Николай Леонов - Трактир на Пятницкой

- Давай, давай, - начальник вышел из-за стола. - Ребят обними и скажи, что представлены к именному оружию.

Климов махнул рукой Зайцеву и, подталкиваемый друзьями, выбрался из душного кабинета. Потом долго тер упорно закрывающиеся глаза. На улице ему стало легче, а когда он вспомнил, что Панин и Лавров без согласования с ним провели остроумную, но опасную комбинацию с "кражей" блокнота и "разоблачением полового", а он с ними еще не рассчитался, сон как рукой сняло. Бормоча "оборву уши", Климов зашагал в отдел.

Когда он, громко хлопнув дверью, вошел в кабинет, ребята прекратили разговор и встали.

- Так, голубчики, - сказал Климов, пытаясь придать лицу грозное выражение, сел за стол и потер руки. - Сейчас я с вами поговорю.

Лавров стоял, опустив голову и потупив глаза, а Панин, наоборот, выставил подбородок. Взгляд его был чист и невинен.

- Садитесь, - сказал Климов и неловко заворочался на своем прокурорском месте. - Разве можно так?

- Колька, оправдывайся! - зашептал Лавров.

- Верно, я виноват, - горячо заговорил Панин. - Но вы выслушайте, Василий Васильевич, - он встал и начал ходить по кабинету. Видно, деятельная его натура не могла находиться в состоянии покоя. - Подобрались мы к Серому вплотную, и заколодило. Он нас чувствует и на дело не идет. Тут еще Цыган Мишку узнал, и совсем неважно стало. Надо было или уходить, или атаковать. Здесь Михаил и придумал, что если он меня "выдаст", то и себя реабилитирует, и Серого успокоит, мол, сбежал мент, и Цыгана прижмет.

- А что ты здесь плел про Павла? - уже не скрывая улыбки, спросил Климов.

- Так ничего я не плел. Когда Мишка кончил разговаривать с Павлом, встал и поправил прическу, что означало "сматывайся", я кивнул и пошел к выходу. Тут Павел подзывает, меня аж в пот бросило: неужто, думаю, задержать хочет? А он мне мелочь за пиво сует и шепчет: "Тебя Серж расколол, беги". Все так и было. Только, по замыслу Мишки, я должен был явиться к вам и все рассказать, а я испугался. Думаю, наверняка вы догадаетесь, что дела у Михаила плохи, раз мы такой ход сделали. Наказывайте, - Панин развел руками.

- А у меня все было просто, - сказал Лавров и смущенно улыбнулся. Николай принял огонь на себя и скрылся, дальше все было, так сказать, делом несложной техники. Я полностью реабилитировал себя и скомпрометировал Рюмина, то есть Цыгана. Но Серый оказался не так прост и мне до конца не доверял, играя на нашей с Рюминым обоюдной ненависти, он связал мне руки. Когда явился Павел, стало ясно, что вы за ним проследили и адрес вам известен. Моей единственной задачей стало удержать Рюмина до возвращения налетчиков и ждать вас.

- Не удалось Рюмину осуществить свою мечту: стать главарем и повернуть банду с уголовщины на политику, - сказал Панин, встал и пожал Михаилу руку.

Решив прижать ребят к стене и поубавить им спеси, Климов тяжело вздохнул и сказал:

- Все это, конечно, хорошо, начальство даже вас награждать собирается, но мне-то что с того? - открыл лежащую на столе папку и взял первый подвернувшийся листок. - Вот заявление о том, что пятого августа в пьяной ссоре убит гражданин Кирюшин, известный вам под кличкой Свисток. Заявление зарегистрировано, и уже звонили из управления и спрашивали, что предпринято для розыска преступника. Что прикажете делать?

- Я выстрелил в порядке самозащиты, - быстро сказал Лавров.

- Точно, - вмешался Панин. - Могу официально свидетельствовать, что гражданин Лавров говорит в данном случае только правду.

- Разберемся, - угрожающе пробормотал Климов и спрятал "заявление" в стол.

- Правильно, товарищ начальник, разберитесь. Раньше решите этот вопрос принципиально, тем более и заявление у вас есть.

Климов посмотрел на говорившего Панина, не выдержал и вышел из-за стола.

- Да я тебе, постреленок... - начал он, засучивая рукава, перевел взгляд на Лаврова и замолчал.

Лавров сидел, запрокинув голову, и держал у носа какую-то склянку. Глаза у него были закрыты, ноздри раздувались, а на лице было написано блаженство. Климов вспомнил страшные крики наркоманов, когда они мечутся по камере, лишенные своего зелья, на секунду опешил, потом подскочил к Лаврову и залепил ему пощечину. Лавров качнулся, склянка вылетела у него из рук, ударилась об стену и разбилась.

- Опять меня за Кольку бьют, - сказал Лавров, потирая пылающую щеку. И погибли мои вещественные доказательства, - он вынул из кармана точно такую же склянку и протянул ее Климову.

Климов взял ее, посмотрел на хохочущего Панина и взорвался.

