Ознакомительная версия.
Павел несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, сдерживая рвущиеся наружу гнев и презрение. И только потом ответил:
«А я-то, дурак, расслабился! Решил, что ты действительно хочешь мне помочь… А ты просто поиздеваться решила, да? Перед тем как перейти к собственно шантажу! Змея!»
«Паша, не надо так!»
«Я тебе не Паша! Какая же ты дрянь! Полчаса мне голову морочила байками о любви, о том, что готова помочь и отпустить, всего-то пару махоньких условий надо выполнить! Ребеночка заделать, которого в принципе может и не быть вообще! Потому что сама природа против! А если и получится, то тут не один год стараться надо! А Монику тем временем пусть Макс мучает! И отца моего пусть в лабораторную крысу превратят!»
«Паша, успокойся! Не злись! Ты все не так понял! Я имела в виду… мне… я… Мне нужна всего лишь ночь с тобой! Одна ночь! И все!»
«Так бы и говорила — путь на свободу лежит через постель! При чем тут ребенок?!!»
«Потому что я абсолютно уверена — одной ночи будет достаточно для зачатия».
«Бред!»
«Не бред. В нашем роду давно существует легенда, что одна из нас станет матерью ребенка, который выведет нашу расу из подполья. И я знаю, чувствую — это будет мой ребенок. Наш с тобой. Это мое второе и главное условие».
Было тихо. Не только в реальном пространстве — стены подземелья надежно изолировали все звуки, — но и в ментальном. Павел почти наяву видел, как где-то там, в городе, довольно далеко от него, замерла в ожидании ответа очень некрасивая девушка.
Она даже дыхание затаила, лишь раздвоенный язык нервно облизывает тонкие, почти отсутствующие губы.
И именно эта, придуманная им картинка вызывала в душе Павла дикое отторжение самой идеи — стать отцом общего с Ксенией ребенка. Разумом он понимал — по всем законам природы у них с рептилоидом в принципе не может быть общего потомства, даже эффект телегонии, на который так уповают сами рептилоиды, никем пока не был доказан.
Ну да, имеется предположение, что ихтиоз Арлекино, его собственное генетическое заболевание, действительно вызван попытками «драконов» и «Змеев Горынычей» скрещиваться с человеческими девственницами. Но прямого потомства не было и быть не может. Тем более с одного, так сказать, раза!
А все эти разговоры про семейную легенду — на то она и легенда.
Но где-то глубоко внутри, в подсознании, на самом донышке, где окопалась вера в иррациональное, пульсировало: «А вдруг?» Вдруг действительно получится? И родится его ребенок, похожий на мать. Но не это самое страшное.
Самое страшное, если ребенок действительно унаследует удвоенные способности, от отца и от матери. А воспитает этого ребенка дедуля Ламин, ненавидящий людей…
И тогда он, Павел, станет причиной проблем катастрофического масштаба.
«Противно, да?»
Ксения старательно пыталась скрыть обиду, но это ей не удалось.
«Ты о чем?»
«Не прикидывайся, я ведь слышу, как ты маешься. Тебя тошнит от самой мысли лечь со мной в постель!»
«Глупости!»
Как ни странно, именно эта часть выполнения условия — собственно постель — меньше всего беспокоила Павла. Он вообще не задумывался об этом, полностью сосредоточившись на последствиях. Поэтому и ответил Ксении абсолютно искренне. И она уловила это.
И так явно обрадовалась, что Павлу стало не по себе — словно он уже согласился!
«Спасибо! Спасибо тебе, Пашенька! Ты не представляешь…»
«Погоди-погоди, ты о чем сейчас? Я ведь еще…»
«Я не слышу отвращения в твоих эмоциях! Совсем!»
«Ну и что с того? Это вовсе не значит…»
«Для меня это многое значит. Паша, давай забудем о ребенке, я реально сглупила, заговорив об этом. Вторым условием твоей свободы будет ночь со мной. И все».
«Ксения, ты меня прости, но это как-то неправильно! Словно я — проститутка! И ты мне платишь за услуги! Это неправильно в первую очередь по отношению к тебе! В общем, поступай как хочешь, Ксения. Можешь прямо сейчас донести отцу обо мне, но на твое условие я не пойду. Попробую прорваться силой. Все, разговор окончен».
Странно, но Ксения почему-то молчала. Не возмущалась, не уговаривала, не угрожала — молчала.
«Ксения, ты здесь?»
Тишина.
Непонятная и от этого очень напрягающая реакция. А вдруг она уже общается с отцом, выкладывая ему все, что знает?
И что теперь делать? Атаковать прямо сейчас, пытаясь спасти хотя бы отца? А что тогда будет с Моникой?
