отношение моя Ольга. Но какое именно? Они слишком разные, чтобы сговориться раскрутить меня. Да и сколько я мог им принести? Пятьдесят-шестьдесят тысяч на троих. По двадцать тысяч на душу. Для Ольги и Гоши — это, может, и деньги. Для артистки, с ее маниакальными потребностями, мелочь. К тому же, когда у нее возникло подозрение, что я уже достал деньги, не похоже было, чтобы она обрадовалась.
В клубке допущений разобраться не мог. Зато понял другое: по этому убийству я — подозреваемый номер один. Судя по тому, что сообщил шеф. завкафедрой, как порядочный человек, не стал покрывать меня.
Для ментов все сходилось на мне как нельзя лучше. Врач установил моей женщине ложный диагноз. Ссылаясь на него. вымогал деньги. Я узнал об этом, но скрыл, что знаю. Зачем? Если учесть, что на мне подозрения и по другим подобным делам, как минимум — одному, чего стоило ожидать от ментов. Конечно, меня ищут всем скопом.
Единственным, на кого я мог сейчас надеяться, был Гапеев. Со своими спецами. Не ошибся ли я? Что, если вся моя болтовня в клубе была для него всего лишь болтовней? Что, если он и не полковник вовсе? Ведь к слухам, что это так, все наши относились несерьезно. Если бы он был кагэбэшником, разве торчал бы целыми днями среди двинутых на картах людей? Разве платил бы аэропортовским проигранные сто двадцать тысяч долларов? Разве дал бы мне уйти после того, что я ему нес? Какой, к черту, полковник?… Столько лет — дурак дураком…
Я взял себя в руки. Знал, что накрутить себя можно до чего угодно.
Что бы там ни было, вариантов дальнейшего поведения у меня было немного, один. И при этом весьма жалкий. Ждать. Ждать, когда придет или позвонит Борька, и ждать, когда выловят мертволицего.
На следующее утро, проснувшись, размышлял, не позвонить ли в больницу. Подмывало узнать, как там моя душечка. Не хватила ли ее кондрашка. Если деньги передала Гоше, вернуть их вряд ли сможет. Концовка вышла в аккурат для киношного детектива: все шло как по маслу, но злоумышленники остались ни с чем.
После того, что случилось, залеживаться ей смысла нет. Менты, конечно, прохода не дают. И обо мне, и о Гоше допытываются. Она, разумеется, недоумевает. Ни от врача такого не ожидала, ни от меня. На самом же деле не ожидала только того, что останется с носом. Что ни денег у нее не будет, ни меня. Впрочем, последнее ее вряд ли беспокоит.
Звонить опасался. Телефон отделения могли поставить на прослушивание. С постоянным определением, откуда звонят.
Да и что мог дать этот звонок? Кроме щекотки нервов.
Борька позвонил по телефону поздним утром. Первым делом сообщил:
— Тебе лучше съехать.
— Откуда звонишь?
— Из автомата.
— Тебя пасут.
— Знаю.
— Знаешь кто?
— Менты.
— Нет, — сказал я. — Это не менты.
— Тебе лучше переехать на другую хату.
Я занервничал. Борька не желал меня слушать.
— С чего ты взял. что — менты?
— Инок выследил, как они отъезжали отдачи мента, которому я должен внести бабки.
Это уже было черт-те что.
В трубке раздался короткий сигнал, извещающий о том, что на мой номер пытаются дозвониться по межгороду. Или мобильнику.
— Трубку не бери. — предостерег Борька.
— Тебя пасет киллер. — сказал я.
Борька несколько секунд помолчал и вдруг выдал:
— Насчет нее ты оказался прав.
— С чего ты взял?
— Инок видел ее с ними. Советую тебе съехать. Пока не навела.
Положив трубку, я хмуро рассматривал телефон. Потом ушел на кухню. Занялся приготовлением кофе. Думал о том, что смутить Борьку всегда было непросто. Потому и удивился когда-то, что выискалась сумасшедшая сделать это.
Пронзительный звонок телефона сорвал меня с места. Я больно задел плечом косяк кухонной двери, нарвавшись на стул. опрокинул его. Рванул трубку:
— Алло!..
— Это я, — сказал голос Борькиной зазнобы. Он звучал точь-в-точь как тогда ночью. Негромко и равнодушно.
— Да, — сказал я. — Это ты звонила?
— Да.
— Говори.
— Я на Большой Арнаутской. Возле сквера.
— Ну и что?
Она слышно сглотнула. Сообщила:
— Я думаю, что меня сейчас убьют…
Я несся по лестнице вниз так же, как проделывал это еще интернатским пацаном. Левую руку упирал в стену, правую — в перила и одним прыжком перелетал пролет.
На улице, выскочив на проезжую часть, ловил попутку, как заполошенный. Маневрируя между проезжающими машинами. Наконец импозантный дедок на «Тойоте» притормозил, чтобы обматерить меня. К нему я и сел.
Нормальный дед, сразу понял, что мне очень важно успеть. Не пришлось врать про приступ у ребенка, про не выключенный утюг. Я только и сказал:
— Опоздать нельзя… — И дал координаты. Матерщинник дал по газам так, словно знал, куда спешим.