- Объясните мне наконец, что вы вытворяете? Что это такое? - он сунул склянку Лаврову под нос.

- Кокаин, естественно, - сказал Лавров, отстраняясь и протирая платком слезящиеся глаза. - Ну и ручка у вас, Василий Васильевич.

- Кокаин? Так я тебе сейчас совсем башку оторву!

- Это моя выдумка, Василий Васильевич, - быстро проговорил Панин и схватил Климова за рукав.

- Выдумка его, а физиономия моя, - сказал Лавров и, прикрывая лицо платком, вышел из кабинета.

- Все объясню, - Панин театрально взмахнул руками перед лицом недоумевающего Климова. - Трубочки были две: в одной - кокаин, в другой ваниль. Понимаете? Мишка нюхал ваниль, а когда у него просили нюхнуть, давал настоящий кокаин.

- Вот черти! - смущенно пробормотал Климов и потер щеку. - Сходи, узнай, как он там, - Климов забегал по кабинету. - У меня где-то свинцовая примочка есть...

- Отойдет. Мишке только на пользу, а то он в самые герои забрался. А изображал он здорово, - Панин сел на стул, вытянул ноги, запрокинул голову и стал похож на изображающего покойника клоуна. - Не выходит, ноги у меня коротковаты, - он вскочил. - Понимаете, как я точно рассчитал, Василий Васильевич. Если все поверят, что Мишка наркоман, то автоматически отпадают все подозрения. До ужаса тонко, - Панин сокрушенно вздохнул.

- Уже можно? - Лавров, открывая дверь, остановился на пороге.

- Входи, я все урегулировал, - покровительственно ответил Панин.

- Только, пожалуйста, не извиняйтесь, Василий Васильевич, - быстро сказал Лавров. - Оплеуха была необходима, только выдана, как всегда, не по адресу. Но мне не привыкать, а в Киеве я трое суток под арестом вместо Николая сидел.

- Вот мелочный человек, - Панин тяжело вздохнул и сел рядом с другом.

Климов молчал, поглядывая на ребят, и прикидывал, как бы их оставить в Москве. Раздался телефонный звонок, и Климов машинально переспросил:

- Какой Киев?

- Самый обыкновенный, - зарокотал в трубке знакомый бас. - Ты свои штучки брось, я тебя за тыщу верст насквозь вижу. Дай хлопцам трубку.

Вырывая друг у друга трубку и повернувшись к Климову спиной, Лавров и Панин разговаривали с "батей". Чтобы не стеснять ребят, Климов встал у окна, а когда в кабинет вошел Зайцев, он улыбнулся и приложил палец к губам.

- Шленов хочет поговорить с вами, - шепотом сказал Зайцев. Они вышли из кабинета.

- Ты уж прости меня, Владимир Николаевич, но я с этим... - Климов замялся, подыскивая подходящее слово, - разговаривать не буду.

- Это почему же?

Климов услышал в голосе заместителя презрительные скрипучие нотки и остановился.

- Давай не ссориться. Хотя бы пару дней, что ли. Не могу я, понимаешь! Не могу видеть этого гада! - Климов расстегнул ворот рубашки и провел рукой по шее. - Сделай одолжение, допроси сам.

- Допрос я провел, - сказал Зайцев и, открыв дверь своего кабинета, жестом пригласил Климова войти. - Шленов дал исчерпывающие показания.

- Да куда же ему деваться, - проходя в кабинет, ответил Климов. - Гад он, во всем гад. Теперь небось валит на других, свою шкуру спасает.

- Какой ты правильный, Василий! Как судишь легко! Главное, всегда ты уверен в своей правоте, - Зайцев бросил папку, которую держал в руке, и ударил кулаком по столу.

Климов смотрел на заместителя, открыв рот. Это был первый случай, чтобы Зайцев повысил голос и говорил кому-нибудь "ты".

- А вот не валит на других Шленов, берет всю вину на себя. И знает, что расстрелять могут, а все берет на себя.

- Так что же нам теперь, его пожалеть и отпустить? - спросил Климов.

- Осудить! Оправдать! Посадить! Отпустить! - закричал Зайцев. Понять! Понять надо! Почему Шленов предатель? Почему? Не подумал? И думать не хочешь, для тебя он отрезанный ломоть. В тюрьму его или к стенке, Зайцев быстро ходил по кабинету и говорил, будто рубил сплеча. - А я не могу так. Ты с первого дня революции шагаешь в ногу, и тебе все ясно. Ты узнал, что Зайцев окончил академию и служил в белой армии, - и Зайцев на мушке. Осталось только спустить курок. А вот осечка, - он остановился перед Климовым. - Осечка, дорогой товарищ. Меня судить за академию все равно, что судить за цвет лица. Я еще не родился, а меня уже ждали в этой чертовой академии. Я с молоком матери всасывал чуждые для тебя идеи, а сейчас мы рядом. А почему? Думаешь, я сразу разобрался, извинился за происхождение и зашагал в ногу? Черта с два! Меня большевики спасли. Настоящие большевики, тебе до них еще сто лет расти и разума набираться.