Павел поднялся с кровати и лихорадочно осмотрелся, прикидывая, с чего начать. То ли с ходу направиться в лабораторный блок, и там ударить, то ли…
«Павел, я услышала Монику! Она в опасности! Она зовет тебя!»
«Где она?!»
Так вот почему ты молчала! Странная девушка Ксения…
«Где-то недалеко от нашего дома! Я… я попытаюсь вас связать!»
Несколько мгновений, показавшихся Павлу вечностью, и вдруг…
Далекое, слабое: «Спаси меня, Пашенька! Не дай предать тебя!»
И темный кокон чужой злобной воли вокруг этой ниточки света. Павел мгновенно опознал хозяина этого кокона — Шипунова.
Эта тварь сейчас атаковала его Монику, его родную девочку, пытаясь подчинить ее, превратить в послушную марионетку!
Павел отчаянно выкрикнул в пустоту:
«Я с тобой, слышишь?! Я всегда с тобой!»
Но он далеко, слишком далеко… Что же делать?!
«Ксения, поможешь?»
«Да».
И ниточка, тянувшаяся издалека, стала прочнее, постепенно превращаясь в прочный канат.
Павел сосредоточился и, максимально сконцентрировав свои силы, бросил их по канату к паучьему кокону, внутри которого задыхалась Моника.
И с неожиданной даже для себя легкостью пробил кокон, разметав его в клочья. Но — что удивительно — сам Шипунов этого явно не заметил. Он продолжил допрос Моники, оставаясь абсолютно уверенным, что она по-прежнему находится в его власти.
Павел не мог видеть, что происходит где-то там, далеко. Он мог только улавливать эмоции Моники и Шипунова. И чувствовал, что Моника стала гораздо спокойнее, увереннее, потому что знает — он рядом.
Больше всего Павлу хотелось прямо сейчас, сию минуту, превратить Макса в овощ, взорвать его грязный мозг, освободить любимую. И он сделал бы это, но — не мог.
Слишком далеко они были, слишком далеко…
Но зато Павел теперь точно знал — где. Где Шипунов держит пленницу. Это место действительно находилось недалеко от коттеджного поселка, в котором жила семья Ламина. То есть за пределами Москвы. Но зато относительно недалеко от его родного дома, от поместья Кульчицких! Надо как-то связаться с Дворкиным, сообщить ему, где искать Монику. И отвлечь Шипунова. И…
Один он не справится.
Если бы мог связаться с друзьями, разве стал бы посылать с запиской кота?! И надеяться, что Атос еще раз преодолеет скоростные шоссе города и бродячих псов окраин…
И сейчас он сумел помочь любимой только благодаря помощи Ксении. Она действительно очень сильна.
Но почему? Почему она решила помочь? Ведь он отказался выполнять второе условие!
«Потому что дура, наверное».
«Это не объяснение. Но — спасибо тебе…»
«Пожалуйста. Что намерен дальше делать? Макс, он…»
«Я знаю! Не надо об этом, прошу!»
«Пожалуй, я смогу отвлечь Шипунова от жертвы, минимум до вечера. Внушу отцу, что ему позарез нужен сегодня его помощник. Тебе хватит времени до вечера?»
«На что?»
«На то, чтобы выбраться из нашего поселения и увезти Монику».
«На это — хватило бы».
«Что значит — бы?»
«Ксения, спасибо тебе за все, но… Я не смогу бросить тут отца».
«Ох, я совсем про него забыла! Тогда… я даже не знаю, что делать. Я и так на грани, вымоталась за сегодня до предела. Еле-еле хватит сил на внушение отцу».
«Я вообще не понимаю, почему ты все это делаешь…»
«Я сама не понимаю. И давай не будет анализировать, ладно? Я просто не люблю подлости и насилия, вот и все».
«Тогда… Тогда есть один способ выручить Монику. И он не связан с применением ментальных способностей».
«Какой?»
«Просто позвони Дворкину, главному секьюрити моего отца. И сообщи, где находится Моника. Остальное он сделает сам».
На Дворкина было страшно смотреть. Он словно обуглился в пламени душевной боли и стыда. Стыда за то, что опять прокололся, не справился, не уберег…
И то, что в трагедии была виновата в первую очередь Элеонора, утешить главного секьюрити не могло. Довольно сложно винить находящуюся при смерти женщину: Элеонора лежала в реанимации после сложнейшей операции, проведенной одним из лучших нейрохирургов, оперативно доставленным в клинику Ловецкого Мартином.
Это вообще было чудом, что Элеонора еще жива — по голове ее ударили жестоко, ее не собирались оглушать, ее убивали. И добились бы цели, случись это в другом месте — пока приехала бы «Скорая», пока везли раненую в больницу — мать Моники не выжила бы.
Ознакомительная версия.
