– Так нужно, – прервала я ее, – чувствую, что эту парочку нельзя отпускать просто так. И к тому же – мне просто до смерти надоело.
– Что?
– Да все! – воскликнула я. – Вся эта история, в которой я ровно ничего не понимаю... Меня бесит то, что все происходит вне моей воли и понимания. Теперь вот эти двое... Нет, пора кончать с загадками...
– Ладно, – согласилась Даша, – насчет того, что загадок слишком много – это ты прямо в точку попала. А как мы поедем с этими двумя?
– У меня, кажется, что-то наклевывается, – сказала я, – что-то вроде плана...
Голова болела тяжело и мучительно, как будто бы в ней медленно проворачивали скрипучий жернов. Васик долго отмывал засохшую кровь с лица, потом долго сидел в остывающей ванне, уставившись на голубую недвижимую воду у своих ног, упирающихся в холодное и скользкое эмалированное покрытие ванной.
Не дававшая покоя мысль о его сегодняшнем свидании с полуживой Ниной, да еще постоянно давящая дума о Пете отравляла мозг и наполняла свинцовой тяжестью все тело и, казалось, все пространство квартиры Васика.
Неохотно поднявшись из ставшей уже совсем холодной воды и с отвращением растеревшись махровым полотенцем, Васик оделся и вышел на балкон, но выяснилось, что темный воздух за пределами квартиры тягуч и тоже намертво пропитан свинцовыми испарениями.
Васик вернулся в комнату, опустился в кресло и закурил.
«Странно, – подумал он, – состояние такое, будто я схожу с ума... Как будто тысяча безумных теснятся в этой комнате и беззвучно рвут зубами плоть друг друга, но ни одному из них даже и не приходит в голову, что, кроме меня, здесь никого нет»...
На кровати Васика спал смертельно уставший за бессонную ночь Витя. Васик посмотрел на него и снова закрыл глаза. Хоть минуту отдохнуть.
* * *
Как только они с Витей поднялись на этаж, где располагалась квартира Васика, дверь квартиры напротив открылась и оттуда показалась соседка Васика престарелая Надежда Ивановна, несмотря на ранний час, нисколько не заспанная.
– К тебе менты приходили, – сообщила Надежда Ивановна Васику, с интересом оглядывая его спутника, которого никогда раньше не видела, – спрашивали где ты... Повестку тебе оставили – велели сегодня явиться к ним.
Соседка указала на клочок бумажки, торчащий в щели Васиковой двери.
– Ага, – сказал Васик на это.
– А еще... – Надежда Ивановна понизила голос до шепота и заговорила быстрее, – сегодня опять пальба была в подъезде. Ментов-то вызвали, а они приехали и ничего не нашли...
– Ага, – сказал Васик, уставший до того, что едва ли понимал, о чем ему говорят.
– А где это тебе опять морду разбили? – поинтересовалась Надежда Ивановна и, не получив на свой вопрос ответа, продолжала:
– Странное дело – пальбу все соседи слышали. И хрипы, и стоны слышали, а никого не нашли убитым. Выйти и посмотреть, что происходит – побоялись, конечно... А что – убьют в запале и все. И никто отвечать не будет... Так никого и не нашли. Засекли, правда, машину какую-то... большую красную, но ничего больше. Машина, как сквозь землю провалилась.
– Ага...
– Так менты и уехали, – закончила Надежда Ивановна, – поругались только. Говорили – из-за ничего вызывают. Говорили – телевизора насмотрелись. Никаких ведь следов не осталось. И никого не видели. Только машину и людей каких-то... мельком. Лиц никто не запомнил.
Надежда Ивановна внимательно посмотрела на Васика и добавила:
– А я вот точно слышала, что стреляли. И крики слышала. А телевизора я не насмотрелась – он у меня еще третьего дня сломался, так что нечего мне тут говорить про телевизор.
– Ага, – снова сказал тогда Васик.
* * *
«Это хорошо, – подумал Васик, сидя в кресле и глядя на спящего Витю, – что никто ничего не заметил сегодня – когда пальба была. У нас так всегда – как что услышат – ухо к замочной скважине приставят, а выйти и разобраться – побояться... Очень удачно, что никто не засек меня тогда у подъезда... Да и что тут удивительного – джип Вити стоял рядом – до него бежать секунду. А побоище просходило на промежуточной лестничной площадке, где никаких квартир нет. Только мусоропровод. Странно вот что – почему не нашли трупов убитых? Я ведь своими глазами видел, как все происходило – бах! Ба-бах! Ба-ба-бах!!! И два трупа рядышком... Ладно. Сейчас не об этом надо думать, а о другом. О том, как мне вытащить из лап бандитов моего Петьку. Витя говорил, что что-то выяснить смог... Только не рассказал – что именно. Сразу рухнул на кровать и уснул. Устали, конечно. Говорил, что план у него есть – по дороге ко мне успел его разработать. Интересно послушать, что там за план»...
