Ознакомительная версия.
– А можно мне твое золотое колье? Красное с золотом супер-пупер, самое то! Можно? – Она смотрела на Нию, улыбаясь, уверенная, что та не откажет.
Ния кивнула – бери. Настя все равно не отцепится. Проста, примитивна, несет что попало… пургу гонит, как говорит Геннадий. Ния поежилась. Дернул же черт под руку позвонить, да и потом… посидели, поболтали и большой привет! Шла бы себе мимо. Никогда не нужно возвращаться, сказал кто-то умный. Ностальгия – вкрадчивый зверь на мягких лапах с острыми когтями. Хотя не в ностальгии единой, думает Ния…
– Спасибо, подружка! – Настя клюнула Нию в щеку. – Ох, и шиканем сегодня! Новый год! Люблю Новый год! Гена принесет музончик, говорит, у тебя полный отстой. Так хочется танцевать! Фотки наделаем! Помню, как твой Федор вышивал на вечерах! С ума сойти! Девки завидовали до зеленых соплей! – Настя заливается радостным смехом. – А потом на площадь елку смотреть! Ты кушать не хочешь?
Ния пожала плечами:
– Не очень.
– А я бы не отказалась! Принести тебе чего-нибудь?
– Принеси. Сыр есть?
– Всего полно! Сейчас! – Настя снова умчалась в кухню.
«Ладно, – сказала себе Ния, – пробьемся, никто пока не умер».
Ее вдруг обдало жаром, она вспомнила о Славе Тюрине…
…Геннадий вернулся около пяти, сильно не в духе и, похоже, нетрезвый. Хмуро поздоровался и протопал в гостевую комнату, где квартировали оба. Настя побежала следом.
«Сейчас подерутся», – злорадно подумала Ния и не ошиблась.
Она прислушивалась к злому отрывистому голосу Геннадия и слезливому бубнению Насти, пила кофе и ела сыр с крекерами; с лица ее не сходила довольная злая ухмылка. Допив, она пошла к себе на второй этаж. По привычке заперлась. Присела у трюмо и принялась себя рассматривать. Улыбнулась своему отражению, кивнула, вздернула подбородок, взбила волосы, прищурилась… Ей вдруг пришло в голову, что она не сидела перед зеркалом с тех самых пор, как арестовали Володю, и еще она подумала, как он там, в тюрьме… или в этом, как его, СИЗО, на нарах, в компании уголовников. Под Новый год… Она передала для него продукты, занесла Рыдаеву. Тут ей пришло в голову, что и она оказалась в компании уголовника. Эта мысль так ее поразила, что она замерла, уставившись на себя в упор… а еще Настя спросила: «Довольна?» «Ты довольна?» – спросила себя Ния. «Довольна? Все идет так, как ты хотела?» Женщина в зеркале покачала головой…
…Ния установила будильник на восемь вечера, сбросила джинсы и свитер и нырнула под одеяло. Закрыла глаза, отметив, что крики внизу прекратились – видимо, жених и невеста заключили хрупкое перемирие… надолго ли? Что же делать, подумала она привычно. Мысль эта билась в сознании постоянно: что же делать? Володя потребует развод, к гадалке не ходи, сделает проходимца Рыдаева своим доверенным лицом, определит ей пенсион… одним словом, даст пинка. Она несколько раз просила о свидании с мужем, но Рыдаев каждый раз, скорбно качая головой, говорил, что Володя не хочет ее видеть. Поди знай, может, врет и настраивает мужа против нее, ему выгодно устранить ее и остаться душеприказчиком… или как там это называется… управляющим имуществом. Хотя какое там имущество! Ни завода, ни фабрички, ни яхты, которую можно было бы сдать в аренду, – ничего больше нет. Счета в двух-трех банках, дом, квартирка в Вене. Остатки роскоши былой. Квартирка маленькая, две комнаты всего, зато в центре, недалеко от Оперы. Ее вдруг со страшной силой потянуло туда… скоро весна, там весна наступает в конце февраля, земля исторгает из себя темно-зеленые стрелы нарциссов, которые тотчас набухают бутонами; в марте зацветают неправдоподобно яркие примулы и розовые каштаны; потом анютины глазки… громадные клумбы одних анютиных глазок и гиацинты…
А дом продать, он ей не нужен. Да и Володе он не нужен. Федор… Ния вздыхает невольно, вспомнив Федора…
Что же делать, думает она привычно. Что, что, что?
Под эти мысли она медленно погружается в зыбкий теплый размытый сон…
* * *
Когда Ния проснулась, за окном было уже темно. Часы показывали без пятнадцати девять. Будильник не то звенел, а она не услышала, не то промолчал. Она потянулась и села в кровати. Снизу были слышны голоса. Она достала из шкафа синее шелковое платье, положила на кровать и отправилась в ванную…
Федор пришел в десять. Ния открыла ему, прижалась щекой к его холодному лицу. Он протянул ей цветы в толстой коричневой бумаге. Она развернула, это были три веточки розовых азалий. Ния почувствовала, что сейчас разрыдается. Он всегда дарил ей азалии… всегда… раньше…
– У тебя красивое платье. – Казалось, Федор ничего не заметил. – На улице метет и воет, я едва добрался. Такси сейчас не поймаешь. Как ты? Выспалась?
