Ознакомительная версия.
– Каролине?
Ее голос прозвучал тонко и слабо, тоже не хотел просыпаться.
– Каролине, ты проснулась?
Из комнаты девочки не было ответа. Без пятнадцати десять? Каролине никогда так долго не спала. Обычно она вставала в семь – или, во всяком случае, просыпалась. Обычно она приходила в постель к родителям, обнимая своего плюшевого мишку. Лучшее время дня. Тихо лежать в кровати утром вместе с Каролине и ее мишкой.
– Каролине?
Сесилие пробралась дальше, глаза начали потихоньку привыкать к темноте. Вдруг она почувствовала что-то мокрое и липкое на полу. Что за черт! Она остановилась и подняла ногу. Осторожно потрогала ступню. На полу было что-то мерзкое. Она же только что вымыла его! Сесилие пошла дальше по мокрому и липкому полу и вошла в комнату Каролине. Потянулась к выключателю, но свет и тут не включался.
– Каролине?
Она быстро пересекла комнату и раздвинула шторы. Свет заполнил комнату, и Сесилие начала волноваться по-настоящему.
– Каролине?
Она не верила своим глазам. Каролины не было в кровати. На полу была кровь. Она не могла проснуться. Она наступила в кровь. Она все еще спала. Это все сон. Не надо было принимать это снотворное, это все врач настоял. Сесилие стояла посреди детской и ждала, когда проснется. Этот сон ей не нравился. Каролине не было в кровати. Без пятнадцати десять. На полу была кровь. Электричество отключилось. В доме темнота. Руки под свитером покрылись мурашками. Она хотела скорее проснуться. Скоро прозвонит будильник, – подумала она и укусила себя за губу.
Это просто сон.
Сесилие Мюкле была в шоке. Она даже не слышала, как где-то вдалеке зазвонил телефон.
Миа Крюгер сидела у окна в кофейне «Кафебреннери» на Стургате и пила уже второй кортадо за день. Она съела лепешку и выпила апельсиновый сок – у нее было жуткое похмелье, но она почувствовала, как тело медленно, но верно начало просыпаться после вчерашнего вечера с Сюсанне. Обычно она не читала газет, но сегодня почему-то решила сделать это, хотя заголовки убеждали ее воздержаться. Детоубийства, – так они решили называть это. Миа ненавидела, когда СМИ так делали, придумали названия и логотипы для дел об убийстве или исчезновении, для беспорядков и войн и для чего угодно. Они что, не понимают, что делают с читателями? Не понимают, что они сеют страх среди обычных людей? Гореть им всем в аду. Почему против этого нет законов? Наказаний? И кроме того, неужели эти идиоты не понимают, что тем самым они дают преступнику то, что он хочет, – внимание! До них не доходит, что такие люди хотят одного – внимания? На страницах всех газет. Детоубийства. Иногда ей было интересно, как они все это придумывают, эти журналюги. Интервью с детьми, их подружками и сотрудниками детских садов. Полиция в растерянности. Ей было интересно, откуда у них все это. Фотографии Паулине на пляже и на своем дне рождения с семьей. Фотографии Юханне на коньках и в бассейне с дедушкой. Миа покачала головой, но не смогла отложить газету. Подозреваемых нет. Страна в трауре. Фотографии с похорон. Фотографии цветов и свечей с мест, где их нашли. Письма девочкам. Плачущие дети. Плачущие взрослые.
Она отложила газету и допила свой кортадо. Зазвонил телефон?
– Миа, слушаю.
– Это Холгер. Ты где?
– В «Кафебреннери» на Стургате, что такое?
– У нас новое исчезновение.
Миа почувствовала, как волосы на руках встали дыбом. Она надела куртку и через несколько секунд уже была у выхода.
– Ты в офисе?
– Выезжаю отсюда.
– Захвати меня около «Севен-Элевен» на Плёенсгате.
– Хорошо.
Миа положила трубку и побежала к Янгсторге. Черт возьми. Номер три. Три черточки на среднем пальце левой руки. Нет, не в этот раз. Они рано спохватились. Новое исчезновение, и они уже ищут. Больше никаких черточек. Миа не знала, кем была новая девочка, но, пробираясь через толпу на пути к Торггате, она решила: эту девочку они найдут, прежде чем станет слишком поздно.
Она завернула за угол Янгсторге в тот момент, как черное «ауди» Холгера заехало на Плёенсгате. Миа забралась на переднее сиденье и быстро захлопнула дверь.
– Куда едем? – спросила она, запыхавшись.
– Дисен, – коротко ответил Мунк. – Дисенвейен. Сообщили десять минут назад. Андреа Люнг. Шесть лет. Пропала из своей постели. Обнаружил проснувшийся отец.
Мунк установил на крышу мигалку и нажал педаль газа.
– Он только сейчас проснулся?