Васик поднялся с кресла, подошел к кровати и тронул за плечо Витю. Тот тут же вскочил – так стремительно, что можно было подумать, будто Васик его окатил холодной водой из ведра.
– А?! – вопросительно гаркнул Витя хриплым басом. – Чего тут?..
– Два часа спишь, – сообщил Васик, – пора действовать. Ты говорил, что у тебя план есть.
– Сколько времени? – встрепенулся Витя.
Васик ответил.
– Действительно... – Витя цокнул языком и протер кулаками воспаленные глаза, – чуть не проспал. Хорошо, что ты меня разбудил. А то я так намаялся, что сутки, наверное, проспал бы...
– Ты говорил, у тебя план есть... – повторил Васик.
Витя зевнул и энергично потряс головой, приходя в себя после сна.
– Есть, – подтвердил он и поднялся. – Поехали. Я тебе все по дороге объясню. Времени действительно очень мало. Надо успеть.
– Куда? – спросил Васик.
– По дороге объясню, – снова сказал Витя и добавил непонятно, щелкнув пальцами:
– Алле, гоп!
* * *
В ту самую минуту, когда в находящийся в квартире Васика Витя проговорил странное «Алле, гоп!», в подмосковной Черноголовке, в подвале одного из новых девятиэтажных домов, хрустнув комочком серы, взорвалась и загорелась спичка. Желтое пламя на миг осветило бледное и изглоданное – словно неживое – лицо, надвинутую по самые брови черную спортивную шапочку и обшарпанный воротник затертой болоньевой куртки... и погасло.
Человек в спортивной шапочке, прикурив, отбросил сгоревшую спичку в угол подвала и глубоко затянулся. Выдохнув дым, он зажмурился от удовольствия, потом спохватился и вчастую докурил и так коротенький окурок, подобранный им несколько минут назад в подъезде у двери, ведущей в подвал.
Докурив, он уронил окурок под ноги и, двигаясь в темноте наугад, прошел к противоложной стене, пошарил рукой по ее сырой поверхности, ударил кулаком и выбил большой четырехугольник желтого света. Он шагнул туда.
Прикрыв за собой подвальную дверь, человек в черной спортивной шапке оказался в подъезде. Там он, не оглядываясь, прошел к лестнице и начал подниматься вверх.
«Четвертый этаж, сорок пятая квартира»...
Он не знал, откуда в всплыла в его голове эта мысль – этаж и квартира – так же, как не знал, где он находится, зачем он здесь и кто он.
Четвертый этаж, сорок пятая квартира...
Он увидел возле двери сорок пятой квартиру черную подушечку электрического звонка и крепко прижал ее пальцем.
– Кто там? – спустя минуту глухо донесся из-за двери сиплый голос, – кого в такую рань несет-то?..
– Почта, – ответил человек в черной спортивной шапке, сам не зная, почему проговорил это слово. Второе слово тоже возникло у него в мозгу непонятно откуда, – телеграмма.
– Чего? Какая?..
Закряхтел замок, и в проеме двери сорок пятой квартиры показалось пухлое лицо. Правую щеку пересекали розовые полоски пролежней.
А человек в черной спортивной шапочке будто проснулся. Он замычал, вспоминая что-то очень важное, а когда вспомнил, поднял грязный кулак и ударил открывшего дверь в лицо.
Хозяин квартиры недоуменно крякнул и отлетел вглубь коридора.
Человек в черной спортивной шапочке шапке шагнул за ним и плотно прикрыл за собой дверь.
– А?.. Кого?.. – тихо хрипел на полу, пытаясь подняться, хозяин квартиры. Домашний халат его распахнулся, и шелковый пояс вился по полу, как змея.
Человек наклонился и, схватив пояс, быстро затянул его на шее упавшего.
Задушив хозяина квартиры, человек в черной спортивной шапочке перешагнул через его труп, прошел на кухню, постоял минуту в задумчивости перед белым-белым холодильником, медленно потянул было на себя дверцу, но вдруг замер.
– «...орок ...атая...,» – донеслось невнятное откуда-то из глубины квартиры.
Он повернул голову, осматривая кухню, глаза его остановились на огромном кухонном ноже, косо лежащем на столе. Он взял нож и, смотря в пол, пошел туда, откуда раздавались непонятные звуки. В спальню. В коридоре он вновь переступил через труп задушенного им хозяина квартиры.
«Сорок пятая! Сорок пятая квартира!» – громко шептала в трясущуюся телефонную трубку сидящая, как в сугробе, в ворохе белоснежных простыней на огромной постели пятнадцатилетняя девочка.
