Но прежде чем новые факты открылись Турецкому, ему пришлось поклясться всеми святынями, о коих имел представление, что не использует сведения, почерпнутые из рассказов Людмилы и Андрея, во вред их Катеньке. О ней тут говорили как о младшей и самой любимой в семье, у которой, к сожалению, все как-то жизнь не устраивалась. То одно не так, то другое, а годы-то бегут. Вот и добежали…
Итак, банальная, по сути, история, если смотреть с точки зрения обыденности вообще всей нашей жизни. А если копнуть?
Жили сестры, пока были живы родители, ощущали себя будто у Христа за пазухой. Старшая после окончания школы пошла учиться на врача, закончила в городе медицинский институт и вернулась в свое родное село, в ту больницу, в которой когда-то сама на свет появилась. А младшая, Катенька, способная к иностранным языкам, укатила в Москву и с первого раза, без чьей-либо помощи и поддержки, поступила в Институт международных отношений. Вот так, запросто, сибирская девочка, а скольким абитуриентам нос натянула! И училась хорошо, и устроилась после на престижную работу в один из банков, которые тогда, в конце перестроечных лет, возникали словно грибы после теплого дождя, но так же скоро и исчезали с горизонта. Нередко и воровским образом.
Вот оттого, наверное, и не сложилась жизнь младшей сестры, что неспособна она оказалась участвовать в глобальных обманах; коими в ту пору разве что и могла похвастаться Россия. Не потерявшая совести, а следовательно, и не нашедшая своей профессиональной удачи, она правильно, в общем-то, восприняла обрушившуюся на людей свободу в единственно понятном народу ее качестве — как свободу развязанных бандитских рук. Свободу воровства, лжи, откровенного грабежа страны, позже кокетливо названного обожравшимися жуликами приватизацией.
А тут добавились и домашние неприятности. Умерли родители. Не сложилась собственная семейная жизнь — разрыв с любимым человеком, в недавнем прошлом однокурсником, но, в отличие от нее, легко вписавшимся в новейшие рамки существования, усугубил личные неприятности. И Катерина, бросив в Москве все, вернулась в родные края, устроившись в обычной сельской школе учительницей французского и английского языков.
Вот за этим занятием и застал ее явившийся из столицы, чтобы без всякого для себя сомнения занять здесь губернаторский пост, генерал Орлов.
Этот момент показался Александру Борисовичу особо любопытным именно в интерпретации Людмилы Ивановны, поскольку он скоро понял, что все без исключения сведения, которыми та располагала, были определенно почерпнуты из информации младшей сестры. То есть, другими словами, никакими слухами и домыслами в этой семье не пользовались, предпочитая опираться в своих убеждениях исключительно на факты. А факты эти, в свою очередь, поставлялись прямо от первоисточника. Жизнь сестер для каждой из них тайны не представляла. Чистые и искренние отношения…
Но какое же место, интересно, занимал во всех этих откровениях генерал Орлов? И занимал ли вообще?
Как бы случайно заброшенный Турецким «крючок» Людмила, однако, не «проглотила», но посмотрела на него внимательно, словно проверяя себя, можно ли ему довериться, после чего уклончиво ответила, что об этом ей не известно. Известно было, это уже по ее изучающему взгляду и короткому молчанию понял Александр Борисович. Понял, но решил не торопить события, дойдет и до них очередь.
Итак, в городе появился новый человек, на которого сразу все обратили внимание. И будущие сторонники, и яростные конкуренты. Да и нельзя было не обратить. Слишком уж известная и по-своему яркая личность! А поступки, которыми он, собственно, и прославился — и в положительно, и, по правде говоря, нередко в отрицательном смыслах, — у многих были на слуху. К тому же и сам претендент на губернаторское кресло не пытался как-то приукрашивать свою жизнь и выпячивать и без того видимые достоинства, в то же время не скрывая от общественного мнения и некоторые отрицательные качества своего характера — чрезмерную жесткость иной раз, «упертость» в отдельных вопросах; приказной стиль руководства, присущий большинству профессиональных военных, и так далее. А если разобраться, то этих самых отрицательных качеств, о которых он открыто заявлял, у него на поверку оказывалось куда больше, нежели положительных — у его соперников.
И еще имелось одно обстоятельство, от которого генерал не хотел отказываться ни раньше, в местах его прежней службы, ни здесь, в Сибири.
