человек явно был не из их компании и стоял не вместе с ними в лифте, когда дверцы раскрылись, выпуская их сюда. Поэтому он сразу же удалился.
Итак, что мы имеем. Траурный визит вежливости, очевидно, затянулся, чего Джонатан не предполагал. Его пригласили к столу, а может быть, мама ребенка не отпускала его. Потому что, наверное, когда уходит врач ее ребенка, сам ребенок тоже как бы навсегда покидает ее. Или же начался каддиш или миньян, и Джонатану пришлось остаться. Грейс сомневалась, что он помнит наизусть поминальные молитвы (несмотря на пережитое количество похорон), но он мог просто поприсутствовать, кивая в такт остальным.
Ее удивило, что он снова пошел с траурным визитом к родителям умершего ребенка, что вообще смог это выдержать. И снова убитые горем люди, и снова молитвы. «Груз, который ему пришлось нести, – больные дети и их родители – все это принадлежало другому миру, для которого данный зал оставался непроницаемым», – размышляла Грейс. Она смотрела на присутствующих, на их чуть раскрасневшиеся лица, радостно кивающие в ответ на жизнеутверждающую речь директора головы… Скорее всего, их здоровые и воспитанные дети были по достоинству оценены в очередной статье по анализу положения дел в частных школах Нью-Йорка. Или же они планировали достичь еще большего успеха в Лиге Плюща, чем школы Тринити или Ривердейл. Гости дружно улыбались и смеялись, словно кто-то дирижировал ими с кафедры. А почему бы и нет? В их мире наверху, над городом, все было чудесно. Эти люди делали деньги из других денег, а женщины набивали ими свои гнездышки. Даже она, как и все остальные, попыталась поучаствовать «пожертвованием» ради – о, какое совпадение! – той самой школы, где учились их дети. Неужели все это находится на одной планете с тем, чем сейчас занимался ее муж?
Она попыталась представить его себе в крохотной квартирке в Краун-Хайтс, плечом к плечу со скорбящими людьми. К пальто приколот лоскуток ткани. Рукопожатия, склоненные в молитве головы. И еще чувство – в этом она была абсолютно уверена – чувство собственного полного провала.
Теперь уже было неизвестно, когда он приедет. И приедет ли вообще, вынуждена была признаться сама себе Грейс. И на очень короткое время она позволила волне возмущения захватить ее. Но это ощущение сразу же прошло, сменившись чувством вины.
Иногда она по-настоящему ненавидела себя.
В этот момент, без всякого предупреждения аукционист «Сотбис» нарушил сценарий.
– Посмотрите сюда, – начал он.
Он держал в руке стакан, наполовину заполненный водой. Самый обыкновенный стеклянный стакан. Грейс, сразу понявшая, к чему это приведет, не осмеливалась посмотреть на Салли.
– Мое личное пожертвование школе Рирден – это и есть причина, по которой мы все сегодня здесь собрались. Таким образом, я предлагаю купить стакан водопроводной воды из крана на кухне. Это обычная водопроводная вода Нью-Йорка. Любой из вас мог бы пройти отсюда на кухню и налить себе точно такой же.
«Да нет, не могли бы», – подумала Грейс.
– Позвольте мне кое о чем спросить вас. Какова же цена этого стакана воды? Насколько он для вас ценен? – Аукционист оглядел присутствующих. Очевидно, он исполнял тот же трюк или нечто подобное много раз, но все равно наслаждался моментом, и это было видно.
– А этот стакан наполовину полный или наполовину пустой? – выкрикнул кто-то из толпы.
Аукционист улыбнулся.
– Какие будут ставки? – И он поднял стакан над головой.
– Тысяча, – заявил какой-то джентльмен в самом центре зала. Им оказался Натан Фридберг.
– Ага! – обрадовался аукционист. – Вот теперь этот стакан воды стоит тысячу долларов. Значит ли это, сэр, что вы готовы пожертвовать одну тысячу долларов родительской ассоциации Рирдена, а в обмен на это станете обладателем стакана воды?
Натан Фридберг рассмеялся. Грейс увидела, как его жена, стоявшая рядом с супругом, в одной руке, украшенной камнями, держит бокал, а другой сжимает локоть мужа.
– Нет, – отозвался Натан, усмехаясь. – Но я желаю пожертвовать две тысячи долларов!
Казалось, в этот момент с толпы схлынуло напряжение. Все гости как будто разом выдохнули и пришли в движение.
– Теперь этот стакан воды стоит две тысячи долларов. – Аукционист одобрительно кивнул. – А сейчас наступает тот самый момент, когда мы должны напомнить себе, зачем мы всё же оказались здесь. Может быть, нам нужна контрамарка на бродвейское шоу? Вероятно, нет. В состоянии ли мы сами забронировать апартаменты в Париже? Конечно же, да. Но не в этом суть нашей встречи. Мы собрались здесь, чтобы отдать деньги школе, а забота о наших детях дорогого стоит. И все лоты, которые мы выставим на аукцион, действительно достойны наших денег. Хотя, должен сказать, – тут он усмехнулся, – я присутствовал на многих аукционах, и вы, друзья мои, тоже понимаете, чего стоит провести большой аукцион.
– Три тысячи, – вмешался Саймон Голден, поднимая руку.
– Благодарю вас, – отозвался аукционист, поднимая стакан еще выше и демонстрируя, таким образом, еще раз уже столь ценную воду. – Я же говорил вам, что намерен собрать максимум на этом лоте, не так ли?
Гости снова засмеялись. В битву вступил еще один родитель, потом еще. Цена лота росла, увеличиваясь на тысячу долларов с каждой новой ставкой. Аукционист снова продемонстрировал стакан, когда его стоимость достигла одиннадцати тысяч долларов. Складывалось впечатление, что он сам уже понял: дальше повышать цену не имело смысла.
– Еще ставки будут? Нет? Я вас предупредил.
Ставок больше не было.
– Продано! Стакан водопроводной нью-йоркской воды уходит джентльмену в симпатичном синем галстуке за одиннадцать тысяч долларов. Ваша вода, сэр.
Зал взорвался аплодисментами. Натан Фридберг пробрался в переднюю часть зала, принял стакан из протянутой руки аукциониста и осушил до дна свой приз.
– Очень вкусно, – доложил он. – Вода того стоила. До последнего цента.
Тестостерон был сброшен, и начался собственно аукцион. Путешествия и драгоценности, угощения от шеф-повара в гостинице «Блу хилл», билеты на вручение премии Тони, неделя на курорте Каньон-Ранч… Появлялись всё новые лоты, их описания представляли на специальной гелиевой подушечке, а каждый звонкий удар молотка по кафедре сопровождался возбужденным дружным выдохом присутствующих.
Салли была вне себя, Грейс это сразу поняла. Только половина лотов была объявлена, а результаты уже давно превзошли все их ожидания. Происходящее казалось абсурдом, однако подобные вечера не были чем-то исключительным, и даже Грейс это знала. В школе Далтона кто-то выставил на аукцион визит в Овальный кабинет для ребенка, чей родитель купит этот лот. Кто-то из родителей в школе Спенса купил право сидеть рядом с Анной Винтур на шоу во время Недели моды (правда, беседа с самой королевой моды, по-видимому, в стоимость