– А что, заметно? – Она попыталась улыбнуться. – Выспалась. А ты? Давай шарф! – Она взяла у него из рук черно-зеленый клетчатый шарф.
Они вошли в гостиную. Настя в красном платье, с золотым колье Нии на шее, радостно закричала:
– Федичка, привет! Как там за бортом, снег идет?
– Сыплет! Добрый вечер, Настя. Настоящая зима, я даже не ожидал. Красивая елка! Помогать нужно?
– Мне Генчик помогает. Садись, грейся. Или, хочешь, растопи камин.
– Я тебе помогу! – Ния потянула Федора к камину. – Последний раз мы зажигали его весной, в марте, кажется.
– А я люблю электрический! – заявила Настя. – От этого одна копоть. Электрический весь золотой, я видела в «Эпицентре», как игрушка, а этот страшный, черный… жуть! И воняет горелым деревом.
– Вот спички, зажигалки нет, – сказала Ния, протягивая Федору коробок. – Дрова классные, сухие, помню, горело, как на пожаре.
– Как на пожаре нам не надо, – сказал Федор, подпихивая смятую бумагу под поленья и поджигая ее. Он взглянул на Нию и встретился с ее серьезным взглядом. – Сейчас загорится!
Огонь вспыхнул, и жаркая волна ударила им в лица. Ния вскрикнула и отпрянула. Федор рассмеялся.
– А помнишь, как мы жгли костер на Магистерском? – спросила Ния. – И ночевали в палатке?
Федор кивнул, не сводя с нее взгляда.
– Я с тех пор ни разу не спала в палатке! И костра тоже не было… только камин. Камин – это прирученный костер, да?
– Да. Камин – это прирученный костер, – Федор улыбаясь смотрел на нее.
– О какие люди! – На пороге гостиной появился Геннадий с бутылками в обеих руках. – Привет, профессор! А я уже спрашивал, а куда это наш профессор подевался?
– Добрый вечер. Помочь?
– Давай стол раздвинем. Девчонки, доставайте тарелки!
Геннадий суетился, командовал, шарил в серванте, выбирая фужеры, шлепнул Настю, наказывая за нерасторопность… всячески изображал, что он здесь свой. Настя радостно вскрикнула и захохотала. Федор встретился взглядом с Нией, та пожала плечами. Это не ускользнуло от внимания Геннадия, и он помрачнел. Что-то носилось в воздухе, густело тучей, наливалось свинцом, грозило пролиться ливнем… уж очень разношерстная собралась компания.
Они уселись наконец. Часы в углу мелодично и чуть хрипло пробили одиннадцать.
– Провожаем старый год! – закричала Настя. – Мне шампанского! Федя, выключи свет, пусть одна елка!
Гостиная погрузилась в полумрак. Вспыхивали разноцветные фонарики на елке, потрескивая, горели поленья в камине. Огонь буйствовал, свиваясь жгутами, вспыхивая вдруг высокими языками пламени, рассыпаясь искрами; поленья, прогорая, оседали и шевелились, отчего казались живыми. Если долго смотреть в огонь, покажется пляшущая огненная саламандра…
Они выпили. Мужчины стоя; Геннадий по-гусарски, оттопырив локоть. Мизинец он тоже оттопырил…
– Салатик! – кричала раскрасневшаяся Настя. – Кому салатик! Мясо! Рыбку! Берите, ребята, у нас всего навалом! Федя! Генчик!
– Угомонись ты! – Геннадий окоротил Настю. – Орешь, аж в ушах звенит.
– Я ж как лучше! – оправдывалась сияющая Настя. – Вкусно? Салатик с орехами, из Интернета! У меня целая тетрадка всяких рецептов.
– Как она, жизнь, профессор? – обратился Геннадий к Федору.
– Нормально.
– Каникулы? Гулять будешь?
– Каникулы у студентов, я буду работать.
– Ой, только не надо нам вкручивать! Какая там у вас работа! С бумажками сидеть, двойки пацанам ставить? Я бы не смог, я люблю, чтоб весело и клевые чуваки кругом, побазарить люблю. Я однажды работал в турбюро, бывало, приходит лох, куда ехать, не знает, тут надо уметь впарить фуфло… думаешь, просто? – Геннадий обвел их взглядом. – Нет, браток, не просто. Я такую школу жизни прошел, мама не горюй! Меня задаром не купишь. Чего молчишь, профессор?
– Слушаю.
– Слушай, слушай, полезно.
– Федя тоже прошел школу жизни, – сказала Настя. – Он в милиции работал.
– Ты? В ментовке? – поразился Геннадий. – Это что же получается? Я в компании с ментом? – Он захохотал. – Скажи кому из корешков, ни в жисть не поверят! А потом, значит, на философию перекинулся? Или по здоровью списали?
– Так получилось, – скучно сказал Федор. – Здоровье в норме.
Ознакомительная версия.