За долгие годы у Орлова сложилась в принципе своя команда, с отдельными членами которой он расставался редко и по причинам, что называется, чрезвычайным. Иначе говоря, тут у него срабатывал железный принцип: абсолютное доверие к своим и долгое, придирчивое изучение чужих, желавших примкнуть к его кругу. С одной стороны, это было хорошо, ибо настоящая команда и должна являться как бы единым организмом. А с другой — плохо, потому что некритичное отношение руководителя к лицам приближенным уже само по себе порождало у тех чувство вседозволенности, что, в свою очередь, невольно толкало отдельных из них на совершение поступков не просто некрасивых, но и, как со временем выяснялось, даже преступных. Ничего не поделаешь, люди есть люди, некоторые способны немедленно делать выводы из совершенной ошибки, а другим необходимо для этого много времени. Да, собственно говоря, известно же — пока иной раз сам в дерьмо не вляпаешься, ничего вокруг себя не замечаешь и ничьих предупреждений не слушаешь. Разве что злишься на своих «советчиков». И вот в этом плане Алексей Александрович Орлов не составлял, к сожалению, счастливого исключения.
А между прочим, выдан был сей «пассаж» тоном твердым и уверенным. И, значит, исходил, вероятно, не столько из личных соображений Людмилы, сколько из твердых убеждений ее сестры, проработавшей рядом с новым губернатором практически полтора его срока, вплоть до странной и такой нелепой гибели. Причем служба эта ее началась буквально в те дни, когда генерал Орлов впервые появился здесь, на земле Восточной Сибири. И случилось это так.
Как было хорошо известно, о чем много писали газеты, сюда прибыл Орлов после целого ряда, мягко выражаясь, взлетов и падений. А чего было больше, это как еще посмотреть. Во всяком случае, его относительно недавняя громкая дружба, а затем и не менее громкий разрыв с кремлевской командой, после чего он начал уже единолично, если можно так выразиться, набирать себе политические очки на резкой критике того, что буквально накануне решительно поддерживал, сверхвысокой популярности в народных массах ему не принес. Да, несправедливо обиженных у нас привыкли жалеть. И пока Орлов «ходил» в «обиженных», он вроде и достоин был повсеместного сочувствия. Ибо заметного уважения к власти в середине девяностых годов основное население России уже не проявляло. В прессе, на митингах — другое дело, но ведь там и не весь народ вовсе. А в массе своей люди ощущали себя ограбленными и обманутыми пустыми обещаниями: вот, мол, придем, вот, мол, возьмем… Ну пришли, взяли. И чем вы лучше тех же большевиков, которые тоже обещали и обманули? Но тем не менее сочувствие к тому, кого эта же власть попросту «употребила и кинула», пользуясь бандитской терминологией, в России как бы врожденное. Но даже и к такого рода сочувствию в данном случае примешивалась изрядная доля гражданского скептицизма, а то и откровенного неприятия к претенденту на должность хозяина местного Белого дома, по причине той самой государственной политики, которая проводилась, опять же, при активном участии Орлова, особенно со стороны тех, кто воевал в Чечне. А это десятки тысяч изломанных судеб, это бесконечные семьи, потерявшие родных и близких. Так что, явившись в «не пуганные еще им края», первым делом отставной генерал должен был бы заниматься стремительным укреплением своего личного имиджа. Собственная команда, составленная из так называемых единомышленников, — это, конечно, для начала немало. Но только на первых шагах. Да и конкуренты его тихим нравом совсем не отличались. Значит, и борьба имела все шансы стать жестокой, бескомпромиссной и даже, в определенном смысле, показательной.
Орлов правильно рассчитал, что без поддержки избирателей, без активной агитации со стороны представителей местной интеллигенции, без конкретной финансовой помощи бизнесменов и промышленников богатейшего края ему просто не обойтись. А примеры массового использования такого мощного оружия, как пиар, были у всех на виду и в пояснениях не нуждались. Просто требовались грамотные исполнители, включая обязательно и местные кадры. Чем команда немедленно и занялась.
Вот так однажды и обратил кто-то из окружения генерала — кажется, это был сослуживец Орлова, полковник Рейман, — внимание на экономиста-международника, превосходно владеющего иностранными языками и вынужденного заниматься преподаванием в обычной сельской школе. А после короткого собеседования между генералом и Катериной Пшеничной последняя и стала едва ли не самой ближайшей его помощницей.