Она посмотрела на время в своем телефоне.
– Очевидно, – пробормотал Мунк.
– Кто уже там?
– Ким и Анетте. Карри в пути.
Мунк раздраженно посигналил трамваю и паре пешеходов, которые зазевались на переходе.
– Тупые идиоты.
– Она пропала из дома?
Мунк кивнул.
– Странно. Две другие пропали из детского сада.
– Ну, давайте уже. Боже мой.
Мунк еще посигналил, наконец-то выбрался из потока и поехал в сторону Синсен.
– Дома только отец? Где мать?
– Понятия не имею, – пробормотал Мунк.
Зазвонил телефон, и он взял трубку. Он был краток. Не лучший день в его жизни.
– Да? Твою мать. Да, огради территорию. И быстро вызывай криминалистов. Что? Нет, на это мне плевать, это приоритет, и это место преступления. Мы будем через пять минут.
Он снова положил трубку и потряс головой.
– Анетте?
– Ким.
– Что нашли?
– Кровь.
– Кровь?
Он яростно кивнул.
– Возможно, это не наш преступник, – предположила Миа. – Почерк совершенно другой.
– Думаешь?
Последнее он произнес, не глядя на нее. Шестилетняя девочка исчезла из своей спальни в Синсен. Миа достала пастилку из кармана куртки. Можно было надеяться, что эти дела не связаны между собой. Три черточки на среднем пальце левой руки. Черт, не в этот раз. Они должны справиться.
Мунк опять посигналил, чуть не переехал парочку панков, которые и не думали прибавить ходу на «зебре», увидев перед собой полицейскую машину с мигалкой.
– Кровь девочки? – спросила Миа.
– Слишком рано говорить, криминалисты в пути.
– Ты знаешь последние новости о Баккене?
– Татуировка орла, да. Рогер и Ранди? Что-то слышал. Трансвестит?
– Похоже на то.
– Сейчас нам это не нужно. Не время.
Последнюю фразу он сказал не ей. Мунк пробормотал ее про себя со стиснутыми зубами, и выехал на Тронхеймсвейен к Дисен. Дисенвейен. Маленкие красные таунхаусы, проснувшиеся сегодня в ужасе.
– Что у нас тут? – спросил Мунк, выйдя из машины.
– Андрея Люнг. Шесть лет. Исчезла из своей комнаты. Кровавые следы по всей лестнице наверх и к ее комнате. Кровь в постели.
Ким почесал затылок, выглядел он серьезно.
– Где отец?
– В гостиной, – показал Ким. – Он совсем не в себе.
– Врач здесь?
Ким кивнул и показал на входную дверь. Не успели они зайти дальше гравийной дорожки, ведущей к дому, как показалась Анетте. Она держала в руке телефон и выглядела взволнованной.
– У нас еще одна.
– Что? – переспросил Мунк. – Еще исчезновение?
Анетте кивнула.
– Только что сообщили. Каролине Мюкле. Шесть лет. Пропала из своей комнаты в Скюллеруд.
– Твою мать, – сказал Мунк.
– Кровь? – спросила Миа.
Анетте кивнула.
– Ладно, – сказал Мунк. – Вы двое едете в Скюллеруд. Ким и я остаемся тут. Пошлите туда еще одну группу криминалистов.
– Они уже едут, – кивнула Анетте.
Мунк быстро взглянул на Мию. Он ничего не сказал, но она знала, о чем он думал.
Две в один день?
Две одновременно?
– Возьмем мою машину, – сказала Анетте и побежала вперед Мии к красному «пежо», припаркованному у тротуара.
Журналист из газеты «Афтенпостен» Миккель Волд только что получил одну из своих статей по интернету и был относительно доволен результатом. Все прошло так быстро, он почти не успел просмотреть корректуру перед отправкой. Он несколько раз пролистал статью в готовом виде: ошибок нет, все выглядело хорошо, к счастью. Последнее прощание с Паулине. Он был на похоронах днем ранее вместе с двумя коллегами. Им нужно было сделать большой заголовок на обложке, но его работа заключалась в другом. Обычно они работали раздельно, для бумажной газеты и для интернет-издания, но не в этом деле: все делают все, опережая других – это стало новым девизом, и он заметил, что конкуренты делают то же самое.
Церковь Шёен была полна посторонних людей. По желанию семьи всех журналистов попросили подождать снаружи, но не все послушали. Миккель Волд видел многих своих коллег из других газет, шныряющих между родственников, друзей и соседей погибшей. Они, конечно, работают в жесткой сфере, но это уже слишком. У «Афтенпостен» над делом работала хорошая команда. Молодцы. Талантливые журналисты. У них было молчаливое согласие держать информацию при себе. Не раздувать дело. Быть внимательнее. Не совать любопытные грязные носы в глубокие раны. Так, как делали некоторые их конкуренты.
Ознакомительная версия.